Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин
Женщине надоело это — она была слишком увлечена, чтобы все время отрываться, и словно бы позабыла про сына. Парень, предоставленный самому себе, слонялся из конца в конец зала.
30
«Сейчас она дойдет до угла, посмотрит «Остров на Оке» и «Стога», — думал про себя Кудинов, наблюдал за женщиной, — и она увидит «Эльвиру».
Игорь Николаевич, не отрываясь, наблюдал за женщиной. Он понимал, что от реакции на это полотно зависит все. Эльвира это или же он ошибся? Ведь должно же, если это Эльвира, случиться в ней какое-то особое движение. Обрадуется ли она, увидя себя вновь юной, с раскрытым людям сердцем, с таким счастливым, одухотворенным лицом, которое, возможно, и бывает-то один раз в жизни?
И хотя Кудинов, не отрываясь, наблюдал за женщиной, боясь прозевать момент, он все же не уследил. Она увидела это полотно раньше, чем предполагал Игорь. Обернувшись, чтобы поискать взглядом сына, женщина вдруг увидела «Эльвиру». Она замерла в изумлении и долго стояла, рассматривая полотно издали.
«Эльвира!» — решил Кудинов. Игорь Николаевич увидел ее, когда она смотрела на полотно, висевшее на самом к р а с н о м месте зала, отделенное от других картин широким полем драпировки. Ему показалось, что в глазах женщины были восторг и оживление.
Но он ошибся: кинув взгляд на «Эльвиру», посетительница вновь повернулась к «Стогам» и, как ни в чем не бывало, продолжала осмотр.
«Нет, не Эльвира, — отлегло у Игоря. — Просто обыкновенная посетительница».
Многие обращали внимание на «Эльвиру», висевшую отдельно, как «Сикстинская мадонна», когда ее выставляли в Пушкинском музее. Несмотря на табличку, указывающую порядок осмотра, посетители прямо направлялись к «Эльвире», — топтались, смотрели, спорили даже, а потом уже продолжали осматривать все остальные картины.
«Если б это была Эльвира, — подумал теперь Кудинов, — она должна была бы метнуться к полотну, застыть, замереть перед ним на час! Постоять, послушать, что говорят про нее посетители!»
А говорят самое разное: и серьезное, и несерьезное.
Однако женщина не метнулась, не побежала к «Эльвире». Она продолжала рассматривать ранние этюды Кудинова — правда, может, поспешнее, чем раньше. Вот она прошла стену, где висели «Стога» и «Остров на Оке», и подошла к «Эльвире».
Кудинов улыбнулся, вспомнив свои недавние опасения: кто же будет себя разглядывать сквозь очки?! Вот она подошла к полотну, прочитала табличку: «Эльвира. 195… год». Лицо ее, казалось, ничего не выражало. Не было ни одухотворенности, ни радости по поводу свидания с юностью, с любовью. Не было ничего такого, что ожидал Кудинов. Игорь Николаевич невольно подумал, что все это — ложь, обман, — просто как художник он создал в себе идеальный образ Эльвиры, как создавали, кстати, и многие живописцы, жившие до него. Скажем, сколько было споров о прототипах «Сикстинской мадонны»! Одни утверждали, что моделью прекрасной Мадонны послужила «Дама в покрывале», изображенная на более раннем полотне Рафаэля. Тогда невольно возникает вопрос: а кто такая «Дама в покрывале»? Споры так ничем и не окончились. Не нашли искусствоведы женщину, с которой Рафаэль писал свою Мадонну. А может, этой женщины и не было вовсе. А может, и была, — но это была самая обыкновенная женщина, которая стирала белье и носила воду из источника, а Рафаэль облагородил, возвысил ее, придал ей черты одухотворенности, жертвенности, которые волнуют людей вот уже более четырех веков! Может, Мадонна Рафаэля была такой же простой женщиной, как и его Эльвира! Ведь никто не поверит, что вон та женщина, которая изображена на его полотне, работала инспектором райфинотдела. «А кто та, которая стоит теперь перед холстом? — размышлял Кудинов. — Бухгалтер? Учительница?.. Нет, у нее слишком независимый взгляд. Какая-нибудь работница районного масштаба. И замужем за подполковником, местным военкомом. У нее семья — двое или трое детей, и она роется на огороде, сажает картошку, солит в банках огурцы. Такой, наверно, стала и его Эльвира, — если вообще ей повезло выйти замуж и завести семью».
Мысль эта успокоила Кудинова и, подшучивая над самим собой, он вспомнил, как мечтал писать всю жизнь только ее одну. «Пиши! — усмехнулся он теперь. — На огороде ее рисуй. У проруби — как она стирает зимой белье».
Тем временем женщина, за которой он наблюдал, прочитав табличку с названием картины, сняла очки и каким-то странным движением, которое Кудинов отметил, так и не поняв, что бы значило это движение, спрятала их в сумочку. Она отошла от полотна, причем, пятясь, толкнула одного-другого посетителя, которых всегда тут было больше, чем перед остальными его работами. Отойдя в сторонку, женщина вновь стала вглядываться в «Эльвиру». Лицо ее, как показалось Кудинову, преобразилось: просветлело, в нем появилась одухотворенность.
Кудинов переменил место, чтобы лучше видеть лицо женщины. Но в зале было уже изрядно народа: ходили, мельтешили, не давали возможности разглядеть. Был такой момент, когда детина спортивного склада совсем закрыл из вида посетительницу.
Игорь перешел на другое место, к окну. И когда он встал у окна и посмотрел на женщину, она вытирала лицо платком.
«Эльвира!» — решил Кудинов. Игорь не знал, что делать: подойти, поздороваться или не подавать виду, что они знакомы? Не решив ничего определенно, Кудинов на всякий случай подошел поближе. Присмотревшись, Игорь заметил, что лицо женщины уже потеряло то, прежнее, выражение; в нем не было ни той значительности, ни одухотворенности.
«Нет, не Эльвира!..» — успокоительно подумал Кудинов.
Игорь Николаевич, однако, не мог оторваться, продолжал наблюдать за ней. Женщина рассеянно осмотрела холсты, бывшие на той же стене, что и «Эльвира». Все искусствоведы считали их лучшими в творчестве Кудинова, — «Дом бакенщика», «Ветрено», «Деревенская улица» и другие. Дело не в том, что они сами по себе хорошие картины. Если это Эльвира — она не должна смотреть на них с таким равнодушием. Это все-таки была Ока.
Теперь у посетительницы вообще был взгляд какой-то отсутствующий, блуждающий. Казалось, она смотрела вокруг — на холсты, на лица людей, переходивших вместе с нею из зала в зал, — и ничего не видела: ни картин, ни других посетителей. Лишь перед полотном «Везут дебаркадер» женщина задержалась ненадолго. Она подошла к картине, прочла табличку с надписью, и брови ее сошлись над переносьем. Под полотном стояла дата: «1973 г.»
Игорь, наблюдавший за женщиной, вновь
