Михаил Соболев - Маята (сборник)
После восьмого класса пришлось отдать Кирилла в ПТУ, оставаться в школе он категорически отказался.
Ничего страшного, уговаривала себя Галина. Не всем же, в самом деле, быть инженерами. Вот окончит Кирилл училище, начнет работать и тогда…
Звягинцева в те годы уже возглавляла планово-экономический отдел комбината.
Однажды, в самый разгар партхозактива Галину попросили к телефону. Разгоряченная выступлением она взяла трубку и в уже привычной деловой манере представилась: Звягинцева… – и сразу стушевалась. Звонили из милиции: Кирилла задержали. Ее маленький братик, ее Кирюша, оказывается, связался с плохой компанией. Вечерами болтался по Невскому, "терся" на "Галере" и в "Сайгоне", где часто бывали иностранцы. Ну и, конечно же, попался на фарцовке. Галина перепугалась и позвонила старым друзьям по комсомольской работе. Как уж там было, никто не знает, но дело закрыли. В случившемся Звягинцева винила только себя. У Кирюши – переходный возраст, мальчику сейчас как никогда нужен друг, советчик. А она и дома почти не бывает – работа, работа, работа. Ничего, скоро это у него пройдет, Кирюша возмужает, и тогда…
А вскоре случилась перестройка, и народ, забросив дела, уселся у телевизоров. Интересные вещи показывали по ящику: члены Политбюро ЦК КПСС поверили в Бога и часами простаивали церковные службы. Журналисты, еще вчера воспевавшие "развитой социализм", с усердием, достойным лучшего применения, стали клеймить этот самый социализм. Прокурорские, наплевав на тайну следствия, прямо в телестудии искренне, на голубом глазу, разоблачали "крестных отцов хлопковой мафии", вчерашних героев соцтруда и орденоносцев. Совестью нации и главным миротворцем империи объявили отца водородной бомбы. На заводах создавались Советы Трудовых Коллективов, любое распоряжение администрации теперь надо было согласовывать на СТК; дело дошло до того, что стали избирать директоров предприятий, и в конкурсные комиссии выстроились очереди токарей и такелажников. Заводы стояли, сельское хозяйство лежало. "Нашлась" наконец бумага – тиражи газет выросли в сотни раз, страну наводнила желтая пресса. Кинотеатры оккупировал Голливуд. Дети смотрели Диснеевские злые мультфильмы. В выросших как грибы после дождя видеосалонах крутили порно. Стало можно говорить, что угодно и где угодно. Ура! Свобода!
Все это почему-то назвали демократией.
Кириллу нравилось жить в это замечательное время. На работу он так и не устроился, – какая, блин, работа! – а стал завсегдатаем уличных митингов и демонстраций. Домой прибегал лишь перекусить, переодеться в чистое и выпросить у сестры наличные. Был взбудоражен, клеймил "коммуняк", тогда это было модно. Как же, старая песня: "разрушим до основания, а затем…"
А затем, после того как разрушили и стало нечего кушать, стены домов и заборы заброшенных строек украсились надписями:
"Еш багатых!"
А еще через пяток лет, тем же почерком и с той же орфографией – метровыми буквами:
"Путин атдай Хадарковского!"
Ничего, успокаивала себя Галина, после социальных перемен всегда наступает смутное время. Люди скоро поймут, что одной говорильней сыт не будешь, и начнут работать. Кирюша молодой, увлекается. Вот скоро повзрослеет, и тогда…
В конце восьмидесятых Звягинцеву назначили заместителем директора комбината. Тогда же привела она в ремонтный цех "за ручку" Кирюшу. Пока он ходил в "уклонистах", на работу легально было не устроиться. В армии Кирюша служить не собирался, и пришлось Галине, краснея от стыда, покупать медицинскую справку-освобождение для брата. Так его поначалу и звали: Брат. Позже, когда Звягинцеву старшую проводили на пенсию, прозвище Кириллу поменяли. Кирилла Звягинцева стали величать Фазой. Не только за то, что он работал электромонтером. Заполняя журнал "Заявочного ремонта электрооборудования", в графе "Неисправность" Кирилл почти всегда отписывался: "Отгорела фаза".
– Почему тебя так дразнят, Кирюша? – спросила как-то сестра.
– Дураки, потому что… Они только и умеют "вкалывать", и никогда из говна не вылезут.
Фаза "вкалывать не любил", другое дело – поговорить о серьезных вещах. Он разбирался во всем: в политике, в экономике, знал, как спасти государство от развала, как победить коррупцию, как правильно судить футбольные матчи, какие фильмы надо снимать и какие книги издавать… А работа?.. Работа, она дураков любит. И в то же время Звягинцев считал несправедливым, что другие зарабатывают хорошо, а он, как пришел на комбинат по четвертому разряду, так до сих пор и получает. По его настоянию пришлось Галине разменять хорошую, сталинской постройки, трехкомнатную квартиру в центре. Брату и сестре досталось по однокомнатной малометражке в спальных районах. Свои Жигули – "шестерку" Галина переписала на младшенького: пускай Кирюша ездит. Все равно машина стоит без дела.
В полученную при размене квартиру Фаза въезжать не стал, а сдал ее внаем торговцам-южанам с Кузнечного рынка. Свои чемоданы перенес к бездетной чесальщице Кате, с которой последнее время сожительствовал, в ее коммуналку. Оформить отношения с женщиной Фаза не спешил: что дает штамп в паспорте? Все так живут!
А тем временем на телеэкранах весело замахали крылышками бабочки-однодневки "МММ". Тайком от сожительницы Фаза продал свою "однушку" и вырученные деньги вложил в "пирамиду". Очень хотелось разбогатеть "по легкому". Быстро и сразу, как тогда шутили. Когда же афера, придуманная Мавроди, лопнула, Звягинцев "пролетел", по его же выражению, "как фанера над Парижем".
Фаза переживал неудачу тяжело. Сделался нервным, побил не желающую его прописывать Катю, на работу все чаще приходил под хмельком, бездельничал и ругался с начальством по любому поводу.
Тогда же появилось новое увлечение – игровые автоматы. Хвастал: то к нему пришел "флешь роял", то, якобы, сорвал "джек-пот"… Но деньги у него не водились, Фаза не вылезал из долгов. Развал Союза, ГКЧП, события 1993 года и обе чеченские компании он провел в дешевых казино, проигрывая свою зарплату и сбережения сестры.
Галина Ермолаевна, отойдя от дел, как-то сразу резко сдала, погрузнела, принялась хворать и, совсем обезножев, обратилась к брату за помощью:
– Кирюша, не в дом же престарелых мне теперь идти… Я не прошу тебя жить со мной все время. Придешь когда… В магазин сходишь… Поможешь чего… Пропишу к себе. Квартира тебе достанется. Мне уже недолго осталось… Братик, я же вырастила тебя… – просила, вытирая слезы, больная женщина.
– Ты сначала пропиши… – поставил условие Фаза. – Сколько рассказывают о таких случаях: выносит горшки человек, выносит… а потом остается ни с чем.
Перед смертью Галины Фаза строил грандиозные планы:
– Катькину комнату продадим. Хочу джип купить, пусть не новый… Сколько можно на отечественных ведрах ездить?! Ну, дачку на Карельском перешейке, само собой… – его остренькое личико светилось.
Звягинцева умерла неожиданно.
– В понедельник вызову посредников, пускай квартиру оформляют в собственность на Кирюшу, – говорила накануне смерти Галина забегавшей к ней время от времени сердобольной соседке. – Чтобы ему потом не бегать. Как там у них с Екатериной сложится… а вдруг ребеночек?.. Кирюша станет отцом, и тогда…
Квартира досталась государству. Все шесть месяцев, предоставленные законом на оформление наследства, Фаза судился с районной администрацией. Когда же понял, что дело проиграл, запил по-черному. Догулялся до ручки: машину разбил, права отобрали, с работы уволили, Катерина выгнала из дома.
Звягинцева на комбинате помнили.
В обеденный перерыв в курилке электрики играли в домино.
– Слышали, Фаза приходил на работу проситься? – поинтересовался бригадир.
– Да что ты говоришь, Петрович!.. И что, взяли?
Бригадир хмыкнул и повернулся в сторону Вячеслава Серегина, бывшего напарника Кирилла.
– Логинова Фазу ни за какие коврижки назад не возьмет. У Натальи – хара-а-ктер! Она его выкрутасы только из-за Галины терпела. Та бабой правильной была: от мальчонки не отказалась, одна вырастила… Ты чего рот разинул, Славик? Мешай, мешай, давай, пятнадцать минут осталось.
Серегин зажмурился от попавшего в глаза дыма и смял недокуренную сигарету в почерневшем от пепла фарфоровом изоляторе, служившим электрикам пепельницей. Его сухопарые с длинными пальцами руки ловко сгребли домино и зашуршали костяшками по крытому серым пластиком столу. Одна кость упала.
– Заставь дурака богу молится он и лоб разобьет. Ходи, давай, люди ждут, – прикрикнул на Серегина бригадир.
– Он что, прямо к директрисе пошел, Петрович? – спросил ремонтник, мужичок-замухрышка в промасленной робе, заглянувший к электрикам на стук домино.
– Шестерочный… – прокомментировал свой ход новенький, рыжий коренастый электрик, что работал на месте уволенного Фазы. Звягинцева он не знал, и разговор был ему не интересен. Обеденный перерыв заканчивался, и рыжий в перерыве между ходами то и дело откусывал от разрезанного вдоль батона с вложенными внутрь ломтями вареной колбасы.
