Юрий Чудинов - Порядок вещей
– Неделю назад разбился вертолет. Я должен был лететь, но уступил свое место одному мужику. Вертолет разбился. Я как будто подставил вместо себя другого. У того мужика были огромные долги. Эти деньги повесили на меня. Я инсценировал несчастный случай. И оказался в поезде…
– Все понятно! – прервала его девушка. – Похоже, у нас действительно есть выход! А я уж подумала, что Шёрнер меня переиграл. Но это больше, чем удача. Это полностью меняет дело.
Голос девушки изменился:
– Скоро ты все поймешь…
К монотонным стукам бубна присоединились звуки свирелей и пастушьих рожков, донеслись аккомпанирующие аккорды лютни. Сергей ощутил волны тепла, исходившие от девушки. И вновь увидел себя одиноким путником на пыльной дороге в степи. И снова ветер гнул травы и гнал по небу низкие, дымные тучи.
Близился вечер. Смеркалось. Сергей заметил неподалеку, у обочины, что-то темное, похожее на мешок с песком или большой валун. Он ускорил шаги, чтобы узнать, что там такое.
...Освальд Шпенглер (1880–1936) Из книги «Закат Европы»:
«Магическое христианство, орфики древней Эллады и египетская «Книга Мертвых» согласны в этом друг с другом: дорога означает одновременно и судьбу и «третье измерение…»
19. Звездочеты
– Не думал, что увижу Веронику в столь пикантном положении, – усмехнулся Гай. Настроение его заметно улучшилось. – Если она узнает, что мы за ней подглядывали…
– Что с того? Трудно было предупредить? Можно подумать, мы за ней следили. А Диу – редкий болван. Не будь он таким извращенцем, развел бы их по углам, подальше друг от друга.
– Вы получили то, что хотели? – спросил Никон.
– Да, заботливый ты наш. Можно начинать.
20. Лунный портал
Не помню, кто придумал, лежа на воде, выпускать из легких воздух. Знаю только, что это был не я. Выдыхая воздух, нужно было медленно погружаться на дно и все время смотреть при этом на луну сквозь увеличивающуюся толщу воды. Это было настоящее колдовство – какой-то древний обряд, возникший в памяти кого-то из нас. Кто это был: Сергей, Виталий, Юрий? Не помню. Вода была теплая и нежная, как ладонь любимой девушки, о которой мечтал каждый из нас, но древняя тайна воды добавляла к этой нежности необычный привкус тревоги, изрядно щекотавший нервы и будивший в памяти отголоски несвойственных человеку чувств. Тот, кто первым заметил это, предложил остальным проверить его ощущения. Мне кажется, это был Сергей. Но я не уверен. Я боялся воды, и не додумался бы до этого никогда в жизни. Но я не хотел пасовать, и, не колеблясь, лег на воду, зажал двумя пальцами ноздри и стал понемногу выпускать из легких воздух.
Вода сомкнулась над головой. Я открыл глаза и увидел луну. Луна утратила привычную целостность. Глядя на нее, я как будто склонился над кипящим котлом, до краев наполненным расплавленным оловом. По поверхности олова беспорядочно сновали крупные черные саламандры, а у меня изо рта в котел медленно сыпались серебряные бусы разных размеров.
Выше поверхности воды была ночь жизни, ниже – ночь смерти, и вместе с чувством удивления и восторга во мне рос страх. Поэтому, едва коснувшись спиной песка, я резко оттолкнулся ногами от дна и вынырнул на поверхность, вернувшись в ночь жизни с ее мотыльками и воздухом.
Сразу же сделалось стыдно, потому что я видел, с каким восторгом выскакивают на поверхность мои друзья. Они жадно хватали ртами воздух ночи и хохотали от удовольствия.
– Вот здорово! – восклицали они. – А? Вот это да!..
– Здорово, – смущенно поддакнул я.
Но сам подумал: «Ничего себе, здорово! Еще немного, и я бы растворился в этой проклятой луне. Луна втянула бы меня в себя, как пузырек воздуха».
Наверняка так и случилось бы, если бы тогда, в первое свое погружение я выдохнул из себя весь воздух.
Это был первый портал в моей жизни, но я не знал об этом, и не придал этому никакого значения.
И вот, теперь, когда Виталия нет в живых, и самолет, в котором я лечу (уже с опозданием) на его похороны, делает привычный круг над рекой, я различаю внизу, в беловатой дымке, полоску пляжа, у которого происходили вышеописанные события.
21. Заколдованный час
...Греко-латинский письмовник III–IV веков:
«Я узнал, что Лициний, твой искренний друг, умер и печалюсь тому, что ты опечален, много вспоминая о нем.»
Самолет свернул со взлетной на подъездную дорожку аэропорта и, подрагивая на неровностях, подкатил к терминалу. Двигатели засвистели на последнем выдохе и смолкли. Вслед за пилотами и впереди сидевшими пассажирами я направился к выходу. Ступил на трап, вдохнул всей грудью знакомый воздух.
На выходе из «отстойника», как и договаривались, меня встречал Юрий Смольников. Зашли в бар аэропорта, где Юра рассказал мне подробности смерти Виталия. Выяснилось, что умер он отнюдь не внезапно, а в результате странного заболевания, которое врачи не смогли определить даже после вскрытия. Основной диагноз – костный туберкулез – поставил дядя Виталия, профессор медицины, но Юра ему не верил:
– Разве они скажут? Виталий служил в химвойсках. За время службы дважды побывал в госпитале с якобы легочными заболеваниями. Это кандидат в мастера по академической гребле?
– Во время учений «химики» ставят дымовые завесы. Этот дым не вреднее выхлопных газов. Можно, конечно, получить дозу в палатке, когда учат пользоваться противогазом. Я получил, – клапан был неисправен, – но ничего, жив, как видишь.
– Врач, который производил вскрытие, сказал, что кости Виталия превратились в трубки. В них находился жидкий гной вместо мозга.
В автобусе, когда мы ехали на кладбище, Юра дополнил рассказ:
– За неделю до смерти Виталия выписали из больницы. Может быть, так всегда бывает? Перед смертью. Состояние резко вдруг улучшилось. Решили, что он пошел на поправку. Оформили инвалидность, пенсию.
Мы взяли вина, типа «Ляны», с запахом клубники. Сидим, говорим о музыке. Но разговор почему-то переключается на репертуар похоронных оркестров. Виталий говорил: «Если бы мы жили в Лос-Анджелесе, я заказал бы для себя I DON`T WANT TO BE A SOLDIER Леннона». Позднее до меня дошло, что он уже тогда знал, что умрет, а я, дурак, не понял…
У сваленных в кучу траурных венков, прикрывавших могилу, допили взятый в баре коньяк.
– Любопытная деталь, – сказал Смольников. – Тело из морга забирали вдвоем, с Олегом. Ожидалось, придет человек пять, но каждый решил, видимо, что обойдутся без него.
Когда дверь морга открылась, Олег вдруг страшно побледнел. Я подумал, он сейчас в обморок упадет. Оставил у входа. Сам внес гроб и поставил на пол, у стола.
Виталий выглядел, как живой, как будто только что уснул.
В армии я стоял как-то у гроба полковника. В почетном карауле. Любопытно, что накануне вечером в том же зале были танцы, где я играл вещи BEATLES, DEEP PURPLE, CCR и так далее. Проходит каких-нибудь десять часов, и на месте танцующей молодежи уже стоит гроб с полковником, окруженный скорбящими родственниками, а я вместо электрогитары сжимаю в руках карабин Симонова и гадаю, когда придет смена. Абсурд, одним словом. Чтобы как-то скоротать время, я стал прикидывать в уме, какие краски надо смешать, чтобы получить на холсте цвет лица полковника: желтовато-серый, землистый, отталкивающий.
Так вот, в лице Виталийа ничего этого не было. Не чувствовалось, что он умер.
Старушка (в морге была одна служащая) поддерживала тело за ноги. Странно что? Я не прилагал особых усилий. Просунул правую руку под поясницу, левую завел под лопатки, приподнял и перенес в гроб. Позвал Олега, и вдвоем мы отнесли гроб в автобус.
Теперь самое странное. От автобуса к дому гроб несли четверо. Но тяжесть удвоилась. Поначалу я не обратил на это внимание. Но когда на кладбище гроб подняли на плечи шесть человек, я очень удивился. Пока несли гроб к могиле, я думал, у меня плечо отвалится. Весил он где-то килограмм сто пятьдесят, не меньше.
– То есть тело становилось с каждым часом тяжелее?
– В том-то и дело. Я не шучу.
– Это понятно.
– Да, и последнее. Когда могильщики опускали гроб в яму, в небе пролетал пассажирский самолет. Вот так. – Смольников показал, каким курсом шел самолет. – Стало темно. Словно тень самолета накрыла все кладбище. Пахнуло холодом, влагой. Налетел порыв ветра. Это длилось недолго, пару секунд, затем опять стало солнечно.
– Ты с кем-нибудь говорил об этом?
– Чтобы решили, что я рехнулся?
– В котором часу это было?
– Где-то около четырех, я думаю. Может быть в начале пятого…
– Заколдованный час.
– ?
– Четыре часа пополудни. В древности считалось, что после шестнадцати наступает время чудес.
– Не знал, что ты веришь в мистику.
– Это не вера. Кстати, на подлете к городу вспомнил один случай. Как мы купались ночью под луной. Помнишь? В канун поступления в институт.
– Ты имеешь в виду наш сговор?
– Получается, если бы не рок-н-ролл, жизнь каждого из нас сложилась бы иначе. Виталий, возможно, остался бы жить. Сергей не пропал бы без вести…
