Николай Семченко - Одиночество шамана
Туча, на которую первой обратила внимание Марго, наползла чернильным пятном на солнце. Всё вокруг посерело, и даже сам воздух стал тусклым. Порыв ветра пригнул траву, подёргал длинные косы ив и растрепал аккуратную берёзку у пещеры. Он снёс бы с головы Марго и её очаровательную шляпку, если бы дама не вцепилась в неё обеими руками.
В сизом нутре тучи заурчало и послышалось долгое зловещее шипение, сменившееся оглушительным выхлопом грома. В ту же минуту небо осветила мертвенно зеленоватая вспышка, и в траву упали первые тяжелые капли дождя. Ветер приободрился, и очередным его порывом чуть не унесло ковёр старухи Чикуэ: камешки скатились с его краёв, и полотнище, напоминая ковёр-самолёт, приподнялось над землёй. Однако Сергей Васильевич успел подбежать и ухватить конец трепещущей ткани.
– Вымокнем! – крикнула Марго. – Сейчас хлынет ливень. Надо искать убежище!
В подтверждение её слов туча оскалилась рядом мелких быстрых молний и раскашлялась частыми ударами грома. Её покрасневшее от натуги нутро распахнулось – и хлынул поток серой воды.
Единственным местом, способным укрыть от непогоды, была пещера. Вся троица, не сговариваясь, и бросилась туда. Сергей Васильевич при этом тащил за собой, как матадор плащ, старухин ковёр. Марго, бежавшая за ним, не рассчитала движения и, когда уже оказалась в пещере, наступила на полотнище, поскользнулась и упала. Сергей Васильевич, однако, удержался на ногах, но ковёр выскользнул-таки из его рук. Ткань оказалась на удивление прочной и не разорвалась, как в подобных случаях нередко бывает со старыми вещами. Чикуэ Золонговна явно не так часто стирала его отбеливающими порошками.
Марго при падении сильно ударила колено, но вела себя стойко: на боль не жаловалась и делала вид, что всё в полном порядке, подумаешь, какая-то царапина. Но, тем не менее, она отыскала в сумочке носовой платок и перевязала ногу. Сергей Васильевич был озабочен изучением старухиного ковра на предмет его полной сохранности и даже не пытался оглядеться вокруг. Получилось, что Андрей первым заметил: в пещере был рассеянный, как бы сумеречный свет; всё плавало как в разведённом молоке. Свет, казалось, заливался не столько из входа, сколько откуда-то изнутри подземелья, что, вообще-то, было удивительно: вся пещера являла собой довольно небольшой грот, без признаков каких-либо ответвлений и углублений на стенах.
Ни ребёнка, ни Чикуэ Золонговны в пещере не было. Сначала Андрей решил, что они, должно быть, испугались грозы и, может, сидят, прижавшись друг к другу, где-нибудь в темном углу. Но вспышки молний, смешиваясь с рассеянным светом, достаточно хорошо освещали пещеру и, если бы в ней кто-то был, это сразу бы обнаружилось.
– Куда они пропали? – недоумевала Марго. – На наших же глазах сюда зашли!
Сергей Васильевич молча озирался вокруг. В призрачном свете вспыхнувшей молнии он заметил на стене какой-то рисунок: то ли большой круг, то ли примитивное изображение лица: точка-точка, огуречик, вот и вышел человечек.
Андрей почувствовал неясное напряжение: воздух будто чуть всколыхнулся, что-то в нём пронеслось и замерло, не долетев до выхода. Темный свод пещеры, казалось, стал ниже, и Андрею пришлось наклонить голову, чтобы не задевать о него макушкой.
Очередная вспышка молнии на несколько мгновений осветила рисунок на стене. Это была довольно странная личина: маленькая сморщенная мордочка с большими глазами, уши – круглые, от них до клиновидного подбородка – курчавые волосы. Очень похоже на изображение обезьяны.
– Да это и есть обезьяна, – определил Сергей Васильевич. – Такие личины я видел в старинных книгах. Очень даже интересно!
– Да что в них интересного-то? – отмахнулась Марго. – Интереснее другое: куда Чикуэ Золонговна и тот мальчик девались, а?
Андрей непонятно откуда уже знал ответ на этот вопрос. Сначала он решил: его подсказала аоми, но та обычно как бы говорила с ним – пусть и внутренним, но голосом. А тут – вдруг чёткая, ясная мысль: вход открылся, и ребёнок вошёл туда вместе с бабкой Чикуэ. Личина обезьяны на стене – не что иное, как указатель. Тот, кто знает, как им воспользоваться, попадёт туда же.
– Да вы просто ничего не знаете, Маргарита! – взволнованно прошептал Сергей Васильевич. – Фигурки обезьян украшали погребальные изваяния чжурчженьской знати, считалось: они охраняют усопших. Более того, рисунки обезьян находят на древних китайских кладбищах. Я читал о том, что эти животные стерегут вход в нижний мир. Изображение обезьяны тут вовсе неслучайно!
– А что, разве обезьяны когда-то водились в этих местах? – наивно осведомилась Марго. – С чего вы взяли, что это личина примата? Может, древний художник так изобразил какого-нибудь старика или уж не знаю кого, но только не обезьяну, которую в жизни не видел!
– Мы не можем знать, что видели или не видели древние, – ответил Сергей Васильевич. – Видимо, существовали какие-то общие символы. Художники их повторяли, и повторяли вовсе не случайно. Трудно представить, чтобы древний человек от нечего делать стал бы высекать в камне никому не нужное изображение неизвестно кого.
– Да мало ли… Скучно было – вот и баловался, – не сдавалась Марго.
– Нет! – Сергей Васильевич даже рассердился. – Скорее всего, эта обезьяна указывает на вход в буни.
– Куда? – не поняла Марго.
– Буни – нижний мир, попросту – то место, где живут души умерших, – пояснил Сергей Васильевич. – Возможно, это и есть тот вход, который мы ищем.
Марго оцепенела. Меньше всего она считала, что в том таинственном тоннеле, о котором грезила, находится ни что иное, как царство мрачное Аида, пусть нанайцы и называют его буни, суть-то от этого не меняется. Марго виделись совсем другие картины, иногда чёткие, ясные, но чаще – сумбурные, смутные, словно подёрнутые дымкой: там сверкали три солнца, светили другие звёзды, росли невиданные деревья, достававшие кронами до неба, и в то же время – привычный небосвод, расплавленный диск единственного светила, вполне обычная трава и легкие перистые облака, ничем не напоминавшие гигантские тучи, низко бурлившие над пышущей жаром землёй. Свирепые драконы летали рядом с самолётами, слоны ломились сквозь тайгу, распугивая обезьян и пингвинов, облюбовавших небольшие озёра, под пальмами бродили медведи, и в дымище костров плясал ярко разряженный шаман, вызывая аплодисменты вполне современно одетых людей, на которых спесиво взирали дамы в пышных турнюрах и под зонтиками – казалось, смешалось всё, что только можно было смешать: времена, звери, народы, нравы.
– У нанайцев совсем другое представление о нижнем мире, – сказал Сергей Васильевич, заметив недоумение Марго. – Там живут не мертвецы, а вполне обычные живые люди. Так же охотятся, рыбачат, любят друг друга. По легенде, могущественный дух создал буни, когда на Земле стало слишком много народа. Каждому человеку был определён свой срок, после которого – извольте, пожалуйста, переменить место жительства, – он рассмеялся. – Не знаю, как вам, а мне это нравится: живёшь тут, и там – тоже живёшь, – он кивнул себе под ноги. – Нижний мир, кстати, не так уж и плох: каждый получает в нём то, чего у него не было в нашем мире. Что, разве плохо?
– Всё бы вам шутить, Сергей Васильевич, – Марго поджала губки. – Ещё скажите: Чикуэ Золонговне пришло время в эту самую… буни… отправиться. Иначе мы бы её тут увидели.
– Насчёт Чикуэ Золонговны ничего сказать не могу, – серьёзно ответил Сергей Васильевич. – Видите ли, дражайшая Маргарита, некоторые люди обладают способностью перемещаться из одного мира в другой, и не обязательно при этом умирают. Шаманы, например, так путешествуют.
Андрею показалось: Сергей Васильевич ухмыльнулся и со значением глянул в его сторону.
– Она сама говорила, что не шаманка, – напомнила Марго. – Перестаньте чепуху молоть! Сами подумайте: какое такое может быть буни? Первобытные представления! А Чикуэ Золонговна, возможно, знает какой-то секрет пещеры. Наверное, тут есть потайной ход. Я просто уверена в этом!
Иногда Марго, вопреки своей вере во всякие чудеса, отважно покидала стан ясновидцев и экстрасенсов, чтобы найти вполне разумные объяснения необычным явлениям. Правда, довольно скоро ей наскучивала роль прагматичной реалистки – и беженка, виноватясь, возвращалась к своим.
Такая непоследовательность Марго изумила Андрея, но он решил: для человека, озабоченного поиском истины, нет ничего хуже твердолобой упёртости – пусть ошибается, увлекается модными теориями, смотрит на мир с самых разных точек зрения, лишь бы не возводил вокруг себя неприступный бастион из тщательно отобранных фактов, авторитетных мнений и общепринятых концепций. Он сам ещё совсем недавно верил: мир полностью открыт, всё в нём ясно и понятно. Оказалось – совсем-совсем не так.
