Ника Соболева - Право на одиночество
И тогда Максим Петрович поднял голову. Он смотрел на меня со странным удивлением, смешанным с недоверием и страхом.
А потом мы одновременно сделали несколько шагов навстречу друг другу. И я оказалась в его объятиях. В тот момент я почувствовала такое облегчение, словно только что по меньшей мере излечилась от очень тяжелой болезни. Слезы брызнули из глаз.
Громов прижимал меня к себе очень нежно и бережно. Я чувствовала, как он целует меня в макушку, зарывается носом в волосы…
– Прости, я смотрел на тебя так, потому что очень хотел обнять, но не смел. Все это время я себе места не находил. Я ведь понимал, что ты очень обиделась на меня. Верно?
Он приподнял мое лицо и посмотрел в глаза. Я кивнула.
– Почему вы даже не попрощались? – еле слышно спросила я.
Максим Петрович вздохнул.
– Потому что дурак, – резко сказал он. – Дурнее меня еще поискать. Мне пришлось уехать срочно, у Лены возникли проблемы во время отпуска. И я решил, что так будет лучше для всех. Подумал – ты обидишься, а я потом буду обращаться с тобой холодно и отстраненно… А ты возьми и исчезни из моей жизни на месяц! И когда ты вернулась, я решил придерживаться своего плана. Но, как видишь, выдержал только три дня. Прости.
Я видела по его глазам, что он жалеет. И вспомнила маму с папой… «Простить было легко, доченька». Легко? Нет. Очень, очень легко! Я простила Громова еще до того, как он попросил прощения.
– Я не сержусь, – ответила я и улыбнулась.
И как только я это сделала, все изменилось. Руки Максима Петровича, лежавшие на моей талии, вдруг как-то странно потяжелели. Одна направилась вверх по позвоночнику, а вторую он поднес к моему лицу, чтобы легким движением пальцев дотронуться до моей щеки.
– Не плачь, – прошептал он.
Я уже и не плакала. Опять я очень остро чувствовала каждую клеточку своего тела.
– Вас не будут искать, Максим Петрович? – шепнула я. – Все-таки вы именинник, а куда-то ушли…
– Не волнуйся, – ответил он тихо, опять опустив руку мне на талию. – Они и без меня прекрасно справляются.
И в тот момент, смотря Громову глаза, я поняла, что могу подарить ему на день рождения.
Один раз, только как подарок…
– С днем рождения, – шепнула я и потянулась к Максиму Петровичу. Обхватила руками его шею, прижалась к нему всем телом и поцеловала.
В тот момент, когда наши губы соприкоснулись, меня пронзило молнией. В буквальном смысле.
Мысли кончились. А может, они и не начинались. Я чувствовала, с какой нежностью Громов отвечает на мой поцелуй, перехватывая инициативу, чувствовала его сильные объятия, его руки на своей талии. Но самое главное – я чувствовала! Каждая клеточка моего тела наливалась сладостью, наслаждением, предвкушением… Ноги подкашивались.
Я с трудом, но все же нашла в себе силы отстраниться от Максима Петровича.
Он смотрел на меня, сверкая глазами. В которых теперь уж точно не было равнодушия и отчужденности.
– Это вам подарок на день рождения, – сказала я хриплым голосом.
И с облегчением увидела, как Громов улыбнулся.
– Лучший подарок за сегодняшний день, – рассмеялся он, не спеша выпускать меня из объятий. А потом вдруг вновь стал серьезным.
– Но это ведь все, на что я могу рассчитывать, верно?
Я кивнула. Он вздохнул.
– Я уважаю твое решение. А теперь давай пойдем к нашим пьяницам, а то как-то невежливо получается, – и, вздохнув, Громов выпустил меня из объятий.
Уже на пороге я осторожно прикоснулась к его руке и спросила:
– Но вы ведь не будете больше таким… таким равнодушным и холодным? Мне это не слишком понравилось.
Улыбнувшись, Максим Петрович легонько сжал мои пальцы.
– Конечно, не буду. Я не очень хороший актер.
Я рассмеялась. И мы вместе вернулись к праздничному столу, половина участников которого уже напрочь забыла о том, в честь кого – или чего – был организован этот банкет.
Следующие две недели моей жизни были наполнены удивительным умиротворением и спокойствием. Каждое утро я вставала с нормальным настроением, на работе совершенно не нервничала и, естественно, с легким нетерпением ждала встреч с Громовым.
Нет, он не позволял себе ничего, что выходило бы за рамки приличий. Мы больше не обнимались, даже моей руки он касался всего пару раз за эти две недели. Но… мне просто хотелось быть рядом, разговаривать о работе (или о чем-нибудь еще), слышать его голос, видеть глаза. И я была очень рада, что Максим Петрович больше не строит из себя ледяную глыбу…
Именно в таком состоянии меня и застала Катя, секретарь Королева, спустившись к нам в один прекрасный понедельник. Это уже было нечто из ряда вон – где это видано, чтобы секретарь генерального отходила от своего рабочего места и спускалась к простым смертным? Поэтому я и уставилась на нее с легким недоумением, даже перестав изучать лежавшие передо мной расчеты производственного отдела. А Светочка вообще чаем поперхнулась.
За все время, что мы здесь проработали, Катя в нашем кабинете не появлялась ни разу. Я была удивлена тем фактом, что она умудрилась найти сюда дорогу.
– Э-э-э… привет, – протянула я, с усилием улыбнувшись. – Ты к Громову?
– Нет, я пока к тебе, – улыбнулась Катя и протянула мне несколько листков бумаги. – Вот, держи. Приказ генерального – в срочном порядке подписать всем службам. Другие уже расписались, остались только вы с Громовым.
Я вздохнула. Это была идея Максима Петровича – теперь почти все документы проходили через меня. И если раньше для запуска какого-либо проекта нужна была только виза главного редактора, то теперь без моей подписи было никак не обойтись. Это добавляло мне лишних проблем, но Громов был непреклонен – он заявил, что благодаря этому я фактически приравниваюсь к главному редактору.
В принципе, я понимала, откуда ноги растут – Максим Петрович все еще переживал, что я отказалась от должности директора по маркетингу. И всячески пытался это компенсировать.
Еще раз вздохнув, я взяла документы, которые протягивала Катя, и начала их изучать.
Сказать, что они были необычные… Хм… Да я за пять лет работы не видела ничего подобного! На первый взгляд простые документы для запуска проекта. Такие у нас проходили по всем инстанциям, когда на совещании по новинкам утверждалось какое-либо будущее издание. Заполнялись эти документы всеми отделами, начиная непосредственно с редакции, потом к ним постепенно «подкалывали» расчеты всех остальных отделов, итоговый листочек – примерную себестоимость и отпускную цену – присоединял отдел маркетинга. После этого документы подписывались генеральным, возвращались к младшим редакторам, которые забивали утвержденный проект в базу издательства, присваивая ему УНИ – уникальный номер издания. Именно с помощью этого номера можно было быстро найти информацию о проекте в любой базе. Не будь этих номерочков, мы бы уже давно погрязли в огромном количестве авторов и названий. В общем, УНИ – практически как номер паспорта для гражданина нашей страны…
А документы, которые мне протягивала Катя… Во-первых, они были заполнены от руки, что само по себе поразительно. Нет, редакция, бывало, заполняла свои бумажки от руки, но производственники?! Верстка, художники, маркетинг?!
Мои брови медленно поползли вверх. Дальше – больше. Подписали эти странные документы ВСЕ! И – та-да-да-дам! – даже генеральный! Тогда как ни одна бумажка подобного толка не должна была проходить мимо меня и добираться до генерального раньше, чем мы с Громовым поставим на ней свои визы.
Или я сошла с ума, или…
Я посмотрела на первую страницу. Размашистая подпись заведующей редакцией детской литературы красовалась в нижнем правом углу, как памятник абсурду. Потом я посмотрела на автора. На название. На «аннотацию», состоящую из одного слова: «ЗАКАЗ».
И все, мне снесло крышу…
– Какого демона?!!!
Так ругался мой отец в самые критические моменты своей жизни. Уж очень он фантастику любил. Поэтому в нашем доме никто никогда не слышал обычного русского мата. Зато… «Какого демона», «горгульи вас раздери», «идите в бездну», «вонючий гоблин», «темно, как у орка в заду»… В общем, иногда я тоже пользовалась папиными выражениями. Но очень редко. Все-таки обычный мат действует на людей лучше. Он, так сказать, несет в себе чистую эмоцию и очень понятный, прямой посыл… Для того чтобы его расшифровать, много ума не нужно. А вот папины «горгульи», «гоблины» и прочая нечисть иногда сбивали собеседников с толку.
Катю, судя по всему, тоже от моего крика слегка перекорежило.
– Э-э-э…
– Что это?! – опять завопила я, потрясая документами перед носом у секретарши. – Как эта хре… х… ох ты ж… Как подобную чушь подписали все отделы?! Ты сама носила документы?!
Наверное, выглядела я в тот момент страшно. Потому что Катя резко побледнела и сделала пару шагов назад.
