Владислав Вишневский - Терпень-трава
Взрослые почему-то не отреагировали. Или не успели, или застеснялись, или не поняли, как показалось детворе. Инертный потому что материал они – взрослые, инертный. Пока это дойдёт до них смысл хорошего известия, пока это они сообразят, что похвалить кого надо, ручками, например, похлопать… А детвора уже тут как тут, уже отреагировала. Восторженно и бравурно. И не удивительно, что именно они и были главными поклонниками живой оркестровой музыки. Особенно, если музыканты дадут подудеть потом. Такой трамтарарам счастливый тогда возникает… с острой конкуренцией, восторгом, и обидой, если кому инструмента не досталось… Остановить такой «концерт» всегда было трудно. Популярными инструментами были все. Без исключения. Но особенно туба. Дудка такая огромная. Потому что очень большая. Дядя Матвей только на ней играть и мог. Потому что сам большой и сильный, как Илья-Муромец. И инструмент себе потому такой большой подобрал. Только называлась она как-то странно, заумно, – тубой бас, почему-то. Не трубой, а именно тубой. Без буквы «р». Действительно, странно. Ошиблись, грамотеи, наверное, или нужную букву пропустили, забыли её вписать. Впрочем, там, кроме барабана с гармошкой, да балалайки, все инструменты довольно непонятно назывались, но интересно: труба, баритон, туба… В самих только названиях уже слышался притягивающий сознание, будоражащий воображение и душу волшебный музыкальный звук… Ага! Как магический гипноз такой. И слу-ушал бы, слу-ушал… Здорово!
Ещё один классный фактор в тубе бас нужно особо отметить: размерами она превосходила многих своих поклонников. Высотой. И это привлекало. К ней тянулись. Играть – дудеть – на ней было одно удовольствие. Выглядело это обычно так. Двое пацанов, что ближайшие в очереди подудеть стояли, крепко держат её с боков, чтоб музыканта, падая, если что, собой не придавила. А третий – исполнитель – в это время пытался её продуть. «Уматное» дело – продуть… Мало кому удавалось. В основном, если случайно бу-букнет кто, тогда это полное счастье. Просто подуть – это счастье. А уж если она вдруг отзовётся… Тогда, вообще огромное счастье. Такие достижения ценились. Как знак не только высоких человеческих способностей, но и музыкантских тоже.
Ещё одним неповторимым достоинством она обладала – смешным. В её большой выпуклой зеркальной поверхности запросто умещались две-три детские весёлые рожицы. А если придвинуться – две, если совсем близко – одна. Но совсем потешная! Причём, такие смешные всегда, смех один. Особенно если язык ещё в это время друг-другу показать, или щёки растянуть, или глаз свой огромный рассмотреть… с носом грушей… Смехота. Искривлённые, клоунские лица в зеркальной поверхности тубы отражались. Отпад, умора. Хороший оркестр, в общем. А как громко можно было дунуть… в дяди Костину, пронинскую, например, трубу, если удавалось!.. Слов нет, какое счастье: ту-ту-ту-ту-т, ту-тууу!.. В-во!
– Это хорошо, что научились, – от чего-то без энтузиазма отреагировала Валентина Ивановна на заявление музыкантши. – Только не сегодня, баб Дарья. Ладно? Сегодня не надо…
– Почему это? – удивилась музыкантша. Заметила. – Торжественные собрания всегда Гимном заканчивают. – Видно было, очень ей хотелось похвастать стройным звучанием столь важного музыкального произведения. Но, сегодня, облом, кажется. Не хотят.
– Торжественные – да, – согласно кивнула головой Валентина Ивановна, и перечислила даты. – На майские праздники, ноябрьские, в честь дня рождения… эмм… страны – конечно. А сегодня ещё только лето. Но, мы верим… Потом, как-нибудь.
– Но ведь, школу сегодня принимаем, разве это не праздник?
– Какой праздник, если ни одного учителя в ней нету, – всплеснула руками Валентина Ивановна. – Половина праздника только…
– Ну, ладно, потом, так потом. – Присаживаясь на своё место, обидчиво надула губы бабка Дарья. Навязываться, мол, не будем, ещё попросите.
– Товарищи, главный на повестке вопрос – как быть с учителями. Школа уже есть, а учителей нету. А? – Этот вопрос, учитывая обстоятельства, из уст Валентины Ивановны прозвучал убийственно укоризненно, с горечью, с чувством. Словно перед учительским столом сидели не простые селяне, а выпускники высших курсов магов-волшебников: как же это так, мол, у нас, получилось, а? Двоечники!
– Плохо дело… – привычно, в свой адрес, соглашаясь с промашкой, мужики мяли фуражки в руках…
– Время ещё есть… – не теряли надежды другие. – Вагон и маленькая тележка.
– Но две избы уже для них приготовлено. Стоят. – Усугубляли третьи.
– Искать надо. – Ставили точку четвёртые.
– Палыч, – спрашивает бригадир Митронов. – Может, ещё раз к академику тому в Москву съездить, нет? Как думаешь?
– Можно и съездить… – отвечаю, вспомнив наш «холостой» выезд в Москву. Месяц уж прошёл. Но время действительно ещё есть. – Подождём, я думаю, до начала августа, а там, в колокола бить начнём. Но, я думаю, найдём учителей. Найдём.
– Ну и добро…
– Раз Палыч верит, значит так оно и будет. Действительно, чего от нас нос воротить? И школа есть, и жильё, понимаешь, и дрова на зиму наготовлены… Живи себе, и радуйся.
– Приедут… Приеду-приедут. Как миленькие приедут, как узнают, что школа готова… Ага!
– Тише, товарищи! – Останавливая шум, требует председатель собрания. – Я тоже так думаю. Чего здесь не работать? Всё есть. – Щедро, в стороны, повела руками. Оглядываясь, присутствующие дружно закрутили головами. По-новой с восхищением разглядывая свежеподготовленное помещение: с портретами, цветами на подоконниках, доской, партами, бликующим солнечными зайчиками полом. Взгляды, переполненные уважением и гордостью, вновь вернулись к президиумному, учительскому столу: и правда хорошо. – Так, теперь «Разное». – Зачитала она.
В разном у нас проблемы в частной жизни Светланы Павловны и Макара записаны.
– Товарищи, – продолжила Валентина Ивановна. – Вопрос на повестке стоит остро щепетильный, можно сказать интимный… Поэтому, детей, значит, до восемнадцати лет прошу покинуть собрание… Всё, ребята, быстренько-быстренько, – исполнительная голова энергично от себя замахала руками. – Ваши вопросы кончились. Кыш, кыш! Марш, по домам, говорю, проверьте там хозяйство: коз, кроликов… Задание вам такое, общественное, пока мы совещаемся. Всё. Идите, идите.
Ребятня, недовольно скривившись – там не то чтобы до восемнадцати лет, до четырнадцати не дотягивали – легко освободила оконные и дверные проёмы, шумной толпой загремела на крыльце, со смехом выбирая свои обувки, потом и – громко – калиткой уход свой отметила. Ушли.
– Долго мы обсуждать эту проблему не будем, – заметила Валентина Ивановна. – Потому что их здесь, виновников, нет. Не будем мы за глаза. Ясно одно, не слаживается там. Мы уж, с вами, было обрадовались, думали, ещё одни руки в хозяйстве у нас появились, а тут и первых того и гляди лишимся. Серьёзно с ними надо разговаривать. С обоими. В первую очередь, конечно, с Макаром. Да и Светлана – не вторая очередь. – Присутствующие, насупив брови, кто и губы поджав, согласно кивали головами: «правильно-правильно, надо». – Мы не хотели подглядывать, – продолжила ведущая собрания, – вмешиваться в чужую семью, но, получается, всё же придётся. Не чужие мы все здесь. Не чужие. – Валентина Ивановна выдержала паузу, оглядывая земляков, потом продолжила. – Наверное мы так с вами сделаем, товарищи. Предлагаю: я поговорю со Светланой, а Евгений Павлович с Макаром. Как думаете, товарищи, нет возражений?
– Нет!.. – послышалось разноголосо…
– Есть. – Поднял руку Василий Митронов.
– Ну, что такое? – Валентина Ивановна, как и все, смотрела с любопытством. Василия нужно было послушать. Кузьмич часто говорил дело. В последнее время так вообще раскрывался с очень хорошей только стороны, с деловой. Вон, как школу да избы для учителей в порядок привёл, как игрушечки стоят, красуются. Молодец, мужик. Умница. – Говори, Василий Кузьмич. – Разрешила. Заметив про себя: растёт мужик, выпрямляется. А ведь до бомжей почти было опустился…
– С Макаром пусть сперва Матвей поговорит. От общественности, как бы. Если не дойдёт, тогда уж пусть председатель от администрации выводы сделает.
– Во, правильно, Кузьмич. В яблочко!
– Дело, бригадир. Путь Матвей сначала пропесочит… По-свойски, чтоб.
– Пойдёт предложение, Валентина. Пиши.
Ладно, принимается, – кивнула председатель собрания. Административные выводы потом сделаем. Успеем.
– Мудрое предложение, Валентина. Дадим имя шанс, – всё так же светло сияя, подчеркнул дед Егор. – Молодые ещё, понимаешь, куролесят!.. А теперь вот, пусть другими местами подумают, головами. Ага!
Всё же интересно, отчего дед такой счастливый? Надо бы подойти спросить.
– Так, значит, всё, товарищи, закончили собрание, – вставая из-за стола объявила Валентина Ивановна. – Давайте мы ещё раз поблагодарим наших славных плотников и столяров за хорошую работу и их бригадира Василия Кузьмича Митронова. Спасибо вам от всей администрации, от родителей и от детей. Огромное вам спасибо. – Подойдя, каждому пожала руки. Собрание, поднимаясь с мест и выбираясь из-за парт, дружно поаплодировало бригаде Митронова, смущённо топтавшейся от похвалы. – Остальные вопросы – покос и прочее, – бросила Валентина Ивановна, – в рабочем порядке.
