Высокий титул - Юрий Степанович Бобоня
И вот тут-то я самым категоричным образом заявил:
— Семен Прокофьевич! Бабке Беснихе нужно немедленно отпустить шиферу, иначе дело плохо!
Председателя как по уху ударили. Он прохрипел:
— Что-о-о?!
Я понял, что говорить больше ничего не надо и молча протянул, а точнее — всунул ему в руки письмо и фотографию. Семен Прокофьевич прошелся вокруг стола два раза, на ходу поглядывая на письмо. Остановившись, цепко уставился на карточку. Смотрел минуты три. И — шепотом:
— Думаешь — того? — он начертил у себя над головой пальцем несколько витков.
— Наверняка.
— И как этот Санька туда пробрался? — недоверчиво спросил он самого себя. — Первый же обормот в Красномостье!
И опустился на стул. Я указал на строки про «немоту» и «глухоту»:
— Тут вот почитайте!
Голомаз прочел трижды и выдавил:
— А?
— Ага.
— М-м-м…
— Вы понимаете, товарищ Голомаз! У бабки внук, фактически сын, космонавт, — а крыша в доме у космонавта худая! Это ж международный скандал! Что скажет Никсон!
— Ты меня не учи… — забубнил Голомаз в угол кабинета. — Старая ведьма!.. Что?
Я промолчал.
— Василия сюда! — гаркнул он.
Жулик вытянулся перед столом своего начальника.
— …Немедленно заложи Рюрика и самолично отвези Беснихе сто шиферин! — ударом кулака об стол он как бы наложил резолюцию на свое скоропалительное решение.
Васька выпучил глаза:
— Грабеж у нас ноне… середь бела дня, Прокофьич!
— Выполняйте!
Ваську как ветром сдуло. Я хотел тоже улизнуть, но Голомаз остановил меня:
— Как думаешь, в случае чего, встречу организовать нужно? Со всеми почестями, как положено!.. Прессу пригласим, оркестр из райцентра…
Не ожидая ничего подобного, я слегка струсил:
— Вообще-то, знаете ли… Тут дата нужна точная и потом…
— Решено! Митинговать буду я!.. А цветочки, разные там песенки, стишата и поздравления — твоя забота, а также вверенного тебе коллектива! Распланируй!..
«Н-ну, дела-а-а! — сокрушался я по дороге к дому. — Как бы не вышла мне боком эта «космическая проблема»!.. Ишь, распланируй… А с кем?.. Ну что ж, поживем — увидим…»
День двадцать второй
Председатель колхоза Вадим Сергеевич Варавин слыл на селе очень уважаемым человеком. Я уже знал о том, что он «с царьком в голове», что рожден хозяйственником и, бывало, на колхозном собрании перечислял наизусть десятки фамилий колхозников и сумму (с точностью до копейки!) заработанных ими денег в году. Случалось, что Сухоречка после дождя выходила из берегов и затапливала на лугах стога сена. Тогда Варавин подсчитывал в уме, сколько пропадет сена в основании каждого стога, который примерзнет к земле, едва только хватит мороз. Но виду не подавал, что на сердце у него тяжело — крестьянская жизнь не любит слабых, сшибает с ног…
Когда я пришел вправление, Варавин был у себя. В большом кабинете председателя голубым светом весны освещены чинные ряды стульев вдоль стен, карта колхоза, телефон и будильник на письменном столе, за которым и сидел председатель колхоза.
Это был совсем маленький человеке тяжелым подбородком и с глазами, давящими холодком. Лицо красновато и, пожалуй, несколько большеносо.
— Милости прошу, присаживайся… — голос чуть с хрипотцой, очень тихий, заставляющий прислушиваться с особенным вниманием.
— …Наслышан, наслышан о твоем приезде, а о делах пока, конечно, рановато!.. Скажу сразу: к зиме будет отстроен новейший Дом культуры, наш — колхозный! И если ты не сбежишь от нас, не утратишь интересу мы тебе будем платить в два раза больше!
— Спасибо, но я о сегодняшнем клубе хотел поговорить…
— А что о нем говорить?.. Разве помимо клуба дела сейчас нет? Вон, с наглядной агитацией у нас завал по всему колхозу… Ну пойми сам: все сводки да сводки в районных газетах… А все ли их читают? А если и читают, то не каждый сразу в длинных списках сводок отыщет свой колхоз… Так что ты сразу выбирай правильную дорогу, чтобы идти наверняка…
— Но что от меня требуется, я пока…
— А тебе на это много не потребуется! В первую очередь тебе должно быть важно не только то, что вокруг хозяйства делается на бумагах и арифмометрах… И не приоритеты, бог с ними, а людская заинтересованность, колхозная прибыль… Скажем, напишешь ты плакаты, оформишь все в диаграммах и везде — на сто процентов. Глаз, конечно, радуется, но ты должен знать, что бумажная правда не стоит ломаного гроша!.. Надо прислушиваться к людям и, внедряя эту самую агитацию, надо помнить о них. В этом вся соль твоего дела!.. А люди у нас, что твой барометр… И вот, когда ты узнаешь каждого — сам поймешь, где правда, а где кривда и где нужный лозунг или концерт той же агитбригады… Это одна сторона дела, так сказать, каждодневная и организационная. Я надеюсь, ты понял? — Варавин пристально, изучающе посмотрел на меня. — Другая сторона — это сторона, касающаяся… Как бы лучше выразиться, искусства, или твоего активного творческого начала… Сам-то я практически не смогу и частушку спеть, но теоретически прикинуть могу… Ты бывал в больших городах?
— Сам горожанин.
— Что ж на твой взгляд ценится больше всего в концертах и сокровищницах любого музея?
— Ну, если судить о программах концертов, то дело прежде всего в…
— Тут дело! У нас в селе! — Варавин прихлопнул ладонью по столу, не дав мне ответить на его вопрос. — Одежда, вышивка, резная красивая утварь, костюмы и обряды, хороводы там разные, которые умели водить на лапотошной Руси, той самой Руси, что породила Шаляпина и Есенина, Пушкина и Кольцова!.. Ведь не от пластинок же и магнитофонов они зародились? Они от нас — сельских жителей!.. Мы же, порой, колыбели настоящего искусства рушим всякими джазами и «измами»! Рушим ведь? Рушим!.. Вон у соседей, в Родничках, проходило расширенное совещание животноводов… Ну и наши, стало быть, приехали… А после — концерт нам показали… Так их завклубом, тоже дипломированный, насобачился петь не то на итальянском, не то на английском языке!.. Три пота согнал, но выдал такую программу, что у меня голова ватной сделалась… А уж оркестр!.. Но уж если мы отстроим дворец, то в нем столько комнат сделаем, чтобы каждая стала маленькой колыбелькой: тут певцы, там танцоры, а там резцы или кружевницы… Да-а-а… Тут тебе и карты в руки…
— Но это, когда отстроим! А что же сейчас?.. Я ведь к вам зачем шел? Дайте наряд, и пусть женщины произведут побелку в клубе. Там же…
— Знаю! — Варавин закурил и как бы не заметил моей просьбы. — Ты уж не суди, что я сразу тебе все высказал. Привычка! Не то забудешь
