Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
– Не перестарайтесь, – озаботился Мышкин. – Нам же задание выполнять, а для этого живыми нужно остаться.
– Не дрейфь, старлей, у меня ящик холостых патрон завалялся, так что все будет в лучшем виде.
Они еще раз выпили.
– Слушай, Мышкин, а ты не боишься к немцам в лапы идти? – неожиданно посерьезнел Зверев.
– Боюсь, – честно признался старший лейтенант, – но вида не показываю. К тому же я не один.
– Ты что, на уголовника ставишь? – изумился Зверев – Он же тебя продать может, если немцы прижмут. Что я, блатных не знаю?
– Этому я верю, человек проверенный, – заступился за Цыгана Мышкин.
– Смелые вы там, в НКВД, однако… – хмыкнул Зверев. – А по мне так проще в атаку идти, под пули, чем притворяться прихвостнем фашистским и доказывать немцам свою преданность.
– Приказы не обсуждают, – жестко поправил комбата Мышкин.
– А я чего? – опомнился капитан. – Я про то, что сам не смог бы вот так.
– Ну все, мне пора, – заторопился Мышкин.
Утром, на разводе, старшина объявил в наряд на рубку дров Зарецкого и Мазута.
– Старшина, а кто дрова-то рубить будет? – раздался из строя удивленный голос Мазута. – Воры работать не могут.
– Ты не в лагере, рядовой Мазуров. Здесь, на фронте, за невыполнение приказа я тебя лично, тля блатная, расстреляю, – вскипел старшина, который не привык, чтобы бойцы вступали с ним в перепалку.
– Ну, это мы еще посмотрим, кто кого первым… – тихо, чтобы слышало только его ближайшее окружение, процедил сквозь зубы Мазут.
Наряд на рубку дров назначался для обеспечения топливом кухни, казарменного корпуса и хат, где проживали офицеры. Получив колун и двуручную пилу, воры отправились к месту заготовки дров. Всю дорогу до места Мазут поносил старшину.
– Я ему «форточку-то» закрою раз и навсегда, в первой же атаке калган продырявлю, – кипел вор.
– Оставь злость на фрицев, – осторожно встрял в его монолог Цыган.
– А че фрицы? Мне немцы ничего плохого не делали, – не унимался Мазут. – Не они меня в лагеря сажали, а всякие тупоголовые активисты типа старшины нашего.
– Так фашисты нашего люду сколько покосили, – заспорил на интересующую его тему Зарецкий.
– Какого нашего? – зло посмотрел на него Мазут. – Немцы жидов да комиссаров валят. А простому люду, поговаривают, зла не чинят.
– Ну да, ты все по уму толкуешь. Только какой толк себя изводить без интереса? – продолжал свою тему Иван.
– Ты, Цыган, что сказать хочешь? Или так, порожняк гонишь? – подозрительно глянул на него Мазут.
– Я про то, что нам с тобой один хрен погибать. Если остаться здесь, так от немцев, а побежим с фронта – свои грохнут, – нарисовал мрачную картину Иван.
Мазут задумался, наконец замолчав. Они подошли к наваленному кругляку. Один из стволов лежал на козлах. Иван поставил на него пилу, пропилил направляющую бороздку, призывая всем своим видом второго вора взяться за свободную ручку.
– Да ладно, Мазут, давай разомнемся. Вспомни, сколько в лагерях леса повалено, не впервой же, – подначил его Цыган.
– Ответь вначале, ты на самом деле серьезное толковище затеял или попусту базарил? – Опытный вор подметил, что Зарецкий явно не досказал, что хотел.
– Я никогда базарилом не был, – осторожно отреагировал Цыган.
– А ведь за тобой «непонятка» осталась, – вспомнил Мазут малявы от Деда, приходившие в Кресты. – Предъява была к тебе, что ты ссученный.
– Это наши с Дедом разборы, – возразил Цыган. – Встречусь – спрошу с него за все. А пока я хочу выжить назло всем. А поэтому ищу нескольких надежных товарищей, чтобы пофартовей вместе шифернуться отсюда.
– Сам же сказал – свои грохнут, поймают, – с недоверием покачал головой Мазут, – опять, Цыган, не договариваешь.
– Но ты же кумекаешь, о чем я? – вместо ответа усмехнулся Иван. – Про такие вещи вслух базарить опасно.
– А ты нарисуй на снегу. – Мазут поднял ветку и передал Цыгану.
Иван молча нарисовал немецкую свастику и тут же растер рисунок ногой.
– Меня хочешь под это подвести? – нахмурился вор, берясь за ручку пилы, чтобы звуки заглушили опасный разговор.
– Три человека уже есть, мне нужны еще двое, – гнул свое Зарецкий.
– Есть план? – поинтересовался Мазут.
– Есть.
– Кто эти люди? Из блатных? – уточнил Мазут.
– Нет, фраеров подтянул, чтобы было кем прикрыться, – схитрил Иван.
– Если план не лажа, то на меня с Дрыном можешь рассчитывать, – согласился Мазут. – Не хочу за своих тюремщиков кровь проливать.
– План фартовый: рванем из патруля, когда наш взвод в наряд на озеро поставят, – раскрыл карты Иван.
– А в какую сторону идти ночью? Не собьемся? – засомневался Мазут. – Как бы опять на наших не выйти…
– Все будет в ажуре. Фраер, которого беру в дело, имеет часы с компасом. К тому же он местность знает – до войны в рыбколхозе на Ладоге промышлял, – привел убедительные доводы Зарецкий.
– А второй кто?
– Мой знакомый, тот, что обмундирование выдавал.
– А дурак тебе этот зачем? – удивился Мазут. – От него какой навар?
– Ты же работать не любишь, а он деревенский, к труду привычный, если что, за троих потащит.
– Шестеркой берешь? – усмехнулся Мазут. – Одобряю.
Подготовка в разведшколе шла своим чередом. Нецецкий отбраковал половину кандидатов на засылку в русский тыл по причине их плохой приспособляемости и недостатка необходимого опыта. Обер-лейтенант Шнип потребовал письменного изложения всех аргументов.
– Да чего писать? Я не дюже грамотен, – стал сопротивляться хитрый Дед. Ему не хотелось оставлять письменные доказательства своего сотрудничества с немцами.
– Для того, господин Нецецкий, чтобы немецкое командование смогло должным образом оценить обоснованность вашего заключения по кандидатам, – строго отчеканил Григорий Иванович.
– Вы же сами, господин обер-лейтенант, меня предупреждали, что провал курсантов по причине их плохого тестирования может негативно отразиться и на мне, – возразил Дед. – Я и так пошел на сделку с совестью, по-хорошему, их всех забраковать надо было.
– Поэтому и нужно изложить критерии отбора, чтобы ни у кого не возникла мысль, что вы саботируете работу. Если не сказать большего… – многозначительно произнес Шнип.
– Вот даже как? – прищурился Дед. – А я не наживу себе врагов среди тех, кто привез весь этот сброд в школу? Вы же тоже занимались подбором кадров.
– За свои кадры я спокоен, – ухмыльнулся обер-лейтенант.
– Только я и Христофоров могли бы чего-нибудь изобразить, – кивнул в знак примирения Дед. – Хотя Сверчок все же слабоват, за ним присмотр нужен.
– Ну а те, которых вы все же, в результате сделки с совестью, не выбраковали? Они чем вас не устраивают?
– Среди оставшихся кандидатов нет ни одного по-настоящему блатного, не говоря уж о ворах. Крестьяне, которые, кроме как о жратве, ни о чем больше думать не могут. К тому же никто из них не был в Ленинграде. Как же они будут ориентироваться в блокадном городе, где даже транспорт не ходит? – продолжал отстаивать свою позицию Нецецкий. – У милиционеров, что ли, спрашивать станут, как им пройти?
– Ваши аргументы небеспочвенны и мне понятны, – согласился с его доводами Шнип. – Однако… Что имеем, с тем и работаем. Идет война, на которой не обойтись без жертв. Будем их использовать как одноразовых солдат.
– Которые вряд ли успеют хоть что-то сделать, – стоял на своем Дед.
– Тогда в отправляемую группу придется ставить старшим одного из вас, – строго произнес Григорий Иванович.
– Так нас всего двое? – Дед почувствовал, как неприятный холодок страха пробежался по его спине.
– Первая группа должна закрепиться и создать плацдарм – необходимые условия для принятия последующих. Это очень ответственная и сложная задача, и вероятность провала необходимо свести к минимуму, – произнес Шнип с такой интонацией, что Дед понял: все уже давно решено.
– Кто пойдет, я или Христофоров? – впрямую задал он вопрос.
– В первой группе Бронислав Петрович, у него лучше биография, – успокоил старого уголовника офицер.
– Он как раз меня недавно просил замолвить за него словечко, – усмехнулся Дед. – Все хотел быть выше по положению, чем его сослуживцы.
– И мы сможем ему в этом помочь. – Обер-лейтенант встал, показывая, что разговор подошел к концу. – А вы все же изложите на бумаге свои аргументы.
– Да уж, видно, придется, – перестал сопротивляться уголовник, радуясь, что остается, в отличие от Христофорова, в безопасности.
Вечером Нецецкий не удержался, «порадовал» Бронислава Петровича.
– Сверчок, сегодня я поговорил о тебе со Шнипом, и он обещал назначить тебя старшим группы, – издалека начал старый вор, развлекаясь.
– Не знаю, как тебя благодарить! – встрепенулся Христофоров. – А старшим какой группы?
– Ну, может быть, отделения, а может быть, и взвода, – продолжал дурачить его Дед.
