Татьяна Алферова - Лестница Ламарка
Зоя лежала измученная и старалась двигаться как можно меньше. Поначалу вести рукой или ногой по простыне казалось приятно, потому что простыня холоднее, но движение быстро утомляло и суставы болели. С утра она придумала новую забаву и предавалась ей вот уж несколько часов. Зоя думала. Нет, не о Сергее, не об их отношениях и прочее. Она перебирала варианты избавления от Сережиной жены. Лучше всего, конечно, метро. Обрушился же как-то раз козырек у павильона метро "Сенная", почему такой случай не может повториться? Или эскалатор оборваться? Разумеется, его жена оказалась бы среди пострадавших. Хотя нет, не так, Зоя не кровожадна, пусть бы не было других пострадавших. Или вот слышала, что на днях перевернулось маршрутное такси. Ненавистная жена наверняка ездит до метро на маршрутках, такие всегда ездят. Вот-вот, машина перевернется и выскочит на проезжую часть. А там КамАЗ или автобус со школьниками. Но чтобы школьники не погибли ни в коем случае. Или, допустим, мгновенная смертельная болезнь, пусть не мгновенная, но не дольше месяца, а то родственникам тяжело. И больной тяжело. Паралич не надо, это еще хуже, и Сережа такой ранимый. Или подростки вечером нападут с целью ограбления и не рассчитают силу удара, но чтобы тоже быстро. Или, куда проще, машина задавит, но это уже было. Вот, инфаркт – самое то, быстро и гигиенично. И не больно, говорят. Если много и часто об этом думать, можно притянуть событие. На себя, конечно, беду навлечешь, не без того, но ради будущего что значит один грех. А лучше станет всем.
Изредка Зоя прерывалась, чтобы приготовить себе чаю с лимоном, думать и двигаться одновременно не получалось. Температура не падала, и это пугало. По вызову из поликлиники пришла медичка неясного ранга – даже в нашей поликлинике не могут держать таких распустех. Не взглянула толком на Зою, определила простуду, наказала больше пить жидкости и не злоупотреблять таблетками. Больничный выписала дрожащим невнятным почерком, на пять дней. Какая простуда, скажите на милость, второй день тридцать восемь. Болеющий человек всегда знает о себе. Он знает, что его случай отдельный, в силу особенностей организма, а тут еще проблемы с кишечником и обморок, случившийся два года назад в метро. Но почему-то врачи никогда не обращали на Зою внимания; даже когда ей удаляли гланды в третьем классе, к ней подходили реже, чем к другим девочкам в палате. А у Зои и тогда температура держалась дольше, чем у всех. И сейчас – какое питье, что питье? Уколы бы, что ли, прописала, наверняка пора колоть антибиотики. На всякий случай Зоя съела две таблетки бисептола и едва угнездилась в измученной постели, как прозвенел дверной звонок.
Сергей принес колбасы и апельсинов, запах колбасы вызывал тошноту, но не это оказалось самым мучительным. Теоретически Зоя знала, что мужчины не выносят вида больных неухоженных женщин, а ей не пришло в голову хотя бы подушиться, нет, стало бы еще хуже, запах болезни не перебьешь. Практически столкнулась с подобным явлением впервые. Если бы ей пришлось ухаживать за больным Сережей, она бы таяла от умиления, а он даже не поцеловал ее толком, не сел рядом.
Признаться, Зоя выглядела ужасно. Сергей боялся, что она прочтет в его глазах что-нибудь неправильное и вместо жалости, которую он действительно испытывал, обнаружит то, что сама же и придумает, потому старался смотреть как можно правдивее, что получалось плохо, ибо от стремления к искренности глаза чуть ли не слезились. Предчувствия его не обманули. Зоя свернулась калачиком на кровати, глядела испуганно и враждебно. О том, чтобы сесть с ней рядом, не могло быть и речи, так отчетливо она боялась. Колбасы Зоя не захотела, он нарезал апельсины, поставил на стол. Приготовил чай, проветрил комнату, предварительно укрыв Зою одеялом. Что еще сделать – не знал и, видя, как она тяготится присутствием гостя, засобирался домой.
– Я захлопну дверь за собой, не вставай, пожалуйста, – все-таки решился поцеловать ее на прощанье, и напрасно, вздрогнула от неприязни. Да что с ней, неужели они все так болеют? Сережина жена не успела поболеть за время их краткой совместной жизни, мать была человеком исключительно здоровым, а тетка – ну тетка сама медик. Сергей осторожно закрыл дверь за собой, полагая, что Зоя задремала, и не догадываясь, что не успеет он дойти до лифта, как боги погонят Зою искать улики на полу в прихожей.
Кто ищет, тот всегда найдет. На сей раз ее добычей стал обломанный зубчик от расчески, явно дамской. Длинный волнистый зубчик, чуть ли не черепаховый. Впрочем, Зоя в этом не разбиралась. Она немедленно принялась представлять себе, при каких обстоятельствах тот мог отломиться. Нарочно ли Сергей подкинул его на место, где уже лежал косметический карандаш, найденный Зоей и старательно спрятанный – не так давно? Ясно, что расчески так просто не ломаются, и вряд ли у его жены такие густые волосы, нет, конечно, откуда в нашем климате у нее возьмутся роскошные косы. Значит, это то самое, значит, с женой он позволяет себе гораздо больше, предстает пылким любовником, а Зое остается малая толика или не остается ничего, как сегодня.
– Ну-ну, – шептали боги, – ну-ну.
Злость проступила на лице и груди красными пятнами. Зоя поглядела в зеркало и испугалась. Похоже, что у нее на нервной почве началась краснуха. Медицинская энциклопедия, как и положено подобным изданиям, поддержала подозрения.
Марина позвонила вовремя. Имея сердце отзывчивое и доброе, как перо критика, она засыпала подругу вопросами о самочувствии и через три минуты поставила настоящий диагноз.
– Температура не спадает? Кости ломит? Пятна на лице? Ерунда, какая краснуха. А бабочки у тебя нет? Какой, какой – такой. Скулы красные? А переносица? Вот-вот, самая бабочка. Пятна на лице похожи на бабочку. У тебя, душа моя, красная волчанка. Я знаю, потому что у моей Ленки недавно золовка переболела. Не хочу тебя пугать, давай до завтра подождем, посмотрим. Но все совпадает. И бабочка, и кости, и температура. И болеют в основном женщины около тридцати лет на нервной почве. Приступов бреда у тебя не было? Ах да, ты же сама не заметишь. Ладно, сейчас к тебе не поеду, ты вроде пока в норме, разговариваешь как человек, а завтра посмотрим. Если что, звони. С утра в любом случае приеду, врача вызову, нормального. А пока с Ленкой проконсультируюсь. Она хорошо помнит, что надо делать.
К утру Зоя дошла окончательно, благо медицинская энциклопедия под рукой, и симптомы указаны, и вероятность летального исхода. В начавшемся наконец бреду она видела Сергея с женой, хохочущих и небрежно проливающих вино мимо подноса на огромной кровати под пологом.
* * *Сергей с трудом выплывал из сна. Она опять ускользнула внезапно, без единого слова, хотя неизвестно, на каком языке говорит. Свет в окнах напротив вспыхнул и погас, или Сергею показалось спросонок. Просыпаться не хотелось. Сон не забылся и не отпускал его. Вроде бы он лежал на своей кровати, лицом к окну, но в то же время видел на месте привычного унылого книжного шкафа яркий ковер затейливой расцветки и высокий бронзовый кувшин на нем. Она ушла, но можно было лежать и вдыхать ее запах, оставшийся в подушках, запах волос и кожи, без примеси духов. Легкий запах ванили и миндаля. Подушка сохранила и отпечаток ее плеча, созвездие родинок на нем Сергей мог нарисовать по памяти, но это не привело бы ее обратно. Пора возвращаться и ему. Что-то есть такое там, в реальности, что требует его присутствия, Сергей не мог вспомнить сразу, но знал, что должен просыпаться и, очевидно, действовать. Но еще мгновение, еще раз прижаться лицом к вмятине на подушке, а Зоя потом. Зоя. Вот оно что. Он должен сейчас позвонить. Должен, ибо после смерти отца раз и навсегда понял, что потом не бывает ничего и никогда.
С удивлением и раздражением Сергей обнаружил, что добрая половина утра уже позади и, стало быть, на работу он опоздал безнадежно. Зоя долго не снимала трубку, а потом понесла какую-то дичь о том, что давно все знает и хочет умереть, раз уж по-другому нельзя. Сперва Сергей решил, что она устраивает сцену просто так, от плохого самочувствия, капризничает. Но Зоя говорила все бессвязнее, голос ее менялся, вопросов она не слушала и, казалось, перестала понимать, с кем разговаривает. О диагнозе, поставленном Мариной, успела-таки сообщить. Сергей знал, чего стоят диагнозы, поставленные по телефону горячо любящими подругами и родственниками, насмотрелся в детстве, но позвонил тетке, деля ее реакцию на восемьдесят пять. Даже в поделенном виде информация ужаснула. Нет, он считал, что летальный исход невероятен, хватит с него, но… Что "но" – додумывать не стал, а просто собрался и поехал, поймав машину у арки, отделяющей двор от улицы.
У самых дверей Зоиной квартиры столкнулся с Мариной, взглянувшей на него с восторженной ненавистью – не каждый день доводится уличать негодяя, который довел любимую подругу до такого. Марина звонить не стала, открыла дверь своим ключом, но Сергей придержал ее и вошел первый, словно там, внутри квартиры, их подстерегала опасность и он, как положено мужчинам в таком случае, оберегал спутницу. Мужчины охотно поступают подобным образом исключительно ради того, чтобы первыми увидеть неизвестное, у детей эти штучки выглядят неприглядно и честно, но взрослые прикрываются, в первую очередь перед собой, благородными побуждениями. Острая ненависть разделяла вошедших так же надежно, как карандашная черта – мальчика с девочкой, посаженных учительницей за одну парту именно из-за этой вынужденной ненависти, не дающей им чересчур много и часто болтать на уроке, даже когда совсем скучно.
