Самуил Гордон - Избранное
— Напротив, я слушаю вас с большим интересом.
— Как врач вы, наверное, знаете чуть больше меня, сколько непонятного и таинственного скрыто в человеке, — продолжал Александр, ловя грустный, задумчивый взгляд Зинаиды, — сколько в нем тайн, к которым еще не добрались, и я не уверен, доберутся ли когда-нибудь. Величайшая и глубочайшая изо всех сокровенных тайн — это любовь. Ее сравнить нельзя ни с чем. Возможно, я преувеличиваю. В моем возрасте естественно преувеличивать, любой вещи часто придают более глубокое и особенное значение.
— Мне все же не совсем понятно, почему вы спросили, сильно ли я любила своего бывшего мужа.
— Мне просто хотелось услышать, что значит сильно любить.
— Почему вы считаете, что я могла бы на это ответить?
— Хотите убедить меня, что уже успели все забыть?
— Не думаю, что вы могли бы это скоро забыть.
— Но я никогда не был ни в кого влюблен в такой степени, чтобы ответить на это.
— А с чего вы взяли, что я была так влюблена?
— Потому что такие женщины, как вы, подсказывает мне чутье, по-иному любить не могут.
— А ненавидеть?
— В этом я сомневаюсь…
— Не доверяйте так своему чутью. — Ее грустный, задумчивый взгляд блуждал по звездному небу…
Гарбер всем телом склонился к ней, но в то же мгновение овладел собой. Зинаида словно ничего не заметила. Она не отвернулась, когда его губы приблизились к ее губам. Его удержало ее спокойствие. Он воспринял ее поведение в эту минуту так, словно она хотела испытать его, выяснить, действительно ли он тот, за кого себя выдает, не такой ли он, как все мужчины на курорте, которые просто ищут, с кем развлечься. Нет, она не могла так о нем думать. Не могла!
С гор потянуло свежим ветром, и в садике зашелестела листва. Зинаида была одета по-летнему легко: в светлом платье с короткими рукавами. Гарбера не удивило бы, если бы она собралась уйти. Но она не двигалась. Александр переместился поближе и прикрыл ее от порывов ветра.
— Тебе не холодно? — тихо спросил он, осторожно обнимая ее. — Зина… — Она не отозвалась. Ей не верилось, что он сказал ей «ты», назвав ее Зиной. Ему тоже не совсем в это верилось. Плечо ее дрожало у него под рукой. — Тебе не холодно? — переспросил Александр чуть громче. И, уже не владея собой, нежно прижал ее к себе и припал к ее влажным губам.
В те краткие мгновения, когда он давал ей перевести дух, она что-то говорила, но Гарбер ничего не мог разобрать, как не мог разобрать и собственных слов, которые без конца шептал, целуя ее. Он знает лишь, что ни разу не произнес привычного слова «люблю», а говорил иные слова, как, бывало, в детские годы в хедере во время молитвы заменял подлинное имя бога другими именами. Глубокая нежность, накопившаяся в нем, как в роднике, за прожитые в одиночестве годы, переполняла его до краев.
32
Из садика они ушли уже около полуночи. Их не удивляло, что они не заметили, как быстро прошел вечер. У каждого из них были часы, каждый из них не раз бросал, наверное, вольно-невольно взгляд на циферблат, но все равно не торопился уходить, словно стрелки обоих часов указывали все тот же вечерний час, когда Александр и Зина пришли сюда.
— Мы с вами совсем забыли, что после одиннадцати санаторий закрывается, — сказала Зина, останавливаясь в проходе. — Куда же вы пойдете так поздно? Разве что вам вернуться в садик и там дождаться утра.
— Это мысль! — Гарбер по-военному, но ребячась, круто повернулся, но, увидев озабоченное лицо Зины, громко рассмеялся. — Знаешь, сколько раз в жизни приходилось мне спать на голой скамье под открытым небом? Вот спроси у звезд. Беру их в свидетели. Думаешь, я уже во всем исповедался тебе?
Говоря это, Гарбер, конечно, и мысли не допускал, что за тем лишь, чтобы выслушать его исповедь, Зина вернется с ним в садик. Он, может быть, и поверил бы в такое, обращайся и она к нему на «ты». Но тем, что не запрещала говорить ей «ты», давала понять, что сегодняшний вечер сильно сблизил их и что ей тоже не хочется уходить.
— Я прямо-таки не знаю, — сказала Зина озабоченно, — что придумать. После одиннадцати закрывают не только вход в корпус, но и ворота.
— Есть о чем беспокоиться, смешно просто. Мне недолго перелезть и через ворота. Я, как говорится, брал и не такие крепости.
Как ей сразу не пришло на ум, удивилась Зина, что ворота санатория для него не из тех препятствий, какие не сумеет он преодолеть. В эту минуту Александр казался ей еще моложе.
— Ну хорошо, — согласилась, уступая, Зина, — а как вы попадете в палату на третий этаж? Дежурной строго запрещено после одиннадцати открывать дверь тем, кто нарушает установленный порядок. А на часах уже скоро двенадцать.
— Есть из-за чего переживать, — опять по-мальчишески громко рассмеялся Гарбер. — Залезу через балкон, как тайно забирались рыцари в давние времена к своим возлюбленным. — Он нагнулся и поднял с земли маленький камушек. — Мы спим с открытыми окнами, а стрелком я был неплохим. Чуть ли не снайпером. Этот камушек угодит туда, куда нужно, и разбудит моего соседа.
— И что дальше? — Зина загорелась любопытством, не скрывая своего восхищения ребяческой озорной затеей.
— Дальше? — к удивлению Зины, Гарбер остальное говорил уже вполне серьезно. — Роман Васильевич свяжет обе наши простыни, полотенца и вытянет меня наверх, как ведро из колодца. Будь наша палата на втором этаже, я бы сам туда забрался. Хочешь посмотреть, как я умею лазить?
Не останови она его, он наверняка полез бы на высокий тополь. Зина не могла понять, ведет ли он себя так потому, что не в силах унять разыгравшуюся юность или не желает ее унять.
— Знаешь что… — у нее это просто сорвалось с языка, и она тут же поправилась, — знаете что…
Но Гарбер решил, что это сорвалось у нее с языка не случайно, и, как бы желая в том убедиться, крепче прижал ее к себе и так, обняв ее, прошел несколько шагов, не замечая, что идут они в другую сторону. Он не спрашивал, куда они идут, Зина сама поторопилась сказать:
— Я провожу тебя до санатория.
— Хочешь посмотреть, как я буду перелезать через ворота?
— Будет вам шутить. Уже первый час и как… Мне кажется, ворота сверху утыканы железными остриями.
— Тем лучше! Будет за что уцепиться. — Он остановился, огляделся и повернул назад. — Насколько мне известно, в истории человечества еще не было случая, когда бы рыцарь посреди ночи позволил даме пойти одной, не проводил ее до дверей.
Окна по фасаду трехэтажного дома, где жила Телехова, были закрыты. Ни одно из них не светилось. Но все равно Зина просила Александра говорить тише, сдерживать свой громкий, звенящий смех. Простилась с ним у подъезда соседнего дома, где мало кого знала и где мало кто знал ее.
Когда он задержал ее теплую маленькую руку, ему показалось, что Зина колеблется, не пригласить ли его к себе, и зависит это только от него. Она ждет, когда он первый заговорит об этом. И Гарбер неуверенно сказал:
— Ты, как я вижу, сильно боишься своих соседей.
— С чего вы взяли?
— Не бойся ты их так, мне, наверное, не пришлось бы лезть через ворота.
Зина молчала.
— А что было бы, если бы, например, вдруг пошел дождь, ливень? Тоже не пустила бы меня в дом?
— Вам это очень важно знать?
— Все же…
— Можете быть спокойны, я не оставила бы вас мокнуть под дождем. Отдала бы вам ключ от комнаты, а сама ушла ночевать к подруге. Она живет недалеко.
Как неосторожно было с его стороны заводить с ней такой разговор! Гарбер не скрывал от себя, что хотел испытать ее. А получилось, что испытала его она. Догадывается ли хоть Зина, как дорога ему стала после такого ответа? Он не уверен, не закончилось ли бы это знакомство так, как с Таисией, пригласи его Зина сегодня к себе. Он, наверное, не сошелся бы с ней, а если бы и сошелся, то все равно не простил бы ей этого, никогда не забыл. Всю жизнь мучил бы себя и ее.
— Ты хорошо знаешь дорогу, не заблудишься?
На этот раз Гарбер уже не сомневался, что сказала она так не случайно.
Случайностью было, что попал он к воротам, ибо не заметил бы, куда идет, уведи его дорога даже к горным седлам.
Железные ворота с острыми прутьями поверху были на замке. К тому же они были сплошь гладкие, без единого выступа. Александр смерил их взглядом и отступил на несколько шагов. Глубоко вздохнув, разбежался и, оттолкнувшись изо всех сил, взлетел вверх. Ему не хватило нескольких сантиметров, чтобы ухватиться за острые прутья наверху. Не удалось ему ухватиться за них и с третьего раза. Гарбер уже хотел было отступить и пойти к другому входу в санаторий. Для этого надо было подняться в гору и сделать довольно большой крюк. Но вахтер может его не впустить. У него нет с собой курортной книжки и нечем подтвердить, что он из этого санатория.
