Сергей Минаев - Духless: Повесть о ненастоящем человеке

Перебирая события прошедших часов, я четко вспоминаю, что покинул «Шатер» и дошел до Чистопрудного бульвара совершенно пустой. Но спина, вспомнившая экспириенс недельной давности, у меня уже мокрая. Я пытаюсь пошевелить руками и обнаруживаю, что никаких наручников на меня в этот раз не надели. Затем я верчу головой и вижу на заднем сиденье тех двух бомжей. Память возвращается. Спина постепенно высыхает.

– Нормально все? – спрашивает тот же мент. – Из машины выйти сможешь?

– Смогу, – отвечаю я и с облегчением вылезаю из машины. Воистину, битой собаке только плеть покажи. Это обо мне.

– Так, значит, тут такое дело, – продолжает он, – заявление писать будете?

– А надо? – вопрошаю я.

– Ну, вы посмотрите, чего пропало, какие повреждения имеете. Внешних я особо не наблюдаю. В общем, проверяйте карманы.

Я первым делом ощупываю часы. Убедившись, что «Breitling for Bentley» у меня на запястье, я, понимая, что все остальное мелочи, лезу в кошелек, нахожу на месте кредитные карточки и деньги, около двух сотен долларов рублями (их точное количество я, естественно, не помню), говорю, что у меня ничего не пропало. Затем трогаю себя за лицо, провожу под носом и смотрю на ладонь. Крови тоже нет.

– Ну, тогда как? Может, без заявления? – с надеждой в голосе спрашивает мент.

– Ребят, а у меня еще водка была, – зачем-то говорю я.

– Ну, ты даешь, командир, – подключается к разговору второй мент, до того не вступавший в беседу.

– Да нет, я без претензий, так просто. Выпить чего-то хочется.

Второй мент закуривает, и в тот момент, как он освещает свое лицо зажигалкой, я опознаю в нем того самого Пашу. Одного из троих принимавших меня на прошлой неделе с кокосом.

– Оп-па, – вырывается у меня, – а тебя уже перевести на новую работу успели? В ГНК больше не служишь?

– Ты, по ходу, обознался, мужик! – говорит он мне довольно злобно. – Мы знакомы?

Но ошибки быть не может. Слишком уж у меня хорошая память на лица. Да и он, видимо, вспомнил меня. Образумившись, я говорю:

– Да я, по ходу, обознался. Извините меня.

– Ну так что, инцидент исчерпан? – спрашивает меня первый мент. – Расстаемся?

– Да, все о’кей. Я бы только вот тому дятлу пизданул обратно, – говорю я, чувствуя подступающую агрессию.

– А вот это уже самосуд. И хулиганка, – назидательно говорит он.

– Да? Жалко. Ребят, а вы меня до дому не подбросите? – окончательно хамею я.

– Ты нас с такси не перепутал? – спрашивает Паша.

– А чего такого? Тут рядом, до конца проспекта Мира, я вам денег заплачу.

– Гражданин, ты края-то видишь, а? – продолжает он.

– Ну ладно, – покорно соглашаюсь я, – пойду я тогда, да?

– Да, можете быть свободны, – говорит первый мент.

Я разворачиваюсь и иду прочь. Потом что-то говорит мне, что я поступаю не совсем верно. Я достаю кошелек, беру оттуда пятьсот рублей на такси, вынимаю остальное и иду обратно к ментам.

– Что случилось? – спрашивает меня через открытое стекло водитель, который уже собирается трогаться.

– Мне бы вашего старшего, – говорю я.

Из машины выходит первый мент. Я подхожу к нему и протягиваю деньги. Он непонимающе смотрит то на меня, то на деньги.

– Берите, это вам, – говорю я.

Он с какой-то особенной осторожностью берет деньги и поспешно прячет их в карман.

– Спасибо, мужики, – говорю я.

И наверное, первый раз в своей жизни не вижу в определении «мужик» ничего пошлого.

Клуб

It makes no difference if you’re black or white

If you’re a boy or a girl

If the music’s pumping it will give you new life

You’re a superstar

Yes that’s what you are you know it

Come on Vogue

Let your body groove to the music

Hey hey hey

Come on Vogue

Let your body go with the flow

You know you can do it

Проснувшись в половине девятого утра, с раскалывающейся головой и тошнотворным привкусом в носоглотке, я первым делом звоню на работу и сказываюсь больным. Я заваливаюсь обратно в постель и пытаюсь уснуть, но мобильный периодически выдергивает меня в реальность голосами девушек, сослуживцев и даже каких-то клиентов.

В таком режиме я провожу два часа, то засыпая, то просыпаясь. Без десяти одиннадцать звонит Вадим:

– Привет, партнер!

– Здорово.

– Ты спишь, что ли?

– Пытаюсь, но никто не дает.

– Спи, брат, спи. Тебе нужно хорошо выспаться перед открытием.

– Ага, я постараюсь. Ты прилетел?

– Да. Только что. К двум часам поедем в клуб? Я вчера днем звонил Мише, договорились в обед там встретится.

– О’кей. Поедем, конечно.

– Ну ты скажи, ты волнуешься?

– Ну так… я спать хочу. У меня был трудный вечер.

– Какой у меня был вечер, я тебе расскажу при встрече. Ладно, спи, увидимся в два часа. Я поехал домой переодеваться.

– Давай, пока.

И по его голосу можно понять, как он горит и как он жаждет побыстрее попасть в СВОЙ клуб. Клуб, который сегодня откроется и сделает нас знаменитыми в одночасье и который, честно говоря, мне отчего-то трудно назвать своим. Я валяюсь еще минут сорок, но уже с отключенным телефоном, затем иду в ванную, тщательно осматриваю свое лицо в зеркале, пытаясь найти следы вчерашнего столкновения с бомжами, но не нахожу их. У меня на удивление крепкое лицо. Вот бы такое здоровье, что ли?

В половине первого я сижу на своей кухне, пью кофе, курю сигарету и почему-то совершенно не хочу никуда ехать. Я испытываю полнейшую апатию к происходящему. И еще мне очень хочется спать. Тем не менее я допиваю кофе и заставляю себя идти одеваться.

На Мясницкую мы приезжаем практически одновременно. Вадим выходит из машины с серым лицом, на ходу жмет мне руку и показывает куда-то вверх, над моей головой.

– Чего случилось, старик?

– Вывеска. Где вывеска? Они не повесили вывеску. Ты знаешь, я им звонил с утра четыре раза, они недоступны. Там принимают мобильные телефоны? Не помнишь? По-моему, там проблемы со связью. Да, да, я помню, что не мог набрать номер, там же подвал. – Вадим нервничает, и я, подчиняясь общему порыву, также начинаю нервничать.

– Послушай, – говорю я, – чего гадать? Мы сейчас зайдем и все выясним. Они, наверное, там все полируют, смотрят детали. Все в запарке. Или телефоны сели, или действительно связь там плохая.

– Да, да. Связь плохая, – сомнамбулически повторяет Вадим, продвигаясь к клубу. – Ты знаешь, – он резко останавливается, – а ведь это нехорошо для бизнеса. Когда плохая связь. Гости будут нервничать. Надо там дополнительный ретранслятор поставить, наверное, как думаешь?

– Да, я уверен, что надо. Когда связи нет, это полный отстой.

– Почему же они вывеску не повесили? До вечера не так много времени осталось. О чем они думают?

– Да в последний момент все сделают. Ты чего, не знаешь, как эти промоутеры все делают? Клуб открыт, только стаканов не завезли. Пейте из блюдец. И все еще скажут, что это круто, поверь. Может, они вообще хотят сделать клуб без вывески? Типа «кто знает, тот найдет» и все такое?

– Да… очень может быть, – как-то неуверенно улыбается Вадим.

Мы подходим к двери, которая до сих пор затянута полиэтиленом, дергаем за ручку и убеждаемся в том, что дверь закрыта.

– Фак… – говорит Вадим, – что за хуйня? И не слышно шума работ чего-то… Тихо, понимаешь? – говорит Вадим, прислоняя ухо к двери.

– Там глубина приличная. Миша же говорил, что музыка соседям не будет слышна из-за глубины.

– Каким соседям? Это административное здание, ты о чем говоришь? – раздражается Вадим.

– Ну, значит, не будет слышна административному зданию, – пожимаю плечами я.

– Послушай, а тут есть черный ход? Или запасной какой-нибудь?

– Должен быть. Наверняка есть. Пойдем под арку, во двор. Там посмотрим.

Мы идем к арке, Вадим постоянно тыкает клавиши мобильного, прикладывает его к уху и говорит вполголоса:

– Не понимаю. Ничего не понимаю. Я же звонил им из Питера. Говорил про размещение рекламных материалов.

Он постоянно плюет себе под ноги, и видно, что он здорово нервничает, и я тоже начинаю здорово нервничать. И мы оба идем, надеясь, что сейчас найдем эту чертову заднюю дверь, раскроем ее и услышим звук «болгарок» или стук молотков или настройки диджейского пульта. И мы встретим Сашу и Мишу и скажем им: «Эй, придурки, почему у вас до сих пор нет чертовой вывески и вы не берете мобильные? Вы уверены, что МЫ сегодня откроемся?» И Саша и Миша опять посмотрят на нас, как на больных детей, и скажут что-то вроде «не мешайте, работать, блядь». Или окажется, что они оба сменили номера мобильных. А нам забыли сказать эти гребаные промоутеры. Которые не от мира сего. И которых мы так за это любим. Но чем ближе мы подходим к арке, тем осязаемее у меня чувство того, что ничего такого, о чем я думаю, не произойдет. И все гораздо хуже, чем мы думаем. Хотя куда уж хуже?

Мы выходим из-под арки во двор и видим три двери в стене. Одна из них подъездная. Вторая, железная, явно указывает на то, что за ней покоится электричество, «не влезай, убьет», а третья несет на себе следы недавнего открытия. Вадим дергает ее за ручку. Сначала одной, потом двумя руками. Потом колотит в нее рукой и ногой, снова дергает и наконец отходит. Во дворе двое рабочих в оранжевых жилетах возятся с катушкой провода. Вадим подбегает к ним и говорит: