Мария Метлицкая - Дорога на две улицы
– Фуа-гра! Устрицы в винном соусе! Устрицы в собственном соку! Террин! Мидии с лимонным соком! Паштет из прованской утки! Сыр… Сыр… Ветчина… Пирожные… Ну? – Он оглядел Ольгу взглядом победителя.
– Баранки гну, – буркнула Ольга. – Вот и ешь все это сам! А я пошла спать. Нечесаная, невоспитанная и грубая.
– Отдыхай, – легко откликнулся он, – а я пока тут похозяйничаю.
* * *Она укрылась с головой одеялом и застонала: вот, опять подчинение чужой воле и чужим интересам! Надо было гнать Колобка прямо с порога. А считается, что она – сильная женщина. Глупости все это. Ерунда. Она-то про себя все знает. Всех жалко и всех за все готова простить. Потому что дура. Он так решил, видите ли! Захотелось ему поностальгировать с бывшей любовницей. Душевности захотелось, тепла. Видно, совсем ему там хреново, в этом Лионе. При хорошей жизни он бы про нее и не вспомнил. Пижон в идиотской кепульке.
Не заснула, только голова разболелась. От злости на него и главным образом на себя.
В одиннадцать встала, умылась, причесала волосы и подкрасила губы. Потом стерла – много чести! Еще возомнит, что это я для него стараюсь.
К столу, украшенному скатертью и еловыми ветками (подумайте только!), вышла в джинсах и майке.
Дима суетливо пытался ухаживать.
– Сядь! – пригвоздила она его. – Не трать понапрасну силы!
Он вздохнул и начал разливать шампанское – разумеется, «Дом Периньон».
Она вяло ковыряла вилкой французские деликатесы. Дима Колобов трещал без умолку и закусывал с явным удовольствием, постоянно интересуясь Ольгиными ощущениями.
– Вкусно, – однообразно отвечала она. – Вкусно. Отстань.
В два часа ночи под «грохот канонады» – так обозвал остряк Колобок взрывающиеся под окнами петарды – отправилась спать.
Кинула комплект постельного белья на диван в гостиной:
– Располагайся.
Дима тяжело вздохнул и принялся застилать постель.
Выспаться ей не удалось – за стеной раздавался мощный храп Димы Колобова.
– Женишок, – усмехнулась она. – Кавалер.
Завтракали молча. Ольга хмурилась и смотрела в окно. За ночь намело много снега, и трудолюбивые среднеазиаты с терпением и упорством боролись за удобство и комфорт столичных жителей, с больной головой и все еще хорошим аппетитом доедающих вчерашние подкисшие «оливье», «мимозы» и «селедки под шубой».
Дима предложил прогуляться по свежему снежку.
Она повернулась к нему со взглядом, полным тоски:
– Слушай, тебе надо – ты и прогуляйся! И по свежему, и по несвежему. Сходи на Арбат – это близко, если ты помнишь. На Красную площадь. В зоопарк. Куда еще ходят туристы?
Он пропустил ее остроты мимо ушей – планы были другие. И ссориться с ней в эти планы не входило.
Он помыл кофейные чашки – под ее насмешливым взглядом, протер кухонный стол и раковину.
– Пылесос в коридоре, – подсказала она.
– Наглостью ты прикрываешь смущение, – пояснил он. – И еще – радость. Радость от моего приезда, – продолжал хохмить Колобок.
– Это – да! – согласилась она. – Вот как ты догадался? Что радость моя огромна? Просто необъятна моя радость, думаю так!
В коридоре он долго надевал пальто, поправлял пижонистую кепочку и тщательно завязывал шарф.
– Значит, так, – лицо его было бледно и серьезно, – я ухожу. Чтобы вернуться. Завтра или через день. Двух дней тебе хватит?
– На что? – спросила она.
– На принятие решения. Я делаю тебе предложение. Второй раз в жизни и совершенно серьезно. Подумай! Всем обидам давно вышел срок. Амбиции тоже остались в молодости. А сейчас… Сейчас есть два одиноких и немолодых человека. Остро нуждающихся в близком плече и сочувствии. Имеющие огромный и непростой жизненный опыт за плечами. Горький опыт, надо сказать. Такие я сделал важные выводы, – назидательно проговорил он и поднял пухлый указательный палец.
– Я подумала, Дима. Однажды. Крепко тогда подумала и многое поняла. Так много поняла, что и вспоминать не хочется. Например, если человек предатель – это даже не надолго. Это – навсегда. И если человек трус, это тоже вряд ли временно. И если человек жлоб, подкаблучник и хам. Все это – навсегда, Дима. Невзирая на возраст и жизненные обстоятельства. И это мои важные выводы, Дима. И мой непростой жизненный опыт.
Он стоял, опустив голову в смешной клоунской кепке.
– Там, на подоконнике на кухне, лежит моя визитка. Если, ну, вдруг… – тихо сказал он.
Она кивнула:
– Если. Вдруг. Непременно.
Он шагнул за порог, и она закрыла за ним дверь. С облегчением, надо сказать, закрыла.
И даже пошла на кухню и, сварив новую чашку кофе, с удовольствием доела устрицы в винном соусе, мидии в лимонном и паштет из прованской утки.
А правда здорово вкусно! Просто потрясающе вкусно! И как она вчера этого не заметила?
Да! Димину визитку – ого, какая должность! Профессор, елки-палки! – она повертела в руках и… с легкостью выбросила в помойное ведро – порванную на мелкие кусочки: летите, голуби!
* * *Странно, но после того чудного и нелепого Нового года ей стало немного легче. Объяснений этому она не находила, да и не искала. Отпустило чуть-чуть – и слава богу!
К весне все же решила сделать ремонт. Неохота, а надо. Уборка, даже генеральная, плодов уже не приносила – слишком все трухляво, изношено, старо. И обои, и потолки, и плитка. Вспоминала, в каком году родители делали в последний раз ремонт: да, после того как посадили маминого братца Мишу. Сто лет назад.
Ремонт начали шустрые и бойкие молдаване, сверкающие золотыми или железными зубами – в зависимости от материального статуса.
Бригадир, волоокий и чубастый Володя, подробно оглядывал квартиру и Ольгу, словно прицениваясь и к той, и к другой. Видимо, решил, что хозяйка ликвидна – с небольшой натяжкой, а квартира – и вовсе безо всяких натяжек.
Начал подкатывать – смешно, наивно, по-деревенски. Предлагал «посетить киносеанс» или «там какой-нибудь балет» – правда, про последнее сказал с явной тоской.
Как-то принес бутылку вина (разумеется, молдавского, какие там французы! лягушатники! что они понимают в вине!) и шоколадку. Предложил «культурно посидеть».
Ольга, понимая, что здесь надо строго и без юмора, ледяным голосом объяснила все как есть.
Он оказался понятливым, шумно и, кажется, облегченно вздохнул и сделал вид, что слегка обиделся.
С ремонтом, конечно, и напортачили, и обманули, и денег вышло больше, чем договаривались. И сроки сорвали – словом, все, как обычно, и все, как всегда.
Пришлось даже брать небольшой кредит, чтобы закончить эту тягомотину.
А вот на новую кухню – увы – не хватило. И на входную дверь тоже.
«Ладно, подкоплю, поднатужусь», – сказала себе Ольга, отчетливо понимая, что летнего отпуска ей не видать – как и своих ушей.
В августе, оставив кое-какие недоделки, наконец убрались.
Ремонт невозможно закончить – его можно только остановить. Чисто российская пословица, подумала Ольга. Вряд ли у других народов она есть.
И все же, несмотря на неимоверную усталость и окончательно расшатанные нервы, удовольствие от свежести и обновления жилья она все-таки получала.
Вечером садилась на новый диван, с наслаждением вытягивала затекшие ноги и любовалась. Новыми обоями, новыми шторами, старой, еще бабки-Нининой, люстрой – синие стеклянные чашечки, белые лепестки и свечечки лампочек – как когда-то давно, еще в «ельцовской» жизни. Мамин любимый ковер, давно уже старый, потертый, совсем блеклый – тот, что еще ее отец, профессор Гоголев, привез в пятидесятые из Душанбе, лежал на свежем паркете, словно заново наполненный и обновленный нежными, пастельными красками. Чудеса эти старые изделия! Вот что такое творение ловких и умелых человеческих рук!
Нет, не зря она все это затеяла. Не зря! Теперь даже хотелось домой. И призраки прошлой жизни, призраки и признаки, слегка отступили и дали ей наконец душевный отпуск.
* * *В тот день накануне больших выходных она вернулась особенно усталой. Две летучки и вызов на ковер к начальству. Выползла из машины еле-еле. Шаркая, дошла до подъезда. Подняла голову и увидела свет в кухонном окне.
– Маразматичка, – ругнула она себя, – уже и свет забываю гасить!
Она вышла из лифта и открыла входную дверь.
Свет горел и в коридоре.
– Ну совсем из ума выжила, – вздохнула она. – Начало Альцгеймера, не иначе!
Она сняла мокрый плащ и скинула туфли. Села на банкетку в коридоре – перевести дух. Подумала, что голодна. Так хочется жареной картошки! А сил приготовить совсем нет.
Она прошла к себе, переоделась в домашнее и пошла на кухню. «Просто попью чаю», – подумала она. В холодильнике, кажется, есть козий сыр и остатки покупного винегрета. Вот и славно! Вполне себе хватит. И даже хорошо, что нету сил поджарить эту вреднючую картошку. Да и картошки, кажется, тоже нет.
Дверь в гостиную была плотно закрыта. С некоторых пор Ольга ненавидела закрытые двери – было ужасное ощущение, что там, за закрытой дверью, кто-то есть. Все еще есть.
