Мемуары гея - Уваров Максимилиан Сергеевич
- Просыпайся! Кто рано встает… - толкает меня коленом под зад Женька.
- Мог бы поласковее разбудить! - ворчу я.
- Десерт будет вечером, - обещает мне друг, - кстати, завтрак готовишь ты!
Отлично! Проснутся под наглое кудахтанье пернатой твари, получить коленом под зад и еще завтрак готовить!
Полкухни, как палуба затонувшего корабля, кривая и горбатая. Плита стоит под углом тридцать градусов. Как только на раскаленную сковородку попадает струйка подсолнечного масла, она начинает медленно двигаться к краю плиты. Мое тело интуитивно старается ее спасти, не думая о своем хозяине. Рука хватает ручку сковороды, а мои нервные окончания не сразу подают нужный сигнал в мозг.
- Бля-а-а! - громко ору я, хватаюсь зачем-то за ухо и зачем-то прыгая на одной ноге, сотрясая посуду на полках.
- Это новое упражнение такое? Или нет, дай догадаюсь: ты решил помыть куриные яйца и вода случайно попала тебе в ухо? - ржет стоящий в дверях Женька.
- Я руку обжог, - обижаюсь я.
- Ой! Прости, малыш! Тебе больно?
- Нет, приятно! - после ласкового «малыш» я уже не обижаюсь. Ранка оказалась небольшой, но волдырь от ожога лопнул. Даже без консультации моей бро я знаю, что перекись тут не поможет, а только навредит. - Жень, ты писать хочешь? - с тоской в голосе спрашиваю я.
Работу, прописанную Лехой в остальных восьми пунктах, делали: я здоровой левой рукой, Женька - правой.
На вечер решили истопить баню.
- Я дрова колоть, ты носи воду, - командует Женька.
- Ладно, - соглашаюсь я и беру в руки ведро.
Пронося мимо Женьки второе по счету ведро воды, слышу тихий, но забористый мат. Странно, он никогда не пользуется во всем великолепии великим и могучим, а тут такое сложное многословное предложения с междометьями и сложными эпитетами. Я обворачиваюсь, вижу Женьку, стоящего как цапля на одной ноге, и обух топора, лежащий на земле.
- Леха, сука! Предупредить мог бы, что топор барахло, - выдавливает из себя Женька.
- Если что, могу пописать тебе на ногу, - предлагаю я.
- Дурилка, - через силу улыбается друг.
Ушибленная нога помещается нами в ведро с холодной водой, которое я так и не донес до бани.
Дров, нарубленных до распада топора, должно было хватить, поэтому осталось дотаскать воды. Чтобы сделать это быстрее, я стараюсь наливать полные ведра, «с горкой», но вода, естественно, расплескивается по всему пути моего прохождения. В какой-то момент на входе в предбанник мои ноги в резиновых ботах едут впереди меня по мокрому линолеуму. От неожиданности я бросаю ведро и со всего маху падаю на задницу.
- Ёп твою… - вырывается из меня.
Женька, сидящий тут же на диване, дохрамывает до меня и помогает встать.
- Попку мою любимую ушиб! Моя хорошая! - он делает руками массаж моей пятой точки. Через секунду я слышу его тихий смех.
- Ты чего? - удивленно оборачиваюсь я.
- Представил, как я сегодня буду… - он давится смехом, - а она вся синяя.
Моя фантазия тут же рисует мне вид моей синей задницы, и я тоже начинаю ржать.
Баня готова. Мы сделали друг другу перевязку. Понятно, что идти в баню с просто забинтованными руками глупо, мы одеваем на Женькин палец найденный в аптечке резиновый напальчник, на мою руку - гинекологическую перчатку.
- Мда, - вздыхает, глядя на мою руку, Женька, - ну, в принципе, я не против, только обещай, что не будешь играть в проктолога.
- Ты тоже, - киваю я на его резиновый палец, - и учти, что я попу сегодня ушиб.
- А я ногу.
- И что будем делать? - спрашиваю я, боясь очередного облома.
- Разберемся, малыш! Иди ко мне, - он притягивает меня к себе и нежно целует.
Ближе к ночи, нам звонит Леха.
- Надеюсь, дача цела? Не спалили?
- Лех, короче, рассаду похоронили, траву ободрали, кусты обоссали, крапиву срезали и съели, - сообщает ему Женька.
- Лех, с нами тут такое было, - ору я через плечо друга в телефон.
Рассказ о наших злоключениях Леха выслушал внимательно и сделал свое умозаключение:
- Пидоры на природе - это катастрофа!
Вот не соглашусь с ним. Все ведь остались живы! И главное, долгими зимними вечерами мы с Женькой точно будем вспоминать эти выходные.
========== Один день из жизни пи... ==========
Утро началось, как обычно, под мое недовольное ворчание и шутки Женьки. Я вполз на кухню, закашлялся, чихнул и издал еще один неприличный звук.
- И тебе доброе утро, малыш! - хохотнул Женька.
- Ага, смешно, - буркнул я, - между прочим, я еще сплю.
- Поэтому себя не контролируешь? - Женька колдовал у плиты.
- Чем будем завтракать? - я игнорирую вопрос и смотрю на кухонный стол. На столе сидит крыс и самозабвенно хомячит одинокий кусок хлеба. - Дай сюда, - говорю я Химке и пытаюсь отобрать у него еду. Он хватается за кусок зубами и лапками и не выпускает. Я чуть тяну хлеб на себя и везу крыса по столу.
- Вы еще подеритесь, - оборачивается к нам Женька.
- А чего он как этот… - не могу подобрать эпитета к крысе.
- Дай ребенку позавтракать! - говорит Женька, вынимает у меня изо рта кусок и снова отдает его крысу.
Женька прекрасно знает, что, пока я не умоюсь и не выпью кофе с сигаретой, ко мне лучше не лезть. Но каждое утро не может удержаться от того, чтобы не постебаться надо мной.
Я подхожу к кофемашине и через три минуты получаю горячий и ароматный напиток.
- Не обкуривай ребенка, - заявляет мне Женька, и крыса со стола плавно перелетает к нему на плечо.
- Этот «ребенок» вчера мою пачку «Салема» сожрал! - возмущаюсь я.
- Не сожрал, а погрыз, - Женька ласково трепет «ребенка» по ушастой серой головке, - и правильно, Химчик, нехрен курить по пачке в день.
- Тебе жалко, что ли? - вспыхиваю я.
- Мне для тебя ничего не жалко, - улыбается мне Женька, и я таю от этой улыбки, - сейчас будет омлет! - сообщает он мне.
- Ура! По моему рецепту?
- Эм… Вилка, запеченная в омлете, - это твой фирменный рецепт! Я по-своему готовлю. Ладно? - смеется он.
