Лиана Модильяни - В объятиях прошлого. Часть 1
Этот террор длительное время шокировал мирных, скромных и тайных любителей поковырять в носу в своё удовольствие. Боязнь неизбежных грядущих репрессий заставляла их подготавливать почву для снисхождения общества в случае их разоблачения. Постепенно стали появляться сообщения о научных социологических исследованиях, которые доказывали полную безвредность ковыряния в носу для общества и для личности. В дальнейшем медицина подтвердила, что ковыряние в носу стимулирует кровообращение, нормализует давление, улучшает пищеварение, благотворно влияет на психоэмоциональную сферу индивидуума и способствует стабильной мозговой деятельности. Затем пришла очередь историков, которые подтвердили, что немало великих людей жаловали это времяпровождение, и это не мешало им, а, возможно, в какой-то мере и помогало реализовывать свои таланты на благо общества. Так обстояло дело вплоть до сегодняшнего дня.
В плане прогноза на ближайшие несколько десятилетий, есть основания полагать, что популярность темы ковыряния в носу будет стремительно расти. А, как известно, популярность – это деньги. Всё больше людей станут объявлять себя сторонниками ковыряния в носу, даже если они никогда этим не занимались. Это занятие будет повсеместно входить в моду. Появятся частные клубы любителей ковыряния, где можно будет спокойно выпить пива, послушать музыку и пообщаться. Активисты движения носо-ковыряльщиков обратятся к властям с прошением разрешить им проводить городские шествия и парады. Ковыряние в носу станет культом. Появятся атрибуты ковыряльщиков: выглядывающий из кармана разноцветный носовой платок, татуировка с изображением оттопыренного указательного пальца и т. д. Радио, телевидение, пресса – все окажется буквально заполнено темой ковыряния в носу. Молодежь в людных местах будет демонстративно держать палец в носу. Певцы искусственно загнусавят. В модельном бизнесе преимуществом станут пользоваться девушки с носом как у носорога. Министры станут без стеснения афишировать своё умение исследовать недра своих носов.
Но постепенно общество утомится от ковыряния в носу. Оно уже больше не захочет постоянно слышать про ковыряние. Всё больше людей начнут протестовать: «Вам нравится ковырять – ковыряйте, мы и сами иногда не прочь. Но зачем некоторые особенности поведения человека превращать в повседневный элемент человеческого общения, в обязательный атрибут публичного выступления ?»
Человечество должно стремиться к лучшему, к прекрасному, а, значит, к свободе. Пусть каждый член общества – артист, фермер, аристократ, инженер, певец, учёный, политик – самостоятельно, без давления извне решает для себя вопрос: «Ковырять или не ковырять в носу ?» Давайте стремиться к лучшему и быть свободными !»
Глубокая задумчивость на лице Пьера-Анри уступила место абсолютной искренности.
Молодой человек, – обратился он к студенту, имени которого он не помнил, – вы даже не представляете себе, насколько ваш прогноз, возможно, окажется провидческим.
Давайте попробуем пойти ещё дальше в рассуждении, – предложил один из студентов, – с тем, чтобы предвидеть, к чему приведёт…
Попрошу вас строго придерживаться условной терминологии, сформулированной вашим товарищем, – шутливо прервал его господин Морель, – напоминаю вам, что речь идёт о «ковырянии в носу»…
… к чему приведёт, – продолжал студент, – эта борьба идей: из услышанного нами выступления можно сделать вывод, что наступит некое равновесие между фанатичными сторонниками ковыряния в носу и приверженцами здорового поведения… но эта надежда на сохранение баланса между теми и другими звучит не очень убедительно…
Скорее, можно предположить в будущем не торжество толерантности, а ужесточение ценностных конфликтов между этими двумя общностями, – высказался кто-то другой.
Похоже на вражду между «остроконечниками» и «тупоконечниками» у Свифта22, – добавил ещё один.
Не исключено, что близится конец этого сумасшедшего мира в существующем виде, тот самый конец, который предрекал преподобный Антоний Великий23, – раздумывал Пьер-Анри, возвращаясь в посольство. – «Придёт время, когда люди обезумеют, и если увидят кого-то не безумствующим, восстанут на него и будут говорить: «Ты безумствуешь», потому что он будет не подобен им».
* * *
Наступил вечер обещанных Сюзанной сюрпризов. Маргарет снимала с вешалок в шкафу костюмы Пьера-Анри, чтобы на следующее утро поручить прислуге отдать их в чистку. Аккуратно сложив его одежду, Маргарет вспомнила, что не мешало бы проверить карманы, так как она знала за своим мужем скверную привычку набивать карманы документами, зажигалками, мелочью, а иногда и недокуренными сигарами. Сюрприз удался. Чёрные ажурные трусики, со следами уже знакомой ей губной помады цвета фуксии и пахнущие дешёвыми духами, не оставляли сомнений в личности их хозяйки. От внезапного приступа нахлынувшей ярости у Маргарет даже задёргался угол рта.
Вы испугались моего внезапного появления, мисс Форест… – произнесла Маргарет свистящим шёпотом, – что ж, от страха ты и сдохнешь, мерзкая тварь. – А с вами, господин Морель, у нас всё кончено.
Этот краткий монолог удивительно точно передавал то, что творилось в этот момент в душе мадам Морель. Супружеские отношения, равно как и супружеские измены, заслуживали в глазах Маргарет намного меньше важности, чем даже просто предположение о том, что кто-то смеет насмехаться над ней.
Ты должна всегда чувствовать себя совершенством, – ещё в школе наставляла Маргарет её мать. – Женщина – главное, что есть на свете ! Мужчина же, в том числе и супруг, всего лишь приложение к женщине, причём – вонючее козлиное приложение…
Маргарет практически никогда не давала волю своим чувствам. Она помнила с ранних лет, что никогда никому нельзя открывать свою душу; иначе можно стать легко уязвимым и просто сгореть без следа в этом запутанном и враждебном мире.
Сюзанна затронула сокровенное: сама того не ведая, она добралась до глубинных струн тёмной души Маргарет, став главной причиной насмешек над ней, что не было дозволено никому. Неуёмная жажда мести бурлила внутри Маргарет и бередила её мозг.
Но вначале надо было расставить всё на свои места с Пьером-Анри. Маргарет решила сделать это в тот же вечер, после ужина.
Прислуга убирала столовые приборы, неяркий свет большой люстры из цветного муранского стекла мягко разливался по гостиной, отражаясь на поверхности начищенного паркета. На чёрной полированной крышке рояля стоял букет розовых лилий. Пьер-Анри всегда старательно заботился о том, чтобы дома были свежие цветы. Плотные шторы тёмно-бордового цвета с драпировкой наверху были задёрнуты. В камине тихо потрескивали дрова, и играли красно-жёлтые языки пламени, внося умиротворение в атмосферу этого непростого вечера. Маргарет сидела в глубоком коричневом кожаном кресле с бокалом своего любимого эльзасского белого вина, считая, что бокал вина никоим образом не может повредить ребёнку; да и вообще, она почти не думала о своей беременности. Намного важнее для неё были её собственный душевный покой и различные удовольствия. Пьер-Анри расположился на диване напротив и перелистывал вечернюю газету.
Надо же, ну ничего себе ! Джеймс Моррисон, тот самый Джеймс Моррисон-младший ! Молодой, но подававший большие надежды политик-консерватор ! – с интересом заговорил Пьер-Анри, не отрывая глаз от газеты. – Сегодня во время прогулки в Гайд-Парке он потерял сознание, и его даже не успели довезти до госпиталя, он скончался по дороге. Инфаркт в 34 года ! Ему пророчили блестящее будущее, – слегка удручённо закончил Пьер-Анри, озадаченно нахмурив брови и поджав нижнюю губу.
Инфаркт… Прекрасная идея ! – Маргарет была так поглощена планами мести, что не заметила, как высказала свои мысли вслух.
Злоключения Моррисона-младшего, как и другие политические новости, её сейчас занимали меньше всего.
Что ты говоришь, дорогая ? – отозвался с дивана Пьер-Анри, – прости я не расслышал.
Неважно, – махнула в ответ рукой Маргарет. – Кстати, у меня тоже есть новости для тебя, – произнесла она таким сухим и ничего не значащим тоном, как будто хотела сказать, что только что прихлопнула моль в шкафу.
Я – весь внимание, – отложил газету Пьер-Анри.
Маргарет язвительно усмехнулась.
Между нами всё кончено, Пьер-Анри Морель, – сделав глоток вина, ледяным тоном сообщила Маргарет. – Я ухожу от тебя.
От изумления Пьер-Анри откинулся на спинку дивана и приоткрыл рот. Некоторое время в комнате стояла мёртвая тишина.
