Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
Алексей Матвеевич задумался. Мотивом резкой смены его позиции послужило желание не давать Зарецкому шанса на жизнь, поскольку в случае успеха операции вор получит не больше десяти лет лагерей, он ведь сам выговорил эти условия перед начальством. Но тогда судьба Насти будет сломана, да и на его службе такая родственная связь, даже неофициальная, поставит крест. Но в данный момент Петракова беспокоила не карьера, а счастье дочери. Идя на работу, он надеялся уговорить коллег по оперативно-следственной группе оставить мысль, которую сам же и подбросил, и Зарецкий уже не избежал бы высшей меры социальной защиты. От сознания того, что от него ничего не зависит и дальнейшее развитие событий уже определено руководством, ему стало дурно.
Видя, как побледнел друг, и принимая его состояние за голодный обморок, что часто случалось среди сотрудников, Солудев поспешил заварить крепкий чай, положив в стакан из личных запасов приличный кусок колотого сахара.
– Не кисни, майор, – подал ему питье капитан, – хлебни горяченького.
– Ничего, мне уже лучше, – пришел в себя Петраков. – Что же теперь?
– К вечеру нас ждет Огурцов с предложениями по операции.
– И какие будут предложения? – спросил Петраков, собираясь с мыслями.
– Да, собственно, ничего не изменилось, – пожал плечами Солудев. – Пустим его в качестве живца на Кузнечный рынок, пусть перебазарит с местной спекулянтской шушерой, а мы у него на хвосте повисим, ну и окрестности просмотрим.
– Судя по маляве, на него быстро выйдут, – кивнул Грязунов.
– Что ж, можно взять за основу, – согласился с коллегами Петраков, сознательно умолчав о том, что Цыгана в рыночной толпе запросто могут посадить на заточку незаметно для переодетых сотрудников.
Алексей Матвеевич немного успокоился и теперь сосредоточился на мысли, что провести операцию нужно таким образом, чтобы в результате обезвредить банду и, по возможности, избавиться от Зарецкого. Он понимал, что это подло, но ничего не мог с собой поделать.
– А может, к Зарецкому кого-нибудь из наших приставить под легендой его подельника? – выдал идею Солудев. – Будет легче операцию контролировать.
– На мой взгляд, это лишнее, – возразил майор, сообщив, что тогда у Зарецкого шансы остаться живым возрастут, а его собственные – избавить свою семью от проблемы – станут приз-рачными.
– А я думаю, что надо доложить Огурцову, – предложил соломоново решение Грязунов, и члены оперативно-следственный группы перешли к обсуждению других деталей.
Вечером они пришли на доклад к Огурцову с подробным планом операции.
– Нормальный план, – одобрил начальник, – а подключение нашего сотрудника в пару к Зарецкому считаю лучшей его частью. Кого предлагаете? Человек должен быть опытным и не очень примелькавшимся.
– Разрешите мне? – спросил Солудев. – Мои ребята слишком молоды для этого. Только лейтенант Мышкин был бы подходящей кандидатурой, но он сейчас в противодиверсионном батальоне.
– Ты в уголовном розыске уже лет пятнадцать, тебя пол-Ленинграда знает, – покачал головой Огурцов. – Кстати, Мышкина твоего я сегодня же через комиссара буду отзывать обратно. Но он будет у нас дня через три.
– До приезда Мышкина я бы мог с Цыганом поработать на рынке, – предложил Петраков.
– Ты же больше меня работаешь! – удивился Солудев.
– Зато с уголовниками никогда дел не имел, – возразил майор, – только с экономическими преступлениями.
– Даже не знаю… – задумался Огурцов. – Больно у тебя, Петраков, внешность приметная – волосы седые и вообще…
– Были до болезни, сейчас один ежик остался, и тот под бритву могу сбрить, – не сдавался майор, преследуя свою цель.
– Ну, если под бритву и до приезда Мышкина, то можно попробовать, – согласился старший майор госбезопастности. – Не хочется время терять.
– Только нужно грамотно организовать наш с Зарецким побег из-под стражи. Скажем, со следственных действий, – добавил Петраков.
– Вот и разработай, поскольку сам себе будешь легенду обеспечивать, – дал указание начальник.
После утверждения плана оперативного мероприятия сотрудники разошлись для подготовки к первому выезду. Майору Петракову предстояло провести последнюю беседу с Зарецким. Приказав доставить арестованного, Алексей Матвеевич задумался. Он успел «заскочить на подножку», выставив свою кандидатуру для работы в паре с «наживкой», и, по сути, становился такой же наживкой, зато, находясь рядом с Зарецким, ему будет легче найти подходящий момент, чтобы раз и навсегда от него избавиться… Конечно, Петракова одолевали сомнения, да и совесть противилась такому решению, но майор преодолел ее позывы, оправдывая себя тем, что должен это сделать для блага своей дочери и семьи. Вскоре привели Цыгана.
– Спасибо, гражданин начальник, что поместили в номер люкс без соседей, – поблагодарил Зарецкий за перевод из общей камеры, в которую в любой момент могла прийти опасная малява.
– Рад, что теперь твои корешки до тебя не дотянутся? – съязвил Петраков, стараясь не смотреть на Цыгана, чтобы не выдать своей ненависти к вору.
– Значит, убедились, что я не гнал? – догадался Ванька.
– Итак, Зарецкий, решено дать тебе шанс, – перешел к делу Петраков, – начинаем отрабатывать Кузнечный рынок, ища выходы на банду.
– Они сами меня найдут, – уверенно произнес Цыган.
– С тобой будет наш человек под видом подельника, – стал посвящать вора в детали оперативного плана майор. – Завтра утром тебе и внедренному сотруднику устроят побег на следственном действии, чтобы выглядело все натурально и урки от тебя не шарахались. Полагаю, что уже на следующий день те, кому надо, будут о побеге знать.
– Толково, – кивнул в знак одобрения Зарецкий. – А кто со мной пойдет?
– Я. – Петраков пристально посмотрел на вора.
– Староваты вы, гражданин начальник, для таких дел, – после паузы вымолвил Цыган, – не хотелось бы мне с вами на риск идти.
– И мне не хочется с тобой общаться, но что делать – служба, – ответил таким же комплиментом Петраков.
– Я-то, понятно, за что жизнью рискую, а вам зачем? Вы уже в звании, семья есть, нужно о ней позаботиться, – попытался отговорить отца своей жены Зарецкий, еще больше разбередив болезненную рану на сердце.
– А я иду на опасное дело потому, что мне хочется, чтобы всякой воровской сволочи поменьше на белом свете было, глядишь, и мою семью подобная беда обойдет, – с намеком произнес Петраков.
«Странно, однако, тесть выражается», – промелькнула настороженная мысль в голове вора. Но когда Зарецкий шел обратно в камеру, у него было приподнятое настроение, подогреваемое надеждой, что все сложится хорошо.
Петраков возвратился домой далеко за полночь. Жена и дочь не спали, ожидая его возвращения домой. Лариса, весь день переживавшая разговор с мужем, не смогла промолчать, и рассказала Анастасии о реакции отца на их с Зарецким венчание. Девушка от переживаний была сама не своя, а к вечеру ее стал бить озноб, и она слегла с температурой. Как только Алексей зашел в квартиру, Лариса сразу предупредила его о состоянии дочери, словно боясь, что муж захочет с ней серьезно поговорить. Петраков прошел к кровати и положил руку на ее горячий лоб.
– Тряпку намочи, – попросил он жену.
– Папа, ты сильно на меня разозлен? – открыв глаза, тихо произнесла Настя.
– А как ты думаешь? – уклонился от ответа отец.
– Пап, ты не думай, Иван не совсем пропащий человек, – умоляюще посмотрела на него дочь.
– У нас уже с тобой был разговор по поводу этого человека, помнишь? – как можно спокойнее спросил Алексей Матвеевич.
– Да, – еле слышно прошептала Анастасия, которая хорошо помнила предупреждение отца в разговоре, состоявшемся после гибели Софьи Вайнштейн.
– Но ты меня не послушалась, и теперь наша семья подвергается опасности, – Петраков вздохнул, кладя на ее голову принесенное женой влажное полотенце. – Ты, главное, не болей, а остальное понемногу наладится.
– Пап, – схватила его за руку Настя, – пообещай мне, что не причинишь ему зла. Только не ты!
– Дочка, у тебя бред начинается. – Алексей вырвал руку.
Несмотря на усталость, Петраков долго не мог уснуть, вслушиваясь сначала во всхлипывания дочери и негромкие вздохи жены, а потом борясь с нахлынувшими мыслями о завтрашнем дне.
«Может, черт с ней, с этой операцией? – провоцировала сознание проблема дочери. – Сразу убить его, будто при попытке к бегству, и все». Но профессионализм и чувство служебного долга пересилили, и майор решил, что Ванька Зарецкий умрет сразу после того, как выведет на след банды.
Цыган, после возвращения в камеру, почувствовал, что блатные стали сторониться его, избегая разговоров. Мазут, против обычного, даже не поинтересовался, для чего его вызывали, только посмотрел на вошедшего в хату Зарецкого и отвернулся к стенке, задернув шторку на своей шконке. Один из мужиков, не входящий в воровскую семью, шепнул при раздаче пищи, что пришла очередная малява, после которой воры о чем-то долго шептались и спорили. Цыган сразу догадался, что поступило решение воровского схода, а значит, его жизнь повисла на волоске. Всю ночь Ванька, хорошо зная воровские повадки, усиленно ворочался, давая понять блатным, что не спит, ведь те, кому поручено его убить, только и ждут, пока он успокоится. Под утро, не выдержав томительного ожидания, Дрын спрыгнул на пол. Ванька напрягся, понимая, что это может быть условным сигналом, и стал прислушиваться. Оправившись у параши, Дрын достал из-за пазухи сплетенную из одежды веревку и намотал оба ее конца на руки. Ванька повернулся к нему лицом, открыл глаза, предупредительно кашлянул и как можно спокойнее спросил:
