Круча - Валентин Николаевич Астров
— Ну и что страшного? Или ты сторонник «третьей революции» в деревне? Разве кулаков обязательно экспроприировать, как городскую крупную буржуазию? Ты не допускаешь, что успехи кооперации заставят их сдать в нее добровольно свой рабочий скот, инвентарь?
— Политику не на допущениях строят, на фактах. Не знаю, что будет дальше, а пока что коллективные хозяйства у нас в зачатке, кулаки им вредят, и если даже «врастают» в них, то с той же целью. Почитай-ка в газетах, что из деревни пишут селькоры. Кстати, и судьбу селькора Малиновского ты знаешь, и про убийство Алеши Бабушкина я тебе рассказывал. Уж ты правого оппортунизма не защищай!..
Летом Костя в Ленинграде выбрал время наконец начертить давно задуманную им цветную хронологическую таблицу по истории для средней школы, а приехав в Москву, снес ее на рассмотрение в Издательство наглядных пособий.
Потом зашел в «Правду». Он сидел на диване в кабинете у Марии Ильиничны и ждал, пока она закончит разговор с заведующей отделом рабочей жизни, как вдруг зазвонил телефон. По кивку Марии Ильиничны Костя поднял трубку и узнал голос Сталина:
— Это вы, Шандалов?
— Нет, Пересветов. Здравствуйте, товарищ Сталин!
— Вы в Москве? Здравствуйте. Как вам работается в «Ленинградской правде»?
Пересветов отвечал — «хорошо».
— Слушайте, Пересветов, — сказал Сталин, — а почему бы вам не остаться в Ленинграде? Товарищи вас там уже знают, введут вас на ближайшей конференции в губком. Подберут партийную работу, на которой вы будете расти. Дадут вам агитпропом заведовать. Не век же вам сидеть в редакциях.
— Я не чувствую себя подготовленным к другой работе, товарищ Сталин, кроме журналистской, педагогической и научной. В последнее время надумал писать кое-что против «австро-марксистов», а в институте за мной еще выпускная работа о столыпинском времени числится…
— Все это хорошо, — нетерпеливо перебил Сталин, — но теоретически грамотные работники нужны и в местных организациях. Что вы так цепляетесь за Москву?
— Я не цепляюсь, ЦК может отправить меня в любое место, но я не чувствую склонности к другой работе… На организационной я никогда не был.
— Ну, как хотите, — помедлив, сказал в трубку Сталин. — А ленинградцы, вероятно, провели бы вас делегатом на съезд партии. Со временем вам не была бы закрыта дорога и в состав ЦК. Нам нужны молодые теоретики.
— Я благодарен вам, Иосиф Виссарионович, но я боюсь не оправдать доверия товарищей… Интерес к теории у меня преобладает, я считаю, что тут могу больше всего сделать для партии. В практических же делах легко могу оказаться профаном.
— Ну, как хотите, — сухо повторил Сталин и попросил передать трубку Марии Ильиничне.
Когда они поговорили, она по внутреннему телефону пригласила к себе заведующего международным отделом газеты, а затем поинтересовалась у Кости, что такое Сталин ему предлагал, и заметила:
— Что же вы отказались? Справились бы. Что вы скромничаете?
— Справился бы или нет, не знаю, — волнуясь отвечал Костя, — но поймите меня! В двадцать втором году я поступаю в институт изучать историю России. В двадцать третьем меня отрывает партийная дискуссия. В двадцать четвертом — «Правда»!.. Потом меня выбивает из колеи эта затяжная ссора с Бухариным. В двадцать пятом году занялся было наконец институтской книгой, и вдруг — бах! — новая дискуссия, меня посылают в Ленинград. Правда, обещают после Ленинграда какой-то роздых. И вот теперь как снег на голову это предложение об агитпропской работе! Зачем же я тогда шел в институт? Я понимаю, не такое время, чтобы каждый работал, где он хочет, — но есть же целесообразность!
— По-своему вы правы, — согласилась Мария Ильинична. — Но Сталин… он когда-нибудь может вам ваш отказ припомнить.
— Ну что вы! — усомнился Костя. — Что же такого я сделал? Я ведь не отказался подчиниться ЦК, я только просил не переводить меня на другую работу. Неужели он может на меня обидеться? За что же?
— Он, знаете, такой…
В дверях вежливо спросили:
— Можно?
Вошел высокий пожилой мужчина с добрым и умным взглядом, в очках, с лысинкой, опоясанной кустоватыми седыми кудрями. Косте он напоминал чем-то Марка Твена. Это был опытный старый журналист. С Пересветовым он приветливо поздоровался, а Мария Ильинична с ним сегодня уже виделась и теперь лишь показала ему место на диване рядом с Костей. Дав им переброситься несколькими фразами, она вымолвила:
— Звонил Сталин. Осведомлялся, почему до сих пор в газете не появляются статьи, о которых шла речь на прошлой неделе.
Заведующий отделом объяснил, что статьи будут готовы через несколько дней.
— Примерно так и я отвечала. А он выслушал и знаете что мне про вас говорит? — Мария Ильинична мельком улыбнулась в сторону Кости. — «Может быть, говорит, ему надоела работа в «Правде»?»
«Марк Твен» подался вперед, отрываясь от спинки дивана и поправляя на носу шевельнувшиеся от резкого движения очки.
— «Может быть, говорит, он охладел? Может быть, его нужно подогреть?»
Старый журналист принужденно засмеялся.
— Н-да-с!.. — протянул он.
— Я подумала, что не мешает вам знать дословно, что про вас генеральный секретарь ЦК сказал секретарю редакции «Правды». Мало ли что! На моем месте здесь может оказаться когда-нибудь другой человек… Так что вы меня извините и не примите это за мой выговор.
— Что вы, что вы, Мария Ильинична! — всполошился заведующий отделом. — Я вам глубоко признателен за эту… неоценимую для меня информацию!
Отирая выступившую на лбу испарину, он засмеялся уже менее принужденно.
Когда он вышел, Пересветов сказал:
— Мария Ильинична, я давно хотел вас спросить… Вы мне можете не отвечать, если не захотите.
— Пожалуйста, спрашивайте.
— Я Сталина лично сам почти не знаю, разговаривал с ним сейчас в третий раз в жизни. Нет, вру, во второй, потому что, когда мы к нему домой ходили, я слушал, что говорят другие, а сам молчал. Я знаю о «Завещании» Владимира Ильича, хоть и не читал его. Сумеет ли Сталин исправиться, как вы думаете?
Мария Ильинична слушала, чертя по бумаге карандашом.
— Это единственный случай, — отвечала она тихо, — когда я была бы рада, если бы Ленин ошибся.
8
Пришел Шандалов. Костя передал ему свой разговор со Сталиным. Виктор слушал, усмехаясь, и понемногу розовел. В это время раздался новый звонок. Сталин спрашивал, в редакции ли еще Пересветов, и тот подошел к телефону.
— Вы, кажется, сказали, что хотите что-то писать против социал-демократов? — спросил Сталин.
— Да, об австро-марксистах. Я последние месяцы следил за их газетой.
— Слушайте, об австро-марксистах мы все-таки кое-что знаем, а вот об американском реформизме почти что ничего. Подобрали бы вы себе компаньона из «красных профессоров» и ехали бы на годик в Америку, с заданием написать критические
