Чужие подъезды - Дина Ильинична Рубина
— Вам деньги нужны? — спросил Илья.
— Мне не нужны деньги! — как-то брезгливо ответил мужчина. — Я кандидат наук, у меня изобретения… Господи, какая чушь. Просто у вас интеллигентное лицо, а я не хочу связываться с хулиганьем.
— Ну, я это слышал. Дальше что?
— Я хочу попросить вас… об одном одолжении… — Мужчина попытался опять сесть на узкий деревянный бортик, но не рассчитал и завалился на спину, в песок. Илья бросился поднимать его. После долгого отряхивания и бормотания мужчина невнятно и как-то обреченно сказал:
— Дайте мне по морде…
— Та-ак… — пробормотал Илья. — Отличная ночка.
— Послушайте, не уходите! — цепляясь за рукав куртки Ильи, воскликнул мужчина. — Хороший человек, поверьте, мне сейчас так плохо, как никому.
— Что вам нужно? — уже с раздражением спросил Илья.
— Дайте мне по морде.
— С какой стати? — так же раздраженно спросил Илья. Этот странный пьяный, детская песочница, громада Наташиного дома в рассветных сумерках — все было призрачным и придуманным, как в дурацкой пьесе. И сам он казался себе придуманным, все это было тяжко и глупо.
— Какое вам дело, вам-то что? — зло усмехнулся мужчина. — Господи, неужели трудно? Я прошу — дайте мне по морде. Ну, сделайте одолжение!
— Я с дорогой душой, но за что?
— Садитесь, — тяжело сказал мужчина. — Ладно, я все расскажу. Мы ведь не встретимся больше. А если встретимся, вы не узнаете меня, я вполне респектабельный человек, кандидат наук, у меня изобретения… машина… все блага… Вы женаты?
— Нет, — сказал Илья, опускаясь рядом с ним.
— Ну, тогда вам не понять. Мне жена изменила. Ясно? И я, — он замолчал на секунду, — я ударил ее… Это было вчера. Вот ходил всю ночь… Ходил, ходил… Вам этого не понять… — Он усмехнулся: — Рогоносец я, как в водевиле.
— Вы путаете жанры, — хмуро сказал Илья. — В водевилях жен не бьют.
— Не острите, юноша! — сказал мужчина. — Вы еще попадете в подобный переплет. Вы дадите мне по морде?
— Нет! Это дико, — с раздражением сказал Илья. — Обратитесь к жене, она это сделает с большим удовольствием, чем я. И не называйте меня юношей. Мы едва ли не ровесники.
— Простите, — сказал мужчина. — Вы молодо выглядите. Совсем мальчик. Значит, вы не дадите мне по морде?
— Не, не смогу. Даже не просите меня об этом, — Илья уже хотел уйти, но совсем неожиданно для себя спросил: — Вы простите жене измену?
— У нас двое детей, — сказал мужчина.
— Понятно… А если она сама уйдет?
— У нас двое детей, — тяжело повторил мужчина.
— Понятно, — кивнул Илья.
Все действительно было понятно, и надо было уходить, но он отчего-то оставался сидеть здесь, на деревянном бортике, рядом с нелепым рогоносцем. Они сидели рядышком, вдвоем, на мокрой от дождя песочнице — давно выросшие дети в безлюдном дворе, на детской площадке. От этого опустелого двора, застывших качелей, безмолвного Гулливера, вырезанного из фанеры, у Ильи дрогнуло сердце. Он был сейчас один, совсем один, и плевать было, кто сидит рядом. Сумрачный рассвет уходил. Он рассеивался, и надо было догнать его, ухватиться за него, не пустить, надо было спрятаться в нем от надвигающегося дня.
— Жили в старину два друга, два рыцаря… — пробормотал себе негромко Илья. Просто так сказал, в одной тональности с этим осенним рассветом, с этим безлюдным двором. Просто так — не то слышал где-то, не то читал где-то… Потом прислушался к замершей фразе, вздрогнул и повторил: — Жили в старину два друга, два рыцаря — Рыцарь Без Страха и Рыцарь Без Упрека… — Он хотел усмехнуться себе: вот, мол, привет от школьных сочинений, но что-то смутное и дрожащее внутри толкнуло его, как, должно быть, толкает мать неродившееся еще дитя, он почему-то заволновался сладким таким волнением и уже не смог остановиться:
— Оба они были влюблены в одну прекрасную девушку. Оба сражались на турнирах в ее честь и, как правило, побеждали. Выезжают на турнир — один на гнедом, другой на белом коне, пышные султаны на шлемах, железные забрала на лицах, мечи и щиты в руках — настоящие рыцари, благородство и доблесть. Бывало, Эндрю, торговец свиными колбасами, сидит в первом ряду, свистит и топает ногами от восторга. Оба рыцаря были влюблены в свою даму безысходно, страстно, трепетно. Едва затеплится в небе первая робкая звезда — и Эндрю, торговец свиными колбасами, повесит замок на свою лавку, — рыцари тут как тут, у балкона своей дамы серенады поют. Одно слово — Рыцари! Один на лютне играл, другой на банджо, по всем правилам куртуазного обихода. Вместе получалось недурно. А прекрасная возлюбленная выходила на балкон и улыбалась обоим. Оба рыцаря нравились ей, и никак не могла она решить, кому из них отдать свою прелестную ручку. Нравилось девушке, что оба любили ее беззаветно, и очень нравилось, что даже из-за «предмета» не ссорились. Одно слово — Рыцари! Но день проходил за днем, неделя за неделей, и поняла девушка, что надо, наконец, выбрать себе возлюбленного. Позвала она обоих рыцарей и сказала:
— Отправляйтесь в странствия, доблестные рыцари. Сроку путешествовать вам — три года. Кто с большей славой возвратится, тот и станет моим мужем.
Делать нечего, собрались оба рыцаря в путь, и не успел еще Эндрю, торговец свиными колбасами, открыть свою лавку, как они уже скакали на конях по пыльной дороге.
…Что-то вело Илью дальше и дальше, что-то гнало его — азарт не азарт, а что-то вроде. История продолжалась, и от Ильи это уже не зависело.
— Прошло три года. Что только не случилось с друзьями за это время, где они только не скитались! Сражались, спасались, тонули в болотах, тряслись в лихорадке, сидели в темницах, прыгали с башен, скакали в погоне, бежали от погони. Словом, добра этого — славы — хватило на обоих с лихвой. А главное, оба друга так сблизились в скитаниях, так срослись, что как бы стали одним человеком. Их так и называли теперь — Рыцарь Без Страха и Упрека… И вот светлым весенним днем возвратились они к своей Прекрасной Даме. Та встретила их радостно, приветливо. Она не переставала любить своих рыцарей, думала о них, тревожилась. Как хорошо, что они вернулись домой, пусть искалеченные, израненные, но, слава богу, живые. А она, между прочим, замуж вышла… За Эндрю, торговца свиными колбасами. Да… рыцарство — прекрасная вещь, и слава тоже, но жить-то надо… Рыцарю Без Страха стало страшно, а Рыцарь Без Упрека упрекнул себя в глупости. Но они ей ничего не сказали. Одно слово — Рыцари!
— Все, — проговорил Илья. — И тут — точка… — Он затянулся потухшей сигаретой.
Никогда еще в жизни ни от музыки, ни от
