Алексей Слаповский - Хроника № 13 (сборник)
Он терпел. Или не подавал вида, что его это волнует. Или его это не волновало.
Тем временем Лиза Станюк поменяла бойфренда и квартиру, жила теперь далеко. И решила уволиться.
Без нее Павел и Влад заметно увяли, Марина это видела, ее это обижало. Она шарила по интернету, искала другую работу.
Пришли предновогодние дни, которым раньше радовались, украшали елочку, растущую у входа, игрушками, вешали на нее электрическую гирлянду, разбрасывали канитель по другим деревьям, в сугробы вдоль дорожек втыкали сосновые веточки, специально купленные на рынке.
Сейчас ничего этого не хотелось делать. А когда несколько дней подряд валил снег, не взялись, как раньше, за лопаты и метлы, протоптали только дорожку от ворот к двери. По распоряжению Дымшева была пригнана небольшая снегоуборочная машина, та за пару часов, бесстыдно тарахча и бесцеремонно катаясь туда-сюда, сгребла весь снег за ворота, оставив голое неприглядное пространство и выворотив, это уж как водится, пару бордюров из окаймления дорожек, которые никто и не подумал поставить на место.
О пятницах забыли.
А потом был нанесен последний удар: ОТДЭ перевели в главный административный корпус, сотрудников посадили в огромной комнате, похожей на цех, в ней за перегородками стояли десятки столов, при этом Павел, Ирина, Влад и Марина сидели даже не рядом, а там, где нашлись свободные места. Сначала они ходили друг к другу в гости, а потом Марина, отыскав работу получше и поближе к дому, уволилась, за нею уволился и Влад, остались только Павел Кочетов и Ирина Сергеевна, которые и раньше были не особенно дружны, а теперь и вовсе не общались.
Прошел год.
Однажды Марина стояла, ждала маршрутку (старая ее машина была в очередном ремонте), мимо проехал маленький красный автомобиль, притормозил, сдал назад, из него выскочила Лиза – похорошевшая и даже как бы помолодевшая, хотя куда уж больше.
Подруги обнялись, наскоро обменялись сведениями о жизни: у них все было хорошо, Лиза собиралась замуж, Марина, как выяснилось, тоже.
– Сама удивляюсь, но – повезло, встретила приличного мужчину. Как миллион в лотерею выиграть!
– Но кто-то ведь выигрывает.
– Вот мне и выпало.
Порадовались друг за друга, Лиза предложила подвезти.
В машине вспомнили о работе в ОТДЭ, о пятницах, об игре в «литературу».
– Как там Борис Соломонович? – спросила Лиза.
– Прибаливает. Павла встретила, он рассказал.
– А что с ним?
– Возраст.
– А это, как его… Дымшев. Вернули его в министерство?
– Понятия не имею, – сказала Марина. – Зато знаю, почему он был таким странным. Когда нас в корпус перевели, мне одна женщина из отдела кадров рассказала. У него, оказывается, жена и маленький сын попали в аварию, погибли оба. Какой-то грузовик виноват, но по суду вышло, что как бы не виноват. Дымшев нашел водителя, избил до полусмерти, ему дали условный срок, посоветовали затаиться, найти скромную работку. Вот он у нас и пересиживал.
– Надо же, – Лиза сморщилась от сострадания. – Если бы мы знали…
– А что бы изменилось? У человека в жизни что угодно может случиться, но он при этом должен человеком оставаться или нет?
– Это верно, – кивнула Лиза.
Некоторое время они молчали, размышляя о крутых поворотах жизни.
Потом Лиза, глядя на сияющую предновогодними огнями витрину универмага, улыбнулась и сказала:
– А я часто вспоминаю наши пятницы.
– Я тоже.
– Хорошее было время.
– Еще бы, – в лад и в тон ответила Марина, но тут же вдруг сама себе возразила: – Да ничего хорошего на самом деле! Так бы и сгнили там насмерть!
– Тоже верно, – согласилась Лиза. – Но все-таки хорошо же было?
– Я и не спорю.
Рассказ о рассказе, которого нет
Писателю Н. предложили написать рассказ о русской женщине для сборника «Русские женщины».
Ему уже приходилось сочинять на заданные темы, он это даже любил, было в этом что-то школьное, невинно-соревновательное, с результатом, который подтверждал: я могу, я умею, поставьте мне пятерку! Или, напротив, что-то взрослое, но при этом опять-таки веселое, спортивное.
К тому же, в предыдущих случаях у него всегда имелся какой-то сюжет, до этого дремавший, оставалось только его пробудить и заставить жить.
Но в данном случае Н. призадумался.
Сначала показалось: уж о русских-то женщинах и женском народе как таковом у него столько сюжетов, что хватит не на один рассказ, а на целую книгу. Однако чем больше Н. размышлял, тем яснее становилось: эта волнующая тема его сейчас не так уж и волнует, он уже все о женщинах написал; по крайней мере, на текущий момент добавить нечего.
Н. зашел на кухню к жене и как бы между прочим сказал:
– Мне тут предложили написать рассказ для сборника «Русские женщины».
– О чем? – спросила жена, которая в это время задумчиво смотрела в открытый холодильник.
– Догадайся.
– А, ну да, конечно. Напиши, почему нет?
– Легко сказать. Хочется ведь что-то такое. Необычное. Квинтэссенцию такую.
– Напиши квинтэссенцию.
– Необъятное в одном рассказе не обнимешь.
– Не обнимай.
Н. удалился в свой кабинет, находившийся на втором этаже дома, нажитого праведными, но не литературными трудами: Н. хоть и был преимущественно теперь писатель, но, имея богатого папу, советского композитора, и располагая стартовым капиталом, вложился когда-то в сеть небольших стоматологических клиник, которые потом успешно продал, деньги очень удачно разместил и реализовал мечту всякого, кто желает делать только то, что хочется: жил на ренту.
Итак, рассказ о женщине, сказал он себе. О русской женщине.
Которая коня на скаку остановит, далее по тексту.
Чем, собственно говоря, отличается русская женщина от украинской, еврейской, татарской или зимбабвийской?
Ну тем же, что и население вообще. Отношение к религии, к семье, к детям, к работе.
Но интересно же не это.
Интересна душа.
Хорошо, о душе. Надо показать, например, как русская женщина умеет прощать.
Н. оглянулся в прошлое, на своих трех жен, включая теперешнюю, на своих женщин, которых было довольно-таки немалое количество, и не припомнил, чтобы они были настолько склонны прощать, что это могло бы считаться доминантной характеризующей чертой.
Он спустился к жене.
– Как ты думаешь, просто в порядке рассуждения: чем отличается русская женщина от других?
– А я знаю других?
– Ты же переводчица аж с трех языков.
– Книги одно, люди другое. Я книги перевожу, а не людей. Ты пирог хочешь с рыбой или с капустой и яйцами?
– А если то и то?
– К обеду не успею.
– Тогда с рыбой. Нет, с капустой и яйцами. Если не трудно.
– Без проблем.
– Так все-таки?
– Что?
– Чем-то ведь отличается русская женщина от других?
– Ты писатель, тебе виднее.
– Да, но я просто хочу сверить свои мысли.
– Ну… Она терпеливая. Добрая – в принципе. Многое прощает, особенно мужчинам. Женщины других наций, мне кажется, строже.
– Вот – и я именно об этом думал! Это, наверное, самое главное: умение прощать. В частности – мужчину. Точно.
И Н. направился наверх. На лестнице оглянулся и ласково крикнул:
– Извини, все-таки с рыбой!
– Хорошо.
Н., вернувшись в кабинет, сел за стол.
Все бы хорошо, думал он, но нельзя начинать с темы, с идеи. Замысел – это сюжет или образ. У меня много сюжетов и образов. Надо припомнить что-то подходящее.
Но странно – образы и сюжеты не являлись. Возникали видения реальных женщин, не оформляясь во что-то рассказообразное или хотя бы рассказоподобное.
Русская женщина, размышлял Н. Современная русская женщина. Это важно. Именно современная. А особенность современной русской женщины, как и, наверное, немецкой, прибалтийской или колумбийской, в том, что она унифицируется. Глобализация влияет на все. Интернет уравнивает. Мода причесывает под одну гребенку.
Так это и тема! – озарило его. Написать о том, как русская женщина перестает быть русской женщиной! Не надо ей уже коней останавливать и входить в горящую избу, она вызовет МЧС. Она лихо сидит за рулем, рассекая страшные московские улицы. Она сидит в офисе, а не в горнице с выводком ребятишек. Она не павой кружит в хороводе за околицей, застенчиво клонясь долу русокосой головою, а смело колышет универсально привлекательными бедрами на парижских и нью-йоркских подиумах.
Н. спустился вниз.
– Рано еще, – сказала жена.
– Да я кофе хочу.
– Сварить?
– Можно растворимый с молоком. У нас есть?
– Молоко?
– Кофе растворимый.
– Да.
– Хороший?
– Нормальный.
– А я вот о чем. Ведь на самом деле нет никакой русской женщины.
– Мысль интересная.
– Нет, я серьезно. То есть где-то еще имеются бабушки, хранящие заветы… Хотя – какие заветы в стране, пережившей социализм? Ничего не осталось! Было бы честно – постсоветские женщины! Вот это – типаж!
– Тоже верно.
Да, подумал Н., чувствуя, что начинает волноваться: верный предвестник вдохновения, а то и озарения. И поспешил наверх.
