Илья Штемлер - Таксопарк
Мальчик уперся рукой о переднее сиденье, словно защищая мать от всех этих мужчин. Вытянув тонкую шею, он нетерпеливо глядел на дорогу.
— Молодец пацан, — произнес Сергачев. — Чуть под колеса не бросился.
— Он у меня работящий, — тихо согласилась женщина. — Вы уж извините…
Борька передал коробку с тортом Вовке, тот закинул коробку к заднему окну, где уже позвякивали бутылки.
Осенние листья, словно солнечные сколки, падали на капот, липли к лобовому стеклу. Сквозь густой рык машины слышались птичьи голоса, а в приоткрытое окно тянулся упругий, настоянный запах леса.
Борька вытащил было сигареты, по передумал и отправил их обратно в карман. Потом извлек какой-то яркий значок на цепочке и протянул мальчику.
— Держи. На память.
Мальчик принял значок, поблагодарил. Хотел было показать матери, искоса поглядел на нее, вздохнул и, крепко зажав в кулачке значок, вновь уставился на дорогу.
Сергачев уже совсем успокоился. Действительно, в каких-нибудь десяти километрах от города, но в стороне от расхожих шоссейных дорог — и уже хоть умри.
— Дяденька, может, газанете, а? — В ухо Сергачева прошептал мальчик.
Лицо женщины покрылось испариной, она кусала губы, впиваясь зубами в белесую сухую кожу.
— Что, мать, невтерпеж? — участливо произнес Сергачев.
— Мочи нет, — ответила женщина, словно голос водителя разрешал ей держать себя посвободней. — Опять начинаются, проклятущие.
— Скоро доедем, еще километра три.
Только опытный гонщик мог оценить сейчас мастерство Сергачева. Дорога, скрученная корнями деревьев, вся в выбоинах и валунах, казалась ровным паркетом. Лишь бешеная пляска красной полоски на спидометре свидетельствовала о виртуозности водителя.
— Ой! — в голос вскрикнула женщина. — Останови! Не могу! Начинается…
— Что начинается? — испуганно произнес Вовка.
— Мамочка! — закричал мальчик.
— Рожать начинает. — Сергачев перекинул ногу на тормоз.
— Как это рожать начинает! — воскликнул Вовка. — Ты что, тетка, с ума сошла? Потерпи немного.
Короткие сильные пальцы женщины вдавились в кожу сиденья.
Сергачев выскочил из машины и распахнул дверь — может, свежий воздух поможет ей.
Женщина медленно, согнувшись, выползла из машины и медленно опускалась на землю. Сергачев подхватил ее под руки.
— Уйдите… Уйдите все, — шептала женщина. — Игорька уведите, Игорька…
Она вцепилась руками в землю.
Трое мужчин и мальчик стояли беспомощные и растерянные.
— За доктором поезжайте… Оставьте меня, — шептала женщина.
Сергачев бросился к машине.
— Послушай, — Вовка ухватил его за рукав. — Я не смогу тут. Боюсь. — И он полез в машину.
Сергачев схватил Вовку за грудь. Здоровый, высокий парень обмяк в его руках.
— Прошу тебя… Я серьезно. Боюсь, — бормотал он торопливо, глядя на Сергачева умоляющими собачьими глазами. — Лучше я сам съезжу за доктором, прошу тебя…
— Водить умеешь? — после секундного раздумья спросил Сергачев.
— У меня такая же.
— Ладно. Бери пацана, покажет. Дуй!
Сергачев торопливо принялся снимать спинку заднего сиденья. Взгляд его упал на сетку с бутылками. Он подхватил и сетку.
— Зачем? — удивился Борька.
— Не бензином же нам руки мыть, — буркнул Сергачев. — Все может быть…
Он швырнул спинку сиденья на землю.
Повернув колесами, машина сорвалась с места и запрыгала по кочкам. «Плакали новые пружины», — тоскливо подумал Сергачев и опустился на корточки.
— Потерпи, мать, будь другом… А если что, придется уж нам, не обессудь…
Женщина посмотрела на него далеким, туманным взглядом.
— Отпускает вроде…
— Вот и хорошо… А то перенесем тебя на диванчик, не на земле же лежать. — Он придвинул спинку к стволу лиственницы.
Затем вдвоем с Борькой помогли женщине перебраться.
— Фу! Точно мина замедленного действия, — улыбнулся Борька.
— Вполне образное сравнение, — согласился Сергачев. — Дай закурить, адмирал. Авось обойдется.
Несколько минут они молча курили, стараясь не смотреть в сторону лиственницы.
— Откуда у твоего кореша «Волга»? — спросил Сергачев.
— В Африке работал. Привез.
— Ясно. А сам откуда?
— Я? Из Оренбурга. И он из Оренбурга. Земляки мы.
— Женат?
— Числюсь.
— Понятно, — ответил Сергачев.
Он все прислушивался. Потерпеть бы ей с полчаса самое большое. Должны же они обернуться…
— Шофер, — послышался тихий, точно из шелеста листьев, голос женщины.
Сергачев обернулся.
— Ты вот что, шофер… если уж придется… Ты старайся ноги мне согнуть и на спине удержать… Я вырываться буду, а ты удерживай на спине да ноги сгибай в коленках… Тесьму приготовь, пуповину перевязать. Шнурок ботиночный, что ли… И ножик.
Борька кивнул, что есть ножик. И вздохнул, затравленно глядя на дорогу.
— Ладно, мать, усек. Обойдется небось. Поспеют, — проговорил Сергачев.
— Это я так, извини меня. — Женщина стыдливо прикрыла глаза. — А теперь не гляди, отвернись…
Сергачев почувствовал, как жар выкуренной сигареты тронул кончики пальцев. Загасил, бросил.
— Ну и работа у тебя, шеф. Не позавидуешь, — проговорил Борька.
— Королевская. Ничего не делаешь, катаешься в свое удовольствие, капусту шинкуешь…
— Упаси бог мне такое катанье. Лучше в море качаться. Куда спокойней.
Сергачев прислушался: стонет вроде.
— Стонет. — Борька тоже не решался обернуться. — И ты боишься, шеф?
— А что я, не человек?
Тут тишину леса взорвал долгий страшный вой, звериный, дикий, с перекатами, с болью. Сергачев побледнел. Он почувствовал прохладу испарины на лбу и щеках…
Борька сорвался с места и бросился бежать в ту сторону, куда ушла машина. И Сергачев вдруг поймал себя на том, что бежит следом. Остановился. Крикнул Борьке. И тот остановился, испуганно глядя на Сергачева…
Потом они оба повернули и пошли навстречу этому страшному вою, осторожно, точно по раскаленному песку.
Рот женщины был перекошен, обнажая бледные десны. Голова тряслась, откидывая паклю волос. Она царапала землю руками и била кулаком…
— Убирайтесь! Бесстыжие… У-у-у-а-а-а… Гады! Звери! Колька, гад! Колько-а-а-а, — только и можно было разобрать в ее глухих стонах.
— Мужа, что ли, вспоминает? — произнес Сергачев.
Женщина, словно скрываясь от взгляда мужчин, скатилась со спинки сиденья, встала на четвереньки и, косолапо подгребая ногами и руками землю, поползла к кустам.
Сергачев подхватил спинку сиденья, бросился за ней. Швырнул спинку на землю, обхватил ее горячие плечи и рывком завалил на спину. Женщина вырывалась, обкладывая Сергачева последними словами.
— Помоги же! — крикнул Сергачев.
Борька бестолково пытался ухватить ее за ноги, за руки, за голову…
— Ноги сгибай, ноги! — орал Сергачев.
— Вырывается! — орал в ответ Борька.
— Дай я… А ты держи руки.
Сергачев схватил ее ноги и попытался заломить в коленях…
Женщина старалась ему помочь, но это ей удавалось с трудом.
— Сейчас родишь, ну, пожалуйста. Ну постарайся! — кричал Сергачев в ее перекошенное большое белое лицо…
И тут он вспомнил, что надо было бы руки привести в порядок. Он оставил женщину, метнулся к сетке, рывком вытащил бутылку водки, сорвал головку…
«Спокойно, спокойно… Главное — взять себя в руки…»
Водка родниковой водой уходила в землю.
«Кому сказать, не поверят — своими руками, в землю», — усмехнулся Сергачев и, удивительно, почувствовал себя спокойней, уверенней…
— Шеф! — заорал в ужасе Борька. — Что это?!
Сергачев скосил глаза и вздрогнул.
— Что это, что это? Не понимаешь? Рожает… Что-то уже выходит…
Огромный живот женщины судорожно вздрагивал, словно кто-то кувалдой молотил изнутри. Она еще сильнее колотила по земле руками. Глаза, белые, квадратные, потонувшие в слезах, казалось, сейчас вылезут из орбит…
— Ноги ей держи теперь, ноги… А я принимать буду, — спокойно произнес Сергачев.
Это спокойствие передалось Борьке. Он уже не обращал внимание на ее вой и старательно делал все, что приказывал Сергачев.
— Сам он не вылезет, помочь надо, — решил посоветовать Борька.
— Понимаю.
— Делай, как находишь нужным. Спрашивать не у кого. Талию приподними, удобней вроде, по ходу…
Они успокаивали друг друга. Ругали женщину. А та ругала их… Ей было не только больно, но и стыдно.
Пузырь прорвался, и Сергачев ясно увидел сморщенную, сырую, как кусок мяса, и все же человеческую голову…
Женщине, возможно, стало легче. Она все сильнее сгибала ноги, помогая…
— Когда же?.. Боже ты мой, — стонала она.
