Круча - Валентин Николаевич Астров
— Иосиф Виссарионович! Ведь я английского языка совершенно не знаю! — взмолился Пересветов, взволнованный неожиданно открывавшейся возможностью научной командировки за границу. — В Австрию или в Германию я бы поехал с огромным удовольствием! Даже и не на год, можно в меньший срок успеть. И товарища легко подобрал бы. А в Америку — это очень заманчиво, но в короткий срок я не смогу овладеть совершенно для меня новым языком!
— Ну хорошо. — сказал Сталин. — Вы когда думаете возвращаться из Ленинграда?
— В отделе печати мне сказали — обратиться к ним осенью.
— Когда вы с ними договоритесь, тогда мне позвоните. А пока обдумайте, с кем и куда вы могли бы, с пользой для дела, съездить.
Сталин положил трубку. Уловив суть разговора из Костиных реплик, Шандалов запел, фальшивя и давясь от смеха:
Цека играет человеком,
Оно изменчиво всегда!
— Это он боится, как бы ты в Москве с «бухаринской школкой» не спелся.
— Уж больно вы большое значение придаете вашей «школке», — смеясь одними глазами, заметила Мария Ильинична.
Виктор самолюбиво усмехнулся.
— Не я придаю, Сталин.
«Нет ли у них опять трений с Секретариатом ЦК?» — подумал Костя. В прошлом году ЦК ставил на вид Шандалову некоторые ошибочные формулировки в статьях, которые он редактировал, и в его собственных. Бывшая «шандаловская» группка, приобретшая известность под именем «бухаринской школки», за последнее время упрочивала свое влияние в ряде газет и журналов.
Пересветову удалось забежать в редакцию еще раз, на авторское совещание. Большинство авторов были новые, он мало с кем из них был знаком. Шел жаркий спор о недавней статье Шандалова.
Кто-то из выступавших взял ее за одну скобку с прошлогодними неудачными статьями. Хлынов и другие с этим не соглашались, сам Виктор, красный, бросал довольно злые ответные реплики критикам. Его выступления Костя не дождался, уходил поезд.
Оля привезла прямо на вокзал дорожные вещи мужа. Услышав от него о предложениях Сталина, она сказала:
— Уж кто-кто, а я агитпропскую работу знаю. Она не для тебя. Ты гораздо больше принесешь пользы партии своим пером, чем в аппарате. А вот за предложение побывать за границей в научной командировке ты должен быть благодарен! Кого же ты себе в товарищи туда выберешь?
— Конечно, Сандрика!..
В Ленинграде он поделился своими новостями с Афониным и Флёнушкиным. Выслушав его рассказ про авторское совещание, Сандрик заметил:
— Если все дело в Викторе, это полбеды. Но вот нет ли за этим каких-то новых трений в ЦК?
— С Бухариным? — спросил Афонин. — Не думаю. Он сейчас сменил Зиновьева в Коминтерне, выступает против оппозиционного блока.
— Но если он когда-нибудь задумает возобновить свою фракцию, организатор у него под рукой. Даже готовая группа.
— Не будем на них беду накликать, — возразил Иван Яковлевич.
О своих новостях Костя написал Уманской. Она его отказа от работы в Ленинграде не одобрила.
«При всей твоей разносторонности, ты все же человек книжный, — писала она, — тебе не вредно окунуться с головой в практическую организационную работу, хотя бы и агитпропскую, повариться и покипеть в таком котле, как красный Питер. Да и не использовать столь редкого случая, как проявленное к тебе внимание генерального секретаря ЦК, тоже вряд ли разумно. Речь не о «карьере» какой-то (надеюсь, в таких мыслях ты меня не заподозришь), а о возможности многому поучиться у крупного человека и вырасти партийно. Он бы не упустил тебя из виду и в дальнейшем, если бы ты его послушался. А теперь ты его совет отверг и, чего доброго, еще и вправду его разобидел…»
9
О. Лесникова — К. Пересветову
«Костя, милый, два часа ночи, а я только что вернулась с завода «Авиаприбор» и не могу успокоиться!
По пятницам в Москве, ты знаешь, партдень, я пришла на завод по делам сети партпросвещения. Гляжу — на собрании ячейки выступает известный тебе Геллер. Доказывает, будто в последние годы у рабочих снизилась заработная плата. С места кричат: «Знаем лучше тебя, как с зарплатой!» Спрашиваю: как он сюда попал? Пожимают плечами: «Пришел, да и все». Что же это, думаю, троцкисты пытаются двадцать третий год воскресить?
Берет слово бывший председатель завкома. Я его знаю, он из «обиженных». Говорит о «зажиме», хочет цитировать какую-то брошюрку, путается, ему кричат: «Не разрезана!», смеются; но другие требуют: «Тише, дайте ему сказать!»
Неожиданно появляется на собрании Радек. Встречают его неплохо, — толком не знают, с оппозицией ли он сейчас или нет. Дают слово. Радек говорит, что нужна общепартийная дискуссия; партия переживает затруднения, «мы деремся» с ЦК, «чтобы эти затруднения исправить» (!).
Следом за Радеком показывается в зале, в шубе с отложным меховым воротником, Пятаков. Все на него оборачиваются. Знают его меньше, чем Радека, но дают и ему слово. Он сбрасывает шубу и, потрагивая аккуратную бородку, говорит как-то монотонно, академически. Требует повышения отпускных цен на промышленные товары. Кончаются три минуты, поступает предложение соблюдать регламент, и большинством голосов оратора лишают слова.
В результате Пятаков сошел с трибуны, не договорив речи, обиженный.
Авиаприборцы начинают гостям отвечать. Недоумевают, как это оппозиция хочет «исправлять затруднения» путем разжигания внутрипартийной борьбы? Как это укреплять отношения с крестьянством высокими ценами на ситец и гвозди?
Между тем на собрании появляется еще и Сапронов. Этого уже встречают смехом: «С одной ячейки выгнали, к нам пришел?»
Оказывается, со станции Подмосковная уже звонили по телефону: «Ожидайте Сапронова, мы ему слова не дали, к вам поехал». На Подмосковную он рассчитывал, — помнишь, там в 23-м году ячейка была оппозиционной. Да и здесь, на «Авиаприборе», тогда была одна из немногих (четырех-пяти) оппозиционных рабочих ячеек на всю Красную Пресню. Вот теперь они и решили отсюда раздувать кадило…
Приезжают наши ораторы, из райкома, из МК, — туда с завода звонили. Кипит бой. А дело близится к полночи. И вдруг появляется еще Зиновьев!
Честь-то какая! Целое нашествие оппозиционных вождей на одну ячейку.
Не без протестов дают говорить Зиновьеву. Знаешь, я смотреть на него не могла! Столько речей произнес против троцкизма — а тут принялся хвалить «старого революционера» Троцкого. Ему закричали:
— Давно ли вы требовали его отсечения? Новоявленный троцкист!
Зиновьев предлагал увеличить сельскохозяйственный налог, повторил оппозиционный тезис о «снижении» у нас заработной платы рабочих… Костик, откуда они это берут? Конечно, с зарплатой у нас не ахти как, но все по себе знают, что в последние годы она
