Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
– Да и самим тоже еда нужна, – задумчиво кивнул Иван, понимая, что когда Анастасия станет его женой, ответственность за пропитание ее семьи ляжет на него.
– Катя всю ночь спать не давала, плакала и мать звала, – поделилась тревожными мыслями Анастасия.
– Может, она на работе заночевала? Сейчас практически все ночуют у верстаков, транспорт же не ходит, – попытался успокоить ее молодой человек.
– Нет, Мария вчера куда-то с Христофоровым ходила, наверное, у него заночевала. Вань, – пройдя немного, повернулась девушка к жениху, – как-то все странно у нас с тобой. Словно мы что-то плохое задумали. Венчаемся втайне, будто крадем свое счастье.
– А если и крадем? – плутовато улыбнулся Цыган. – Разве за такую кражу сажают? Ты же будущий следователь, скажи…
– Я хочу адвокатом быть, – уклонилась от ответа студентка юридического факультета.
Церковный флигель встретил их праздничным радушием и теплом. По поводу столь знаменательного события баба Фрося, отличающаяся изрядной экономией, израсходовала двойную норму дров.
– Волнуешься? – спросила она девушку, как только молодые разделись и прошли в горницу.
– Немного, – неуверенно произнесла Анастасия.
– Не надо. Иван тебя любит. Видишь, как светится – словно солнце проглотил, – пошутила старая женщина.
– А мой-то, бедовенький, переживает, – понизив голос, шепнула бабушка, кивнув в сторону внука. – Ведь ты ему тоже люба.
– Правда? А я и не догадывалась, – смутилась Настя и посмотрела на притихшего Николку, словно впервые его увидела.
– Да что уж теперь… – запричитала Ефросинья. – Мой несчастненький тебе не пара, тебе Иван больше подойдет, а Николке не жена, мать нужна.
Бабушка принялась разливать чай, чтобы согреть молодых с дороги. Девушке стало жалко Николку, но не той жалостью, которая может перерасти в нечто большее, а простой женской, которая ее ни к чему не обязывала. Николка, словно подслушав их разговор, подошел к Насте.
– Николка рад, что вы с Ванькой будете семьей, потому что он любит вас обоих – признался в своих симпатиях парень.
– И я тебя люблю, – сбросила камень с души девушка, – ты мне как брат.
Николка поймал на себе немного озабоченный взгляд Зарецкого, который стоял на таком расстоянии, что не мог услышать, о чем он говорил с его невестой, и, несколько смутившись, отошел в сторону. Но улыбка, запрятанная в уголках его рта, говорила о том, что последние слова Анастасии стали для него своеобразным лекарством от скорби по своему безответному чувству к девушке. Ведь именно ей Николка был обязан тем неведомым ощущением тепла, идущего от сердца по всему телу, которое он испытал, впервые увидев Анастасию.
– Ну что ж, молодые, пора идти венчаться, – позвала баба Фрося.
Все быстро оделись и поспешили к отцу Амвросию, которой заранее пошел в церковь, чтобы подготовиться к таинству. Храм был пуст, и это придало церемонии какую-то домашнюю атмосферу. Анастасия почувствовала, что нервное напряжение начинает спадать. Отец Амвросий, облаченный в яркую ризу поверх теплой телогрейки, принял обручальные кольца и, вручив молодым по свечке, начал читать молитву.
– Венчается раб Божий Иоанн рабе Божией Анастасии… – разнесся под куполом его голос, и девушка внезапно со всей силой осознала ответственность данного шага. «А ведь это намного важней, чем простая регистрация в загсе», – подумала она, вспомнив слова покойной бабушки.
Священник надел на жениха и невесту кольца, подаренные Николкой. Настино оказалось немного велико, но девушка подумала, что будет впору, когда она немного отойдет от худобы. Анастасия впала в какое-то сладостное забытье, перестав прислушиваться к словам священника, погружаясь в свое новое чувство, в котором были смешаны любовь, стыд, радость, ожидание, надежды и еще много других ярких ощущений, так или иначе связанных с происходящим переходом к статусу замужней женщины. Отец Амвросий закончил обряд, и только тогда девушка пришла в себя.
– Пойдемте, отметим свадебку, – засуетилась баба Фрося.
Стол был и вправду свадебным. Откуда ни возьмись на нем оказались бутылка настоящего довоенного вина, а еще тарелка со студнем, вареный кортофель, нарезанный тонкими ломтиками хлеб и кусок плавленого сыра. Анастасия даже испугалась, подумав: все это появилось потому, что Иван вернулся к старому занятию.
– Наши мужички на картофель выменяли, – успокоила баба Фрося, заметив ее волнение. И девушка вспомнила о разбитых в кровь руках любимого.
– Ну что же, дети мои, – поднял первый тост отец Амвросий, – несмотря на то что канун Рождества Христова не самое лучшее время для свадеб, но я думаю, Бог нас всех простит и благословит, поскольку видит, в каких тяжелых обстоятельствах мы пребываем. Тем, может, отрадней будет ему видеть, что и среди житейских невзгод проявляются светлые и чистые чувства, такие, что сегодня привели вас к венчанию. Долгих вам, счастливых лет совместной супружеской жизни, взаимного уважения, любви и детишек побольше!
На последних словах священник чокнулся со всеми и пригубил вино.
– Вань, а тебя обманули на рынке, – неожиданно досадливо сморщился он. – Вино-то не настоящее.
– Как ненастоящее? – огорчилась Анастасия.
– Может, старое, – пожал плечами отец Амвросий и хитро улыбнулся. – Горькое какое-то.
– Горько! – моментально среагировала на традиционную шутку баба Фрося.
– Целуйтесь! – так же весело поддержал ее Николка.
Только теперь Настя поняла, в чем дело, но смущение никак не позволяло ей взглянуть на мужа, чей горячий взгляд она уже чувствовала на своем лице.
Ванька поднялся из-за стола, увлекая ее за собой. Она увидела блеск в его глазах и стыдливо закрыла свои, принимая его поцелуй. Через полчаса отец Амвросий извинился и отправился отдыхать в свою комнатку.
– Мы с Николкой вам баньку натопили, – по-заговорщицки подмигнула молодым баба Фрося. – Возьмите с собой остатки вина и еду да идите туда, там теплее.
– Нет, я скоро домой пойду, – покраснела Анастасия. Оглянулась на Ивана и увидела грусть в его глазах.
– Ну, может, не скоро, но до комендантского часа все равно мне надо дома быть, – решительно сказала девушка. – Так ведь, Вань?
– Как хочешь, – согласился с ней Зарецкий. – Только можно и в бане посидеть до вечера, чтобы не мешать отцу Амвросию. Да и вообще…
Девушка смутилась еще больше. «Что значит его “да и вообще”?» – вскружили ее голову шальные предположения. Она еще раз посмотрела на Ивана и почувствовала по выражению его лица, что ему очень плохо, но он только усилием воли скрывает от нее свое состояние.
«А что в самом деле такого? Он же теперь мой муж. Почему я не могу побыть с ним наедине в баньке?» – предательски застучала шумной волной в ее голове новая мысль.
– Ладно, Вань, пойдем. Только обещай, что вечером проводишь меня домой, – поставила условие девушка.
– Век во… – чуть было не поклялся тот на воровской фене, обрадованный. Но вовремя опомнился: – Клянусь, как только скажешь «пойдем», сразу же и выйдем.
Банька и правда была натоплена на совесть. Анастасия уже не помнила, когда бывала последний раз в таких теплых помещениях. Даже в теткиных банях был колотун. А тут в небольшом, но плотно сбитом срубе уже в предбаннике оказалось так жарко, что оставаться в пальто было невозможно. Иван разлил вино, подал Анастасии рюмку.
– Ой, я и так уже пьяная…
Не то от уже выпитого, не то от тепла и еды девушке было так хорошо, что просто захотелось спать. Веки налились тяжестью, и для того, чтобы их не закрыть, приходилось прикладывать усилие воли. Лицо мужа приблизилось вплотную к ее лицу.
– Как я счастлив, что ты моя жена… – донеслось до нее, словно произнесено было не на ухо, а откуда-то издалека. – Я тебя люблю.
Она хотела ответить, сказать о своих чувствах к нему, но не смогла, потому что ее губы попали в сладкую паутину, которая не давала ей произнести ни звука. Насте показалось, что она оторвалась от лавки и полетела, кружась в замысловатом танце. Этот танец перенес ее из заснеженного Ленинграда, из лютого холода, в какие-то теплые края, и все ее тело с чувством блаженства окунулось в страстную жару. Было похоже на путешествие по влажным джунглям, в которых непроходимые леса и мангровые заросли. Она испугалась и на мгновение пришла в себя, но, увидев перед собой лицо мужа, снова обмякла и погрузилась в затягивающее жаркое блаженство…
Анастасия вздрогнула от стука в дверь баньки. Тусклый фитилек керосиновой лампы высветил лежащее рядом нагое тело Зарецкого. Отвернувшись, она стала спешно облачаться. Стук повторился и раздался громкий, надрывный голос:
– Ванька, открой, это я, Николка!
– Что такое? – проснулся Зарецкий.
Быстро одевшись, он открыл дверь, и через окошко предбанника проник свет. «Неужели я была здесь всю ночь?» – промелькнуло в голове Анастасии, которая и представить не могла, что теперь творится у нее дома.
