Таксопарк - Илья Петрович Штемлер
Все так и было. И дуб, и черная влажная скамья с трещинками, поросшими зеленой плесенью. А в углу кто-то неровно вырезал ножом «В + П = до гроба»… Здесь, на скамье в больничном парке, этот символ обретал особый смысл.
Тарутин присел на скамью, прикрыв спиной вырезанные буквы.
Папиросный дым поднимался вверх, выворачивался, распадался, принимая за короткий срок своей жизни облик то дерева, то хижины, то человеческого лица со смутно знакомыми чертами…
Тарутин все чаще ловил себя на мысли, что с годами он забывает, как выглядела его покойная жена. И если бы не маленькие паспортные фотографии, что лежали в его столе, он и вовсе забыл бы ее облик. Прожили они всего два года. До удивления одинаковые два года — утро, день, вечер, ночь… Любил ли он ее? Непонятно. Когда она умерла, а умерла она тихо, не заметно, как и жила, Тарутин обнаружил, что ничего не изменилось: те же утро, день, вечер и даже ночь. Точно она вошла и вышла…
Как она непохожа на суматошную Марину. С ее изменчивым настроением. Копной черных путаных длинных волос. Торопливой речью, когда кажется, что слова не следуют чередой согласно правилам грамматики, а наскакивают друг на друга, словно враги. В то короткое время, что они виделись, Тарутин чувствовал, что заболевает странной болезнью, когда хочется орать, стучать, что-то доказывать. Он крепился изо всех сил…
Дня два он приходил в себя, но затем испытывал желание вновь видеть Марину. А Марина его встречала так, словно не было почти недельного перерыва. Она даже не отвечала на его приветствие, тотчас швыряя в Тарутина слова, будто не после точки, а после запятой. И слова ее вновь разбегались по маленькой квартире как угорелые, наскакивая на банку кофе, на новый брючный костюм, на какого-то зануду Николаева, начальника Марины… Словом, на все, что являлось объектом внимания Марины в данную секунду. И как Тарутин ни сопротивлялся, его каким-то образом затягивала эта бешеная пляска слов, он старался не очень отставать. И поэтому весьма утомлялся. У него был другой характер…
Тарутин поддел носком желтый покоробленный лист. Перевернувшись, лист стал похож на пепельницу.
Скрываясь за высоким кустарником, проехало такси и остановилось у больничного подъезда.
Вскоре по каменным ступенькам поднялся парень в спортивном кепи с длинным козырьком. Тарутин узнал его. Это был Женя Пятницын, комсомольский секретарь парка. Приехал навестить Валеру. Тоже забот хватает у парня, не позавидуешь. Но молодец, хлопочет…
Тарутин поднялся.
Надо возвращаться в парк. На сегодня намечалось еще два серьезных вопроса: совещание с начальниками колонн и совещание в управлении горавтотранса. Вызывались директора всех парков. Тарутин не любил совещаний в управлении, ничем хорошим эти совещания не заканчивались. Совещания никогда не проводятся ради послабления, наоборот, ради закручивания. Но, как ни странно, после каждого последующего закручивания предыдущее казалось послаблением. Забавная человеческая психология…
Тарутин сбросил пепел в желтую ладонь листа и вновь втянул в себя горьковатый дымок. И тут совершенно четко он понял, кого напоминает зыбкий табачный дымок — ту самую Викторию Павловну, «просто Вику». Женщину, которая забыла в такси сумочку. Он ясно видел ее подсиненные глаза и чуть приподнятую верхнюю губу.
2Тротуары были заполнены людьми. Казалось, их удерживает вдоль поребрика мощное магнитное поле. Временами на каких-то участках поле ослабевало, и людей выносило на мостовые, а некоторые вообще перебегали улицу, как эта женщина — бежит, повернувшись затылком к автомобилям.
Сергачев надавил на педаль. Тормоза нервно вскрикнули.
Женщина испуганно засучила ногами, не решаясь выбрать направление, наконец рванулась в сторону, грозя Сергачеву белым, как сырой крендель, кулаком. Сергачев едва удостоил ее взглядом — он оценивал небольшую очередь, что выстроилась на стоянке у кинотеатра на противоположной стороне: стоит заруливать или проехать дальше, пользуясь тем, что разворот метрах в двухстах отсюда…
Первым вытянулся военный с портфелем в руках. За ним старуха с огромным чемоданом у ног. Остальных разглядывать уже ни к чему…
От военного выгоды мало, известное дело. Военные расплачиваются строго по счетчику, а если и оставят гривенник, так с видом генерала, вручающего орден. К тому же душу вымотает, оговаривая все повороты и переулки, выбирая короткий путь. Не любят военных таксисты, правда, не всех, солдаты — другое дело, у них душа нараспашку, только толку от них мало… Ну а старушка известное дело! Хотя иной раз попадаются такие старушки, будьте нате! Но эта не такая, у Сергачева глаз наметанный…
Кто-то справа от тротуара махнул рукой — не стоит останавливаться, паренек-пэтэушник: пусть едет в автобусе, здоровее будет, локтями поработает. Общий массаж укрепляет организм…
За углом, метрах в трехстах отсюда, ресторан «Ладья». Правда, в это время дня клиент там жидковатый, все служащие. По обеденному меню: комплекс с киселем — полтинник. Отобедают и всей компанией сбрасываются на такси по гривеннику… Но все может быть, вдруг и заплывет какой-нибудь кит! Да и холостой пробег пустяковый — до разворота и обратно, на стоянку у кинотеатра метров четыреста, явно больше, чем до ресторана «Ладья»…
И Сергачев повернул за угол. Стеклянная тарелка с буквой Т словно мишень над тротуаром. Первыми в очереди четыре девушки, наверняка «комплексный обед». За ними — мужчина с дамой… В зеркало заднего вида Сергачев заметил, что его нагоняет салатовая «Волга», и сбавил скорость. «Волга» обошла его, призывно мигая поворотным сигналом. Кажется, Григорьев за рулем. Вот пусть он и подберет этих четырех козочек, не жалко. Григорьев работает, как трамвай. Сергачеву такая роскошь ни к чему. Правда, девочки довольно приятные с виду: коротенькие плащи, сумки через плечо… Пусть порадуется старичок. А Сергачев за время простоя покидал рублишки в парке, компенсировать надо.
Девушки бойко расселись, и Григорьев освободил стоянку.
Теперь все дело в сноровке. Надо так подать машину, чтобы женщина села первой, а мужчина справа от нее, ближе к рабочей двери[2]. Сергачев проехал ровно столько, сколько было необходимо, и, проворно обернувшись, приоткрыл дверь. Да так, что отпихнул ею гражданина от его спутницы, и женщине ничего не оставалось, как первой проникнуть в салон. Следом уселся мужчина, не
