Сергей Буянов - Стекло и дерево
Рим вздрогнул от неожиданной мысли. Что это – интуиция? Глупость какая-то. С Викой не может ничего случиться! Или может?
Несколько месяцев назад Рим и предположить не мог, что так будет скучать, даже тосковать о мнимой супруге, а мнимой ли?
Да, она заставила поволноваться, как самая настоящая! К чему её неожиданная отлучка? Что там написала Вика? Теория победила? Ну и что?
Разве, не к этой победе они стремились вместе, рука об руку? А сама даже не явилась на защиту. Как понять этот поступок? Как может альпинист с трудом подняться в гору, достичь пика Величайшей вершины, а затем – броситься вниз головой с отвесной скалы? Нет, не права Виктория Сергеевна, совсем не права! Нисколечьки-то она не излечилась: так же продолжает любоваться собой. Даже больше чем раньше. Теперь она удалилась на расстояние, чтобы лучше рассмотреть свои превосходные качества. Вот мол, Римушка, твоя победа и наслаждайся ею в одиночестве! Эк благородно! Надо бы сказать супруге это при первой же встрече. Холодный душ, похоже, действует на Вику отрезвляюще. Вспомнилась их первая встреча: от первого слова до последнего.
Он так и застыл на тахте со снятым наполовину ботинком, затем спохватился, поднялся и направился в прихожую. С Викой Рим мог себе позволить раздеться в комнате, разбросав одежду по полу.
Но супруги не было дома, не было в стране. Не было нигде?
Он успел снять лишь один рукав, да и то наполовину. Вновь резко зазвонил телефон. Пожалуй, Вика осталась верна сама себе! Действует хоть и предсказуемо, но неожиданно! Рим ворвался в спальню, сейчас он выскажет всё. Надо только начать сразу, не дожидаясь оправданий, иначе можно растаять, расклеиться и окончательно попасть под каблук супруги.
– Привет, Виктория Сергеевна! Звоним, надеюсь, из Акапулько? Или из Абу-Даби? – выпалил Рим, приготовившись к атаке.
– Привет молодому академику! – бодро отозвался абонент. – Извини, не смог поздравить сразу, дела тут столичные.
– Пётр?
– Ну да! Ты что, не рад?
– Чему?
– Как чему? Я тут, за тридевять земель от тебя, узнаю, что сегодня, ни много ни мало, свершился переворот в медицине, а ты скучаешь! Да я и позвонил только потому, что уверен, ты ещё не спишь! Какой уж тут сон?
– Сколько раз ты звонил?
– Два.
– И только?
– Сдаюсь! – Пётр возбуждённо повысил голос, поддал что ли? – Каждые два часа звоню! Я же тебя не разбудил, да?
– Нет, но извини, я как раз собрался упасть в кровать.
– Да, что там! Это ты меня извини, вот приеду и поздравлю, как положено!!!
– Пока – попрощался Рим. Резкие звуки голоса однокашника вонзались в уставший мозг.
– Счастливо! До скорой встречи!!! – прокричал Пётр и хотел ещё что-то добавить, но Рим устало опустил трубку.
До чего же ему надоел этот Пётр. Вероятно, усталость, накапливающаяся столько времени, разом обрушилась на Рима. Он, не раздеваясь, прислонился к подушке и тотчас провалился в глубокий сон.
Рим положил себе на грудь огромную кошку, симпатичную и приятно пахнувшую. Живительное тепло чуткого существа медленно и приятно растеклось по телу, и исчезли все тревоги, напрочь улетучилась раздражительность и усталость. Будто бы заботливая аура проникла внутрь Рима, вытеснив всё ненужное и мешающее счастью. Так стало приятно и спокойно – никаких загружающих сновидений. Кошка потёрлась об его шею, чуть приподнялась и начала мурлыкать прямо в ухо. Амплитуда звука всё нарастала и нарастала, вместо успокающего урчания появился резкий тон, выдернувший Рима из сладкой неги в реальность.
Опять телефон!
Рим по привычке мигом соскочил, тяжёлая меховая куртка свалилась с его груди.
Стрелка наручных часов едва подползла к шести. Да он спал-то всего-ничего! А будто бы продрых сутки, голова побаливала от пересыпу.
– Алло! – Рим больше не стал взывать к Вике. В самом деле, не маленький же ребёнок!
– Доброе утро, Рим Николаевич! – проворковал знакомый голос. – Извините, что звоню вам домой, но у меня такое вот настроение непонятное.
– Ничего страшного, я уже не спал, – соврал Рим. – Говорите, Эвелина, в чём проблема?
– Я дома одна и мне…
– Скучно? Страшно?
– Да нет, всё не то, Рим Николаевич, просто как-то тоскливо и непонятно. Мне, право, так неудобно, что потревожила вас в столь ранний час, но мне чего-то хочется, чего именно не могу понять, а ждать рассвета уже нет сил.
– Может, кофе? – предложил Рим.
– Может быть, – согласилась Лина. – Мне так одиноко, Рим Николаевич, простите за беспокойство, но я считаю, что обязана вам.
– О чём вы, Эвелина?
– О! Что вы подумали? Я такую чушь несу. Прямо как дурочка! – Липутина нервно хихикнула. Рим насторожился.
– В чём дело, Эвелина? Что-то вспомнилось?
– В этом вся проблема. Ничего не вспоминается. Ни-че-го! – её голос чуть не сорвался.
– А надо ли что-то вспоминать?
– Рим Николаевич, я же должна стать полноценной!
– Лина! – строго произнёс Любимов. – Слушай меня внимательно! – Да.
– Встань с того места, где сидишь, пройди на кухню и приготовь кофе!
– Хорошо, я так и сделаю. А потом, что?
– Потом? – Рим на мгновение задумался. – Потом приеду я, вот!
Эвелину бросило в жар – он едет сюда! Она развернулась, – посмотрелась в зеркало. Волосы распущены, откинуты на спину, голова наклонена вбок, как у внимательной собачонки, Эвелина усмехнулась, отняла трубку от губ, бережно положила её на место.
Так. Ей, кажется, приказано варить кофе? Очень хорошо, но сначала надо хоть капельку привести себя в порядок.
39
Поезд мчался во всю мощь электротяги, потому что на каком-то разъезде задержался на целый час.
Пассажиры спали. Только Олимпиада Самсоновна по-стариковски бодрствовала и доставала проводника бесконечными вопросами. Невыспавшийся железнодорожник раздражённо отнекивался. Обычно люди, задающие вопросы, на которые ты по долгу службы обязан знать ответ, но не знаешь, – приводят в бешенство. Ну что этой старушонке за дело? Какая ей разница: что стоим, зачем стоим!
– Не волнуйтесь, это предусмотрено расписанием, – нервно, едва сдерживаясь в пределах нормативной лексики, в сотый раз отвечал проводник. Он только что больше получаса провозился в промозглом сыром тамбуре и думал только об одном, неплохо бы хоть бутылочку пива – а нету! Эта интеллигентная кляча, чего доброго, пойдёт и к бригадиру поезда, и куда далее. Лучше бы, конечно, как можно дальше! Но ей выходить ещё нескоро, а ему – терпеть!
– Почему тогда в расписании не указана эта стоянка?
– Она указана в техническом расписании.
– А почему не вывешивается техническое расписание для ознакомления пассажирам?
Проводник тяжело и обречённо вздохнул.
– Столько лет в стране период перемен, а у вас всё по старинке! Какая тут демократия, если существует отдельное техническое расписание? Позвольте же мне ознакомиться с ним!
– У меня его нет.
– А где его можно отыскать?
– Только у машиниста, – выдохнул проводник, порадовавшись собственной находчивости. Кажись, теперь старуха отвяжется.
И вправду, престарелая пассажирка, хмыкнув, удалилась вглубь вагона.
Так ничего и не добившись от горе-проводника, Олимпиада Самсоновна молча дождалась-таки начала движения поезда. Теперь она неотрывно смотрела в окно, поезд весело отщёлкивал сантиметры дорожного полотна, приближая её к ненаглядной внучке. Нагонит опоздание? Вдруг, где-нибудь застрянет опять? В чистом поле! По опыту Олимпиада Самсоновна знала: если поезд опаздывает, то станет пропускать все встречные, чтобы не сбивать графика движения. А это означало лишь увеличение времени опоздания, что влекло за собой неприятные последствия. Как там её Линочка? Сердце неприятно щемило. Ну почему она, старая дура, не выехала раньше? Почему оставила внучку в полном одиночестве? И это после такого нервного потрясения! Бабушка желала Линочке только добра и ничего кроме добра! Надо, надо поддержать внучку, в такой период: от учёбы отстранили, с замужеством, похоже, ничего не получается. Надо хоть кому-то быть рядом? Надо. Для этого можно бросить свой огородик, пусть там студентки хоть что-нибудь сделают, пусть даже испортят кое-что. Зато у Линочки всё наладится! И образование будет, и семья. Олимпиада Самсоновна ясно видела перед собой обеспеченного жениха, из их круга, способного устроить внучке достойную жизнь. Трудно в наше время найти такого человека, но возможно. Главное, поставить себе цель, и полдела сделано! Хорошо хоть Линочке стало лучше, даже эти сумасшедшие доктора выпустили её из Ада. И разговаривала она бодро, улыбаясь (бабушка чувствовала это даже по телефону), а значит, всё-всё сейчас хорошо и станет ещё лучше!
Только вот, почему так тревожно щемит любящее сердце бабушки?
40
– А знаете, Рим Николаевич, вы можете называть меня на ты, то есть я хотела сказать…
– Обращаться на ты! – продолжил Рим, отхлебнув горячего кофе. – Уже не как к пациентке, а как…
