Владимир Гурвич - Погибают всегда лучшие
Почему-то мое не слишком длительное перевоплощение в образ звезды телеэкрана так утомило меня, что когда закончилась передача, я вдруг почувствовал себя очень измотанным. Но я не уходил из телестудии в надежде поговорить с Ксенией и может быть даже проводить ее домой. Но она куда-то исчезла и я тщетно прождал ее почти полчаса в вестибюли.
После чего я отправился на ее поиски, но Ксении нигде не было, и никто не мог сказать, где она. Наконец мне пришлось с грустью признать тот факт, что она не захотела общаться со мной без нацеленных на нас камер и скрылась в неизвестном направлении.
Я приехал домой в надежде выспаться. Зазвонил телефон, я поднял трубку почти уверенный в том, что звонит Ермохин с последними сведениями о поиске Очалова.
– Кореш, да ты оказывается великий оратор, так здорово говорил по ящику. Я просто не мог оторваться. А какие перспективы обрисовывал, у меня дух аж захватывал. Ничего не скажу, молодец, братва от тебя в восторге. И «мусор» весь дрожит от нетерпения доказать тебя преданность. Но это я так попутно, не мог удержаться, что не выразить свой восторг. А вообще-то я по другому поводу звоню. Дела наши с тобой совсем плохие, больно уж неугомонным ты стал. Буквально проходу не даешь. Вот скажи, зачем приют разгромил, знаешь, в какой убыток ты нас ввел? Э, да ты чего молчишь, ты слушаешь меня?
– Я тебя слушаю, подонок.
– Ругаешься, это ты напрасно, кореш. Ты пожалеешь, что так не учтив со мной. Все невежливые люди – мои враги. Я чего хочу сообщить, я тут одну штуку придумал, как тебя ударить в самое больное место, да так, чтобы ты от боли завизжал. Классный будет наезд. Я тебе гарантирую, будешь ты у меня как шелковый. Но уж извини, пощады не жди; как ты нас, так и мы тебя. А пока погадай, помучайся, куда же я нацелил свой удар? Жди его каждый день, в любую минуту и погоду. Ни дня теперь не будет у тебя покоя, мой дорогой кореш. Так что пока прощай.
Если пять минут назад я валился с ног от желания спать, то теперь сна не было ни в одном глазу. Монахову не откажешь в уме, он знает, как заставить человека потерять покой. Что же за удар он готовит? И когда он его нанесет? Судя по всему он хочет насладиться моими мучениями, поэтому вряд ли сегодня что-то произойдет. И все же.
Я набрал номер квартиры, где жила моя мать и Оксана. К телефону долго не подходили, и я стал уже беспокоиться. Но наконец трубку сняли и мне ответила недовольным голосом человека, которого разбудили, Оксана.
– Это я, Владислав.
– Я рада, что ты позвонил. – Голос Оксаны изменился, в нем действительно зазвучали тихие аккорды радости. – Как у тебя дела?
– По-моему о моих делах известно всему городу. Разве не так?
– Ты прав, мы очень внимательно следим за тобой.
– Ты имеешь в виду и мать?
– Да, она сильно переживает за тебя.
– Это на нее не похоже.
– Мне кажется, она меняется. На нее сильно влияет отец Анатолий. Он довольно часто заходит к нам.
– Не знал.
– Разве? – удивилась Оксана.
– Слушай, я звоню по другой причине. Скажи, у вас все спокойно?
– Да. спокойно.
– Я тебя прошу, закройся по лучше и никому не открывай. И если возникнет какая-либо опасность или вообще что-то необычное – немедленно звони мне. Ты меня поняла?
– Да, а что случилось?
– А как раз звоню тебе для того, чтобы ничего не случилось. И прошу, не пускай никуда детей одних. Завтра вы все уедете на некоторое время из города. Готовься.
– Но у меня дела, работа.
– Речь идет о твоей жизни, о жизни твоих детей. А с работой мы как-нибудь договоримся. Ты меня поняла?
– Да.
– Молодец. И прежде чем снова лечь спать, проверь еще раз все запоры. Хорошо?
– Хорошо.
Я немного успокоился. Если это то самое направление удара Монаха, то здесь у него ничего не выйдет. Завтра я увезу их куда-нибудь подальше. И все же я не был до конца уверен, что разгадал намерение бандита.
Я стал раздеваться, когда с вахты мне позвонил охранник и сказал, что ко мне просится какая-то дама.
Неужели Ксения, радостно пронеслось в голове. Но ее хорошо знала охрана и пропускала свободно в дом, без звонка ко мне.
– Что за дама?
– Ее зовут Ирина Григор.
– Ирина Григор?!
– Да, Ирина Владимировна Григор. Так по паспорту, – сказал охранник.
Я сел на кровать. Наверное, я бы меньше удивился, если бы мне сообщили, что ко мне рвется пройти папа римский.
– Пропустите посетительницу.
– Нам ее обыскать?
– Не надо, – после небольшого колебания сказал я.
Я не то, что волновался, скорей я испытывал замешательство, смешанное с любопытством. Какая она стала, ведь мы не виделись более пятнадцати лет.
И вот она вошла, моя первая большая любовь. Выглядела она великолепно, по крайней мере, одета была шикарно. Я не великий знаток высокой моды, хотя моя жена и пыталась меня приучить к ней, так как больше всего на свете обожала одеваться, но я сразу понял, что костюм Ирины пошит у какого-нибудь известного кутюрье. Впрочем, гораздо больший интерес представляло выражение ее лица, а вот оно не очень гармонировало с великолепным нарядом, было скорей растерянным и неуверенным в том, что здесь ее доброжелательно примут. И надо сказать, для таких опасений основания у нее было достаточно.
Мы стояли друг против друга, испытывая смущение и нерешительность.
– Ты не против, если я сяду, – сказала она.
– Садись, коли не боишься память свой шикарный костюм.
Она взглянула на меня и ответила тем, что села на стул, плотно приставив колени друг к другу, которые безуспешно пыталась прикрыть короткая юбка.
– Я понимаю, ты удивлен моим приходом.
– Честно говоря, да. И когда узнал, что ты стала женой Григора, был удивлен не меньше. И если до того у меня было желание повидаться с тобой, то затем оно сразу пропало.
– Я понимаю.
– Вот как. А я не понимаю, как ты могла так поступить.
– Это сложно объяснить даже самой себе. А уж другому человеку… Так вышло; ты не представляешь, до чего он был настойчив и обходителен. И я не устояла.
– В конце концов, это твоя жизнь, вряд ли нам стоит обсуждать эту деликатную тему. Зачем ты пришла? Тебя прислал Григор?
– Ты, наверное, не поверишь, но я пришла по своей инициативе.
– И что ты хочешь мне предложить?
– Ничего. Мне хотелось тебя увидеть. С того самого момента, когда я узнала, что ты вернулся в город.
– И когда ты это узнала?
Ирина посмотрела на меня.
– На следующий день после того, как ты приехал.
– Ты очень терпеливая, если решила это сделать только теперь.
– Я надеялась, что ты сам захочешь меня увидеть. Я долгое время вспоминала о тебе.
– Я все понимаю, но сейчас ей богу не та ситуация, когда можно предаваться воспоминаниям. Между мною и твоим благоверным идет самая настоящая война. Почти каждый день кто-нибудь на ней гибнет. Ты что-нибудь слышала об этом?
– Это ужасно, – прошептала Ирина. Ее лицо вдруг стало красным, как панцирь сваренного рака.
– Я разделяю с тобой это мнение. Но тогда я не понимаю, как ты можешь оставаться с ним?
– Это нелегко объяснить.
– Опять нелегко. Так все можно оправдать: я убил человека, но почему, не могу объяснить. Я вышла за муж за подонка, за уголовного преступника, но почему я сама не пойму. Тебе не кажется, что это немного даже забавно. В конце концов нам уже не по восемнадцать лет.
– Ты, наверное, прав, но для меня это в самом деле так. У нас двое мальчиков, и они оба обожают отца. Ты не знаешь, какой Герман хороший отец.
Я тяжело вздохнул.
– А ты не задумалась, сколько детей из-за него остались сиротами? Ты знаешь, что все городские детские дома переполнены. Недавно я подписал постановление о создании еще одного сиротского приюта. Не знаю только, где для этого найти деньги. У тебя нет?
Ирина грустно покачала головой.
– У меня нет ни копейки, все деньги у Германа.
– Так ты выходит нищая. Может, тебе подать на пропитание?
– Прошу тебя, не надо, я не за этим пришла.
– А зачем? Вспоминать прошлое? Не знаю, как ты, я не в том настроение. Я так устаю от настоящего, что на это занятие не остается ни сил, ни желания. А совместного будущего у нас, думаю, не будет.
Внезапно Ирина закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях.
– Я не знаю, что делать, ты не представляешь, что у нас сейчас творится.
– И что творится?
– Герман пребывает в постоянном страхе. При одном упоминании твоего имени он начинает бешено ругаться. Я не знала, что можно так кого-то ненавидеть. И он все время упрекает меня.
– Тебя-то в чем упрекать. Разве ты неверная жена, не желающая бросить своего мужа-бандита?
– Пока тебя не было, у нас было все нормально.
– Я значит виноват. Ты живешь в великолепном доме, а что дом построен не на фундаменте, а на крови – тебе наплевать.
– Да, я знаю, так все и есть. Хотя долго я не представляла об истинных масштабов его деятельности. Потом когда узнала, было поздно, я как раз была беременна вторым ребенком.
