Анатолий Клещенко - Камень преткновения
— Так… — Фиксатый с некоторым уважением посмотрел на собственную тень, медленно текущую по земле. Первый раз в жизни он, кажется, был причастен к большому делу, не предусмотренному в уголовном кодексе. Помолчав, спросил: — А ноги?
— Придется терпеть…
Впереди снова имелась цель. Ради нее можно поступиться своими обидами, авторством открытия, чем угодно. Разве важно, кто именно сработает обсидиановый топор? Важно, чтобы топор послужил людям!..
Фиксатому довелось узнать подлинную цену слова «терпение».
Они не отошли десятка километров от избушки, когда начался дождь. Тропа вела через густолесье, тучи обкладывали небо как бы тайком, вершины пихт скрывали от глаз их недобрые замыслы. Дождь полил неожиданно, начав с одиноких капель и кончив затяжным ливнем. Одежда беглецов промокла насквозь. Ватные чуни Петра Сергеевича набрякли, стиснув изъеденные язвами ноги, гирями повисли на них. И все-таки Петр Сергеевич заставил Фиксатого пройти мимо второй избушки — пройти, даже не перекурив под крышей.
Тьма догнала их в молодом ельнике, где невозможно было развести костер: мокрая хвоя не желала разгораться, а если огонь и вспыхивал, то умирал сразу же. После нескольких неудачных попыток вышли спички, с трудом сохраненные Фиксатым от сырости. Лязгая зубами, оба жались друг к другу, прикорнув под негустой елкой. Она даже не пыталась оберегать их от дождя. А дождь лил и лил, словно осень воцарилась уже, прогнав лето. И всю долгую ночь молодой и сильный человек учился терпению у слабого, пожилого.
— Обсушиться бы… — робко помечтал он под утро.
— Ни к чему, опять вымокнем, — равнодушно уронил Петр Сергеевич, первым поднимаясь на ноги…
Дождь перестал, потом запылил мелкой пронзительной изморосью. Костер развести все-таки пришлось, чтобы нагреть воду да разболтать в ней несколько горстей муки. Без этого даже ноги младшего отказывались повиноваться.
— Батя, Петр Сергеевич, — подмигивая, обратился к спутнику Фиксатый, когда пища и огонь помогли языку обрести былую подвижность, — ска́жете, из меня не получится натуральный геолог?
Тот, кого он спросил об этом, перематывал мокрые портянки. На мгновение он подумал, что босяк хочет услыхать похвалу своей выносливости, мужеству — следует отвечать утвердительно, как отвечают в таких случаях играющим в героев мальчишкам. Но какой-то странный, необычный отсвет в глазах парня смутил его. Он ответил всерьез, так, как думал:
— Вряд ли, для этого нужно знать очень многое. Но коллектора-практика я сделал бы из вас за один сезон в поле, думаю… Конечно, при наличии вашего желания… Пришлось бы потаскать и рюкзак с образцами.
— Угу… — Скорчив презрительную гримасу, Фиксатый умолк и начал подсушивать клок намокшей газеты, чтобы свернуть папиросу…
В пасмурную погоду представление о времени всегда теряется. Оба могли бы поспорить, что день в самом разгаре. А когда ветер неожиданно разогнал низкие облака, солнце уже падало книзу, вершины сосен с трудом удерживали его от падения. Фиксатый с надеждой посмотрел на светлеющее небо:
— Может, без дождя заночуем… Компас бы нам теперь, да? Чтобы прямиком, а то шибко тропа крутит…
Петр Сергеевич покачал головой.
— Тропой идти легче. Да и не помог бы компас в таких местах. Слишком много железа. Существует специальный термин — магнитная аномалия…
— Угу, — снова только и проронил Фиксатый.
Тропа снова завела в густой, не просохший после дождя пихтач. Поюлив между валежинами, выбралась в бор на северном склоне сопки. Взбираясь все выше по косогору, сосны разошлись редколесьем и словно остановились вдруг, робея забраться еще выше — в небо. Беглецы дошли до самых передних — на краю обрыва. Небо было вверху и впереди них, снизу и впереди отсвечивала багрянцем заходящего солнца не имеющая в сумерках края вода.
— Море — священный Байкал? — спросил Фиксатый.
— Ангара, — ответил Петр Сергеевич и пояснил: — Река.
Солнце скатилось по лохматой сосновой ветке и упало в воду, не зашипев почему-то. А с противоположной стороны на мир наплывала темень.
Когда она вплотную надвинулась на берег, под обрывом засветился дотоле незаметный костер. Петр Сергеевич первым увидел его.
— Люди! — радостно вскрикнул он.
— Люди? — испуганно отшатнулся его спутник.
Геолог нащупал ногой тропу, круто убегающую вниз, к огню, и решительно двинулся по ней. Фиксатый с не меньшей решительностью заступил дорогу.
— Люди же там, Петр Сергеевич! Куда вы?
Рука, которой он не посмел противиться, отодвинула босяка в сторону.
— К людям, Саша! Нельзя иначе…
Несколько мгновений Фиксатый слушал, как осыпается потревоженный геологом песок, стучат, обрываясь с тропы, камни да камешки. Теперь уже босяк чувствовал себя слепцом, придавленным к земле темнотою бескрайней ночи. Прочь уходил зрячий, а Фиксатый впервые в жизни испугался своей слепоты, хотя и считал ее только ночной тьмой.
— Петр Сергеевич!.. Петр Сергеевич, я с вами!..
Камни внизу перестали падать. Рискуя сломать голову, сорваться с кручи, босяк заторопился вслед за геологом.
Первыми у костра всполошились собаки.
Две или три, не видимые в особенно густой рядом с огнем темноте, они захлебывались озлобленным, хриплым лаем. Черные силуэты людей, очерченные оранжевой каймой, заколебались, выросли, загородили костер.
— Кто там?
— Здравствуйте, — сказал Петр Сергеевич, выйдя в зыбкую красноватую полутьму около огня.
— Здравствуйте… — басом пророкотал один из силуэтов и скомандовал кому-то: — Сидор! Припали берестину да посвети, что за люди.
Береста вспыхнула, заплевалась голубыми искрами, освещая и слепя пришедших. Несколько мгновений длилось молчание, нарушаемое лишь треском огня да взбрехиванием неугомонных собак.
— Та-ак… Сидор, подай-кось ружье… — протянул тот же бас. — Беглые?
Вопрос прозвучал как выстрел. Петр Сергеевич, подслеповато щурясь, шагнул на голос.
— Кто мы, сейчас не имеет значения. Нам необходимо спешно связаться с ближним геологоразведочным центром. Как можно скорее… — Глаза геолога стали привыкать к свету, он увидел толстое полено возле костра и устало опустился на него. — Понимаете, мы обнаружили богатое месторождение железных руд…
— Знаем! — выкрикнул молодой, дерзкий голос и запел насмешливо старую песню про каторжан:
В сибирских дальних рудниках…
Люди у костра засмеялись.
— Железа у нас в тайге нету, топоры и те в райпо покупаем, — захотелось сострить кому-то еще. — Золотишко по нашим местам попадает. А железо, ежели нашли, так это, поди, Мишкина лошадь подкову вчера потеряла…
Смех зазвучал снова: потешались над выдумками беглых лагерников. Страха ночные гости не возбуждали: их было только двое, безоружных. Что они могут сделать? Собираются отвести глаза, чтобы улепетнуть? Не получится, не на лыком шитых напали!
У Петра Сергеевича гнев сдвинул к переносице брови.
— Здесь что, нет серьезных людей? Я уже говорил: неважно, кто мы. Но привело нас к вам важное дело…
— Коли так, документы кажите.
Фиксатый воровато оглянулся: свободен ли путь назад, в спасительную темноту ночи. Угадывая его намерение, между ним и тьмою встали сразу два человека.
— Они паспорта медведю на сохранение оставили, Тимофей Акимыч. Чтобы не потерялись! Сбегают — принесут…
— Вишь головой крутит, что конь уросливый!
— Путы, видать, потерял — ноги чешутся!
— Ништо! — громыхнул бас. Широкоплечий старик выдвинулся ближе к огню. — Я конюха найду, нестреноженных упасет. Савельич! Эй, Савель-ич! А ну, на илимке растолкайте Иннокентия!
— Не сплю я! — донеслось от воды. — Чего там?
— Бери централку да иди сюда. Беглые тут… — Старик повернулся и постращал: — Этот треножить не станет. Белку из малопульки с любого лиственя враз снимает.
Кто-то чертыхнулся во тьме, видимо оступясь в воду. Сворачивая папиросу, к костру неторопливо подошел еще один человек.
— Чего мне шумели? — опросил он.
— Беглых поймали…
— Гостей привечать иди…
— Звали в пастухи подряжаться!
Не выказывая удивления, человек спокойно достал из костра головню. Отворачивая от жара лицо, прикурил махорочную самокрутку. Помахав головней, чтобы вспыхнула ярче, осветил сначала Фиксатого, а потом его спутника. Словно не веря, вглядываясь, шагнул ближе:
— Начальник, Пётро Сергеич?… Кажись, вы?
Тот вскинул голову, удивился.
— Простите, не узнаю…
— Да Плотников я! Проводником с вами ходил. Еще тайменя стрелял под Каменной Рассохой… Пониже шиверы… Вы на блесну поймали…
Петр Сергеевич вспомнил.
Ослепительный золотой день «бабьего лета». Взятый у коллектора спиннинг и громадная стремительная рыба, вырывающая его из рук.
