Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
– Что такое? – проснулся Зарецкий.
Быстро одевшись, он открыл дверь, и через окошко предбанника проник свет. «Неужели я была здесь всю ночь?» – промелькнуло в голове Анастасии, которая и представить не могла, что теперь творится у нее дома.
– Ты чего? – спросил Николку Зарецкий.
– Амвроську увезли! А Фроська за грудь держится!
– Кто увез? – всполошился Цыган.
– Люди с лживыми глазами, – пояснил Николка, окончательно сбив Зарецкого с толку. – Пошли быстрей!
Все трое побежали к флигелю. За ночь напорошил снежок. Ветер стих, мороз спал. У входа остались следы шин и множество других следов, говоривших о ночном визите посторонних. В домике все было перевернуто вверх дном. Баба Фрося сидела на койке и пила какой-то отвар. Лицо ее было землисто-серого цвета.
– Что? – хором выпалили с порога Зарецкий с Настей.
– В НКВД забрали нашего батюшку, – запричитала пожилая женщина.
– Когда, почему? – опешил Цыган.
– Под утро пришли, – собравшись с силами, стала рассказывать баба Фрося. – Предъявили ордер, стали искать продовольствие, предложили выдать муку, из которой мы хлебцы для причастия пекли. Словно мы спекулянты какие!
– Муку? – уточнил Зарецкий.
– Да, – подтвердила старушка. – Я батюшке, улучив момент, сказала, чтобы он объяснил, что ее ты нам привез, а он категорически отказался и запретил об этом говорить. За тебя решил, сердечный, муки адовы принять.
– Да зачем же он так сделал? – сник Цыган. – Сказал бы про меня, я бы сам за это ответил, мне не привыкать.
– Не хотел ваше счастье прерывать, первую брачную ночь, – подняла Ефросинья горестный взгляд, но в нем не было упрека, только безнадежность.
– Вань, что же теперь делать? – вырвалось у девушки, которая не успевала смахивать катившиеся по лицу слезы.
– Сейчас отведу тебя домой, – как можно спокойнее произнес Цыган, – а потом что-нибудь придумаю.
Новобрачные тронулись в обратный путь. На душе было тягостно.
– А ты откуда муку достал? – поинтересовалась Анастасия, помня, что Иван и им приносил целую сумку дефицитного продукта. – Заработал или обменял?
– Ты понимаешь, я же должен был как-то о всех позаботиться… – подбирая слова, стал отвечать Зарецкий. – И церковь без службы стояла, и твоя семья голодала, да и мне как-то жить надо было…
– Ты что, украл? – тихим голосом произнесла девушка.
– Да, – тяжело признался Зарецкий. – Вытащил несколько мешков из грузовой машины. А что мне оставалось делать? Не карточки же воровать или последнее у граждан отымать!
– Что ты намерен делать теперь? – с обреченной усталостью спросила его жена.
– Даже не знаю, – честно ответил мужчина.
– Скоро отец вернется из госпиталя, он бы, наверное, смог помочь, – стала рассуждать вслух Анастасия. – Но только как же ему обо всем рассказать? Что задержанный священник, который нас венчал, ни в чем не виноват, а виноват на самом деле мой муж, который украл муку… Но я не смогу такое сказать!
В ее глазах стоял такой ужас, что у Зарецкого защемило сердце.
– А я-то надеялась, что ты после нашего разговора изменился и не вернешься к прежнему… Как же нам жить дальше?
Цыган промолчал. Да и что он мог сказать сейчас своей любимой?
– А теперь пострадал отец Амвросий. Что будет без него с бабушкой и Николкой? – раздался следующий вопрос, который занозой впился ему в сердце.
За разговором они незаметно подошли к Настиному дому.
– Слово даю, я что-нибудь придумаю, – пообещал Зарецкий, пытаясь поцеловать любимую на прощание.
– Так же, как обещал проводить меня вчера вечером домой? – не поддалась на нежный жест мужа Анастасия. И, так и не посмотрев ему в глаза, скрылась в парадной.
Забежав в подъезд, она разрыдалась из-за того, что предстоял тяжелый разговор с матерью, из-за ареста священника, который пострадал по вине ее любимого, из-за того, что Иван продолжал воровать, а значит, совместной жизни у них быть не может, но больше всего из-за той огромной любви, которую она к нему испытывала, и из-за того, что так с ним рассталась. Цыган, услышав плач жены, хотел кинуться к ней и успокоить, но остановился, боясь сделать еще хуже.
«Что ж, Цыган, – обратился мысленно сам к себе Зарецкий, – слово любимой дал, пора его выполнять».
Он еще какое-то мгновение над чем-то размышлял, потом утвердительно тряхнул головой и, лихо сплюнув, отправился осуществлять задуманное.
Анастасия торопливо открыла дверь в квартиру, надеясь застать семью в полном составе, но, увидев выражение лица матери и опухшие от слез глаза племяшки, поняла – Мария не вернулась.
– А где Славка? – поздоровавшись с мамой, поинтересовалась о брате девушка.
– Он теперь ночует на комбинате. Транспорт же не ходит, – пояснила мать.
По ее тону Насте стало ясно, что тяжелый разговор еще впереди.
– Мам, ты извини меня, так получилось, – начала она просить прощения.
– Ты вот так просто говоришь мне «извини»? – рассердилась Лариса.
– Я на самом деле не хотела, чтобы так вышло, – продолжала оправдываться дочь, мучительно соображая, что же сказать в свое оправдание.
– Сестра твоего отца пропала, ты ушла с утра в магазин и не вернулась, Вячеслав остался ночевать на работе, а я тут одна с детьми, которые стонут от голода, – холодно, акцентируя каждое слово, чеканила мать. – Я уже невесть что передумала за ночь! Поговаривают, в городе стали пропадать люди – их убивают и едят. Вчера соседка рассказывала, что, возвращаясь из магазина, видела закоченевший труп прилично одетой женщины, из тела которой были вырезаны куски мяса.
– Мам, прости… – заплакала Настя, представив, какую адскую ночь провела ее мать.
– Вот вернется отец, и что я ему скажу? – продолжала выговаривать дочери Лариса, но немного спокойнее, чем секунду назад. – Ты где ночевала? Карточки хоть отоварила?
Настя с ужасом обнаружила, что забыла в баньке еду, которую намеревалась принести домой. И онемела.
– Хочу хлебушка… – донесся слабый голос Кати.
– Я есть хочу, – тут же подал свой голос Андрюшка и захныкал.
– Сейчас пойду снова, – упавшим голосом произнесла Анастасия.
– Нет, ты останешься здесь, – тоном, не терпящим возражений, заявила мать. – Я сама пойду.
Шатаясь от слабости, Лариса стала надевать поверх ботинок валенки.
– Я буду в магазине на углу, если после обеда не вернусь, приходи мне на смену.
– Хорошо, – побоялась возразить ей Настя.
В дверях мать обернулась.
– Где же ты все-таки ночевала?
– Давай отложим этот разговор до вечера, – попросила дочь.
Лариса, глубоко вздохнув, вышла из комнаты. Только с ее уходом мысли девушки снова обратились к утренним событиям. Настя понимала, что без священника баба Фрося с Николкой не смогут себя обеспечить продовольствием, которым с ними делился отец Амвросий, получая редкие подношения от прихожан. Затем ее мысли, конечно, вернулись к Ивану, с которым она рассталась довольно холодно.
«Ванечка, милый, любимый, не наделай глупостей!» – мысленно обратилась Настя к своему новоиспеченному мужу.
Ее размышления прервал стук в дверь.
– Вы? А где Мария? – удивилась Настя, увидев Христофорова.
– Разве она не у вас? – сделал тот удивленное лицо. – А я пришел ее с дочкой навестить.
После того как Мария призналась семье, что Катя дочь певца, Анастасия, в отличие от детей, простила тетке случай с Барматухой, однако сейчас его слова почему-то покоробили ее.
– Нет. Она ведь позавчера с вами куда-то ходила, с тех пор не возвращалась, – огорчилась девушка, рассчитывая на какое-то известие именно от Христофорова.
– Где же она может быть? – нахмурился тот. – А Катя как, здорова?
– Да. Проходите в комнату, – пригласила наконец гостя Настя.
Бронислав Петрович вошел и сел возле кровати, на которой лежала девочка. Катя, увидев «поедателя» Барматухи, нахмурилась и отвернулась.
– Ты чего, Катюша? – ласково заговорил с ней отец. – Не узнала меня?
– Ты плохой, не хочу тебя видеть, не хочу… – сердито пробормотал ребенок.
Андрюшка насупленно наблюдал за визитером, недовольный тем, что виновник гибели их домашней любимицы набрался наглости и пришел к ним в гости.
– А я тебе гостинчик принес. – Христофоров достал из кармана шинели носовой платок, в который были завернуты хлеб и кусочек колотого сахара.
Девочка, не выдержав, повернулась.
– На, поешь, – протянул ей платок мужчина.
– А Андрюшке ты принес гостинца? – сердито спросила Катя, беря еду.
– Нет, у Андрея есть свои мама и папа, – бестактно ответил гость.
– А моя мама меня бросила, – неожиданно зло произнесла девочка.
Она засунула половину куска хлеба в рот, и у Андрюшки от обиды потекли слезы. Анастасия ничего не могла сделать, внутренне негодуя на Христофорова и в то же время понимая, что он имеет право так поступать.
– Нет, дочка, мама тебя не бросила, она могла просто приболеть, – попытался успокоить ребенка Христофоров, поглядывая искоса на Настю.
