Андрей Юрич - Немного ночи (сборник)
– Тамара Сергеевна! А Иван Александрович не пьет!
Тамара Сергеевна и все присутствующие вперивались взглядом в какого-нибудь немолодого лысеющего и потеющего человечка журналистской наружности, который тут же хватал бокал и натужно делал большие глотки.
Я так и не понял, что это было. Но после того застолья мне почему-то дали путевку в Белокуриху. Почему именно туда – я тоже не знаю. А Тамара Сергеевна вскоре после этого попала в Госдуму. Наверное, все же было что-то в этом рюмочном мероприятии – предопределение судеб. Или по-русски лучше сказать: распределение?
Через пару часов автобус начал жутко трястись и резко сбавил ход. Это закончился асфальт, и мы ползли теперь по алтайской грунтовке. Даже в салоне было слышно, как визжат пережевываемые щебнем шины. Царило сонное молчание. На меня дуло из окошка. Довольно сильно, так что я даже прикрылся курткой, как одеялом. И задремал.
Проснулся от тишины, в которой раздавались гулкие колокольные удары. Один за одним. Монотонно и яростно. Как набат народного бунта. Так что когда между ударами воцарялась короткая тишина, у меня в черепе еще тихо гудело.
Мы стояли посреди безвестного селения. Было что-то вроде деревенской площади. Пыльный бугристый пустырь: с одной стороны магазин – серая коробка бетонного дзота, дощатый покосившийся туалет о двух дверях, с другой стороны – бревенчатые дома за крашеными заборами. Посередине, на капоте вишневого жигуля сидел алтайский фермер, обставившийся банками и ведерками с медом. К туалету очередь.
Я встал и пошел к туалету. Колокольный звон оглушал меня при каждом шаге. Он был рядом, так близко, что ощущалось дрожание воздуха от каждого удара. Через несколько метров я увидел. Наш автобус расположился у края площади, чуть накренившись на один бок. У заднего колеса нараскорячку, как борец сумо, стоял наш водитель с голым торсом и бил по колесному диску тяжкой пудовой кувалдой. Видимо, он делал это давно. И, видимо, ему приходилось делать это часто. Его загорелая коричнево-рыжая спина сочилась потом, под кожей толстыми канатами ходили мускулы. С каждым новым усилием и оглушающим ударом от его напряженной фигуры расходились эманации злости.
«Ремонт машин кувалдой», – подумал я. Зашел в магазин и купил мороженое в стаканчике. Видимо, тут часто останавливались междугородные автобусы. Просто так в деревне мороженое не продают.
Немного ночи в девичьих глазах
Сразу по приезду и заселению в шикарный двухместный номер к соседу-алкоголику, который вонял носками, я, естественно, заболел гнойной ангиной. Это случилось со мной первый раз в жизни, и поэтому случилось именно на курорте. Врачи, радостные после долгого безделья, втыкали мне в вену шприцы с хлористым натрием, кормили антибиотиками и, заглядывая в горло, говорили восхищенно: «Какой хороший мальчик, гной в каждой лакуне».
А потом я лежал у себя номере, маялся температурой и наблюдал, как время от времени в комнату заходит мой нетрезвый сосед, чтобы взять из тумбочки очередную упаковку презервативов «Неваляшка». А так как у соседа тоже была гнойная ангина (странно, да?), то использовать эти презервативы ему было тяжело, он в прямом смысле рисковал жизнью. И однажды, когда силы оставили его, он сказал:
– Андрюх, я пойду бухать с мужиками, а когда придут девки и будут меня искать, ты скажи им, что я умер.
Я поклялся ему, что так и будет. Потом он ушел бухать, а я, в трусах по случаю высокой температуры, сел смотреть чемпионат мира по футболу, хотя футбол и не люблю. В телевизоре летал мячик, в соседнем номере сладострастно стучала в стенку чужая кровать и получалось чужими людьми не мое удовольствие.
– Эх, – беседовал я мысленно с Богом, слушая спорадические наплывы стукающих звуков и легкое женское взмыкивание сквозь стену, – Почему, Отче, одним Ты дал все лучшее, что есть в этом мире, а другим – гнойную ангину? И даже тем некоторым, которым Ты дал гнойную ангину, Ты позволил использовать по прямому назначению презервативы «Неваляшка»? И лишь мне, достойнейшему из Твоих сыновей, Ты уготовил горькую участь созерцания игры российских футболистов и унылого прослушивания звуков чужих совокуплений.
– А как же? – спрашивал меня Бог, – Некоторые из тех, которым Я дал гнойную ангину, не смиряются, а продолжают с риском для жизни пользоваться по прямому назначению китайскими презервативами «Неваляшка», и даже обходятся без них временами (с еще большим риском для жизни). А ты сидишь тут в трусах и хочешь, чтобы тебе все принесли на блюдечке? Хочешь вот так, в трусах, и чтоб на блюдечке?
– Да, Бог, хочу, – отвечал я.
– И что же тебе надо? – спрашивал Бог ехидно, – Чтобы сейчас в этот номер ворвалась девушка, согласная на все в состоянии беспощадной хотечки?
– Да, – отвечал я неразумно и гордо, – Две! Две девушки! Бля! (Извини, это не Тебе)
– Ха-ха… – говорил Бог, – Хо-хо…
Я заткнулся, наши каким-то чудом забили гол, а в дверь постучали.
Я, в трусах, поплелся открывать, матеря мысленно соседа, забывшего по-пьяни ключи от номера. Открыл дверь. За дверью стояли две девушки, нетрезвые, с яркой и дешевой помадой на губах. Знаете, такая дешевая помада, с микроскопическими комочками. Одна девушка была светленькая, а другая рыженькая.
– Извините, – сказал я, – Миши, которого вы ищете, тут нет, а я смотрю телевизор в трусах.
– Да, – ответила одна из них, осматривая меня с головы до ног и особенно осматривая в области трусов, – Собирайся. Пойдешь с нами.
– У меня ангина и температура, – сказал я.
– Мы тебя вылечим, – сказала она.
Я вздохнул, мысленно подмигнул Богу, надел джинсы, футболку и пошел с ними.
В баре я выпил 100 граммов водки. Потом попросил бармена согреть мне пива в микроволновке и тоже его выпил. Меня развезло, я плясал (я – плясал!). Один раз поцеловался с беленькой, честно предупредив ее о своей гнойно-ангиновой заразности и неспособности целоваться.
– Ничего, – сказала она, – Целуйся как можешь. Ты мне пока что нравишься.
– А я и танцевать не умею, – говорил я.
– А мне похрен, – говорила она и спрашивала, – У тебя деньги есть?
– Не, я бедный, – говорил я.
– Ты бедный? – спрашивала она, – Это плохо. Ведь ты должен провести нас в ночной клуб.
В ночном клубе я еще пил пиво, плясал и пытался представить, какая же у меня сейчас температура. Но, хоть горло не болело.
Между плясками мы сидели за столиком в уголке, пили пиво и молчали. Рыженькая наклонялась к беленькой и о чем-то шептала ей в ухо. Та кивала головой. Кивала, кивала и вдруг ушла. Стала плясать и никак не возвращалась.
– А что она не возвращается? – спросил я рыженькую (я даже их имен не помню…).
– Андрюш, – сказала рыженькая так тихо, что в этом клубном грохоте мне пришлось читать по губам, – Давай возьмем водки и поедем ко мне.
– Зачем? – задал я самый нелепый вопрос, который только можно было придумать в этой ситуации.
Она посмотрела на меня взором полным сомнений.
– Поехали, – тут же сообразил я, – Только без водки.
Мы вышли из клуба, взяли такси, проехали в такси метров сто и оказались у панельной пятиэтажки.
– Понимаешь, – объясняла мне рыженькая, – Я не могу привести тебя ко мне домой, у меня ребенок. А тут живет моя подружка. У нее муж сейчас в рейсе, он дальнобойщик, и она пустит нас в какую-нибудь комнату.
У меня в голове было как-то странно. Мне не верилось, что эта незнакомая рыженькая девушка, худенькая и носатенькая, встретив меня случайно полтора часа назад, уже сама ищет место. Мне хотелось задать Кому-нибудь вопрос: «А в чём подвох?». Но Кто-то подозрительно молчал в черном курортном небе.
Мы вошли в подъезд и позвонили. Открыл, естественно, муж-дальнобойщик. Он жевал еду и смотрел на нас безразлично.
Потом, на улице, она сказала мне опять:
– Извини, в твой номер я не пойду, это принципиально, туда только шлюхи ходят, а дома у меня ребенок… Иди, найди Беленькую, может с ней тебе повезет больше. Прости.
Она смотрела мне в лицо, и в глазах ее таинственно отражался и подмигивал мне Бог Черного Неба, Бог Исаака и Бог Иакова, Бог Ревнитель, Которому отмщение и Который воздаст каждому на этом курорте…
– Спасибо, – сказал я ей, погладил ее по щеке, повернулся и пошел. Я чувствовал, что она смотрит мне в спину.
Как бы я нашел Беленькую, если и «Здравницу Кузбасса» обнаружил не с первого раза? Я был пьян, замерз, и снова болело горло.
Утром меня разбудила пожилая и некрасивая медсестра.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она голосом Бога.
– Нормально, – сказал я, – Как вы сюда попали?
– У меня есть ключи от всех дверей, – улыбнулся Бог лицом медсестры.
– А, – сказал я, – Спасибо. Мне больше ничего не надо.
– Хорошо, – сказал Бог, – Если что, сразу обращайтесь. Где меня найти, вы знаете. Только, если вместо меня будет кто-нибудь другой, не говорите «мне плохо», а полностью расскажите, что вас беспокоит и что именно вы хотите.
