Олеся Мовсина - Всемирная история болезни (сборник)
– Поль!
Но он не слушал, он торопился выплеснуть, пока их не прервали:
– И эта болезнь, этот дурацкий диабет они мне тоже навязали. Если отец – не мой отец, значит, мне не от кого было получить в наследство и сахар в крови! Понимаешь? Ты это понимаешь, Надя?
Наде показалось, что её стукнули по голове чем-то не тяжёлым, но шумным.
– Надя!
– Но как же… Ведь ты болеешь. Ты болел!
– Я здоров! – выкрикнул Поль, забывая об осторожности.
– Ну и дела, – пробормотала Надя по-русски.
– Я здоров, я чувствую себя превосходно. Сегодня анализы подтвердили, что сахар у меня в крови и в моче в пределах нормы, как у здорового! Мне больше не нужно колоть инсулин, с сегодняшнего дня я свободный человек. Я не привязан к дому и к больнице, я… Хочешь, поедем с тобой куда-нибудь в отпуск. Я так давно никуда не ездил!
Надя попробовала говорить как с психованным ребёнком:
– Конечно, поедем, Поль, поедем. Но скажи, разве такое бывает? Ты же сам врач. Разве можно вылечиться от сахарного диабета? Ты ведь сам говорил, что это навсегда. Ещё вчера ты колол инсулин, а сегодня утверждаешь, что это тебе не нужно. Это же опасно! Ты вообще соображаешь, что говоришь?
– Ничего, за меня теперь не волнуйся. Это правда странно, похоже на чудо, но… Я в это верю. Доктор Котар мне поможет выкарабкаться, восстановиться.
– Да, только доктора Котара тоже арестовали, – сердито оборвала его Надя и сунула руку в сумку.
– Арестовали? – вдохнул Поль. Наконец-то с него слетел восторженно-самоуверенный дурман. – За что?
Надя не дала ему опомниться, вытащила и сунула под нос фотографию рыбы:
– Что это такое?
Поль растерянно шевельнул бровями:
– Не знаю. Кажется… А-а, это мама когда-то в письме присылала. Я забыл – что-то она писала: то ли в музее она это видела, то ли, наоборот, в журнале…
– Вчера мне предложили сделку, – вырвалось у Нади грубо. – Я должна найти хвост от этой якобы разбитой рыбы в обмен на твоё освобождение. И пожалуйста, Поль, перестань морочить голову хотя бы мне. Ты сам-то знаешь, почему тебя задержали?
– Нет, – только и смог выдавить Деррида.
– Тебя о чём-нибудь спрашивали? Допрашивали? Что ты сказал своему адвокату?
– Тише, тише, – он неудобно и больно дёрнул её за руку.
Казалось, Надя выбила из него неуместный и бестолковый восторг, и вот теперь забрезжил настоящий, вечно брюзжащий Поль. Он не ответил ни на один из её вопросов, а отодвинувшись к стене, обиженно пробормотал:
– Я так радовался, а ты… Не поддержала.
Дежурный мальчик постучал и стыдливо сунул нос:
– Господа, извините… Вам пора, мадам…
– Одну минутку, мсье, – попросила Надя, и мальчик убрался.
Но Поль, казалось, и не собирался продолжать разговор. Он измученно откинулся на подушку и закрыл глаза.
– Тебе плохо? – спросила Надя, не понимая, жалость к нему или досада её разбирает.
– Мне хорошо, – ответил Поль таким рычанием, что она встала и не прощаясь вышла.
Обида, недоумение, отвращение. Наде не хотелось ни с кем разговаривать, она вышла на улицу, хлопнув всеми дверями, какими смогла. Прислонившись на улице к перилам, поняла, как хочется курить и как хочется домой, в Можайск. Два желания, две слабости, которым она давно уже не давала воли, собрались в одну скользкую слезу и капнули.
О том, хорошо ли ей жилось здесь, во Франции, Надя не смогла бы ответить однозначно. Она давно заметила, что отвечает на этот вопрос по-разному: маме, подругам, мужу. Для мамы у неё всегда был припасён самый радужный вариант, маме Надя всегда старалась казаться счастливей, чем есть. Подругам же – чтобы окончательно не отвернулись из зависти – приходилось чуть-чуть занижать своё благополучие. Истина, как всегда, находилась где-то посередине. Или?
Луи подошёл и молча протянул ей сигарету.
– Как вы угадали? – кисло улыбнулась Надя, вытирая под глазом краешком рукава, всё ещё жалея себя.
– Куда вас отвезти: домой, на работу? Или, может, хотите – пройдёмся, и вы успокоитесь?
– Да, – вздохнула она невпопад, чувствуя, как зелёные листики на белом воротнике Луи согревают её и щекочут. – Почему у вас всегда такие смешные рубашки? – и она просунула руку в его подставленный галантный локоть.
Город уже начинал обедать: в открытых окнах кафе и ресторанов звенело и вожделенно гудело.
Надя и Луи долго шли молча, притворяясь, что всё у них хорошо и даже – что они ни о чём не думают. Потом, сама не зная почему, Надя рассеянно поинтересовалась:
– Как продвигается ваша диссертация? И о чём, кстати, вы пишете?
Луи улыбнулся. Иронично, как будто имел в виду: мол, долго выдумывала тему для беседы?
Они остановились на перекрёстке. Солнце остро отразилось в витрине и обоим кольнуло глаза.
– О-ой, – протяжно изумился Луи.
Со стороны Булонского леса на них несло ветром что-то типа воздушного шара или дирижабля. Это была рыба, огромная надувная рыба, шевелившая в воздухе плавниками и хвостом.
– Мамочки, – привычное русское вырвалось у Нади.
И тут же мимо них промчался мотоциклист, за спиной у которого развевался чёрными буквами плакат. «Найди рыбий хвост», – едва успела прочитать Надя.
– Да это сионистский заговор какой-то! – воскликнула она.
И ещё какой-то ребёнок, запнувшись на переходе через улицу, рассыпал у них под ногами маленькие серо-белые шарики, похожие на рыбьи глаза. Нет, последнее, видимо, просто совпадение. Только Надя почувствовала, что её начинает увлекать эта игра, что она обязана хоть как-то ответить на вызов, бросаемый с разных сторон: от мужа, от инспектора полиции, а главное – от этих загадочных и назойливых рыболовов.
– А знаете, что мне сказал сегодня Поль? – и, оттянув Луи за локоть от перекрёстка, она стала подробно…
– А знаете, какая тема у моей диссертации? – неожиданно наклонился к ней Луи.
Надя решила, что он издевается.
– Так вот, дорогая Надин, научная формулировка вам ничего не скажет. Но смысл в том, что я изучаю влияние психического состояния человека на его физиологию. То, как мысль может сделать здорового человека больным и наоборот.
Надя проводила взглядом улетающую рыбу, переваривая услышанное.
– Вы хотите сказать, что такое возможно? Что человек, долгие годы страдавший сахарным диабетом, мог вылечиться за одну ночь от одной только мысли о неродном отце?
– Вот это мне как специалисту и предстоит выяснить, – в счастливой отрешённости промычал Луи. И, как это делают все маньяки от науки, тут же бросился обнимать и обсасывать со всех сторон свою дорогую гипотезу.
Ну и ну, – подумала Надя. Ей даже почудилось, что Луи – тоже подставное лицо, что он заранее знал, как всё выйдет. Может быть, и Поль только участвует в спектакле, в маскараде. Только вот ради чего?
– А как вы получили место помощника моего мужа? – бесцеремонно, чуть ли не с угрозой перебила она Луи.
Он пожал плечами, опять невинный, как зелёный листик на рубашке:
– Просто у психотерапевта, который работает в такой крупной компании, всегда много клиентов. Таких, которые меня интересуют, столько случаев, подтверждающих теорию о…
– Хорошо, – решилась Надя. Выбора у неё, кажется, не было. – Я почему-то вам верю. Помогите мне найти эту несуразную рыбу. А потом вместе разберёмся с вашей диссертацией.
– Прекрасно, мадам, – улыбнулся Луи, похлопав телячьими ресницами, и хотел поймать для поцелуя Надину руку. Но какой-то прохожий случайно толкнул его в плечо, и романтического скрепления договора не вышло.
«Вот ведь, французы, блин», – подумала Надя.
8
Те облака, что отвлекли его на мосту, растеряли свою живописность, и к вечеру небо обложило жестоко и прочно. Грохнул тревожный ливень – под стать настроению Жана. Несчастный учебник по судебной психиатрии, в котором теперь не хватало одного листа, лежал на столе и тщетно пытался сосредоточить на себе внимание хозяина.
Жан подходил к окну, разглядывал дождь, изучал градусник на окне, потом садился, смотрел на часы, потом шёл в туалет и снова, в десятый раз включал чайник и опять забывал заварить чай. Потом брал и снова клал на место телефонную трубку, отрывал зубами на мизинце заусенец, ходил по комнате – словом, мучился. Он хотел позвонить братьям, но не знал, как объяснить свои события и своё состояние. Разве по телефону такое передашь?
А когда заварил всё-таки чай, трубка сама зазвонила. Это Надин, Надя, его русская невестка. Жану она как-то не нравилась. Он сам не мог понять, что его отталкивает: звонкое легкомыслие или шершавая практичность. И то и другое – несовместимое – он в Наде странным образом чуял.
И вот теперь она просит Жана срочно приехать в Париж. Во-первых, Поля арестовали, во-вторых, он сейчас в больнице под стражей, в-третьих, у него что-то непонятное со здоровьем, а в-четвёртых – с головой.
Натренированный за последние два дня, Жан не очень удивился. Он только поинтересовался печально и строго:
