Наталия Терентьева - Нарисуй мне в небе солнце
– Мариша… Я не смогу, как ты, запереть дверь. И он не будет сидеть под дверью двое суток.
– А вот это уже другой вопрос. Ладно, беги, опоздаешь. Позвони мне как-нибудь!
Я знала, что Маринка права, и знала, что не смогу так сделать. Но решила попробовать. Включая-выключая телефон, бродя вечерами по темной квартире, без света, чтобы он, если приедет, подумал, что меня нет. В основном я стояла у окна или писала ему письма, зная, что никогда не отошлю их.
Маринка рассказала складно, убедительно. Но у меня как-то все пошло не так. Может, она и рыдала под дверью – «выла», как сама выразилась. Оплакивала своего Аркашу, который для нее перестал существовать, и все тут. Был и весь вышел. Тем более что Аркаша вроде как сидел с другой стороны двери и тоже рыдал, оплакивая Маринкину ушедшую любовь.
Я же не плакала. Не знаю почему. Может быть, из чувства противоречия. Ведь Маринка сказала – реветь и не впускать. А ко мне, во-первых, никто и не рвался, а во-вторых, слез не было. Бродя в темноте по квартире, я все думала и думала, вспоминала эти долгие и короткие семь с половиной лет. Сосредоточиться на воспоминаниях мне мешали звуки из соседних квартир. Когда ничего не видишь, начинаешь слышать постороннюю жизнь.
Вот дети за стеной выясняют, кто главный, кто лучше. Два брата, погодки, как-то незаметно родились, незаметно выросли…Теперь дерутся за право быть первым. Соседка наверху, одинокая, пока еще молодая дама, похожая на странницу – с вечно свалявшимися длинными кудрявыми волосами, в бесформенных юбках до полу, растянутых свитерах, развлекала меня энергичной игрой на пианино и песнями. Только я соберусь попереживать – она меня опережает. Со страстью, с большим чувством затягивает то по-русски, а то и на французском языке – и про степи, и про опавшие мертвые листья, и про вечную любовь.
Ника, поняв, что я не снимаю трубку, позвонил пару раз с какого-то незнакомого номера.
– Дура бестолковая! – нежно проговорил он в первый раз в трубку своим приятно-глуховатым голосом едва повзрослевшего юноши. – Может, хватит беситься?
«Почему я все это терплю? У меня одна жизнь!» – бросив трубку и глядя в зеркало на свое некрасивое, заброшенное лицо, думала я.
– Тюнчик, я весь твой! Когда мне приехать, скажи? Просто так тосковать под твоим балконом не буду. А, когда? Не хочешь? Захочешь, позвони.
Я положила трубку в растерянности. Никто меня не ищет – вот она я, здесь, дома, одна в темной квартире. Никто в дверь не ломится. Больше всего на свете я хочу, чтобы он приехал и остался навсегда. Или забрал меня. Но он приехать не спешит. Может быть, подождать?
– Главное, не сдаваться в первую неделю, дальше наступает перелом в сознании, – объяснила мне Маринка, когда я ей позвонила и поделилась, что пока ничего не получается. – Я же в больнице полгода работала, домой не ходила тогда. Ну что ты, Катя! Отвлекись, займись чем-то, кроме театра. У тебя съемки какие-нибудь есть сейчас?
– Нет.
– Ну, полы пойди куда-нибудь мыть, чтобы уставать физически и падать. Старый верный способ. Веселее съемок будет, вот увидишь!
Я решила сделать ремонт в квартире. Оторвала обои, вымыла и выкрасила двери. Стала клеить новые обои. Работа действительно заняла все мои силы. Я приходила из театра, и мне было не до тоски. В квартире пахло краской и клеем, руки и спина болели, найти было ничего невозможно, все вещи были свалены в углу или заперты в шкафу, проход же к нему закрывал диван, который я с неимоверным трудом поставила на попа. Спала я на кухне, постелив себе два одеяла.
Да, правда, стало как-то веселее. Особенно когда я опрокинула на себя банку белой краски, ходила в магазин с замотанной в платок головой за бутылкой бензина и растворителя, потом раз десять мыла длинные волосы, а они всё ужасающе пахли и склеивались. Обои я выбрала нарядные, светлые, с выпуклыми белыми цветочками, которые как будто двигались, когда посмотришь на них неожиданно. Голову повернешь, цветочки – р-раз и поехали в сторону, потом подрожали в глазах и замерли.
В одну из таких осадных ночей, когда я спала на полу, мне позвонил Вовка.
– Катюша, я не могу без тебя жить, – сказал Вовка.
Я не понимала, сплю я или он действительно звонит. У меня уже так было однажды – мне приснилось, что звонит Ника, со своего домашнего номера, который определился, я слышала характерное пищание телефона и его вкрадчивый голос. Ника стал говорить о любви. О том, что встретил меня на всю жизнь. Разговор, такой важный, прервался. Я перезвонила ему, а его и дома не было. Не включался определитель. Он не позвонил и на следующий день, он вообще тогда уехал со своей женой, с которой уже давно не жил вместе, они повезли сына на море.
И сейчас я села на полу, пощипала себя за щеку, чтобы убедиться, что я не сплю. Вовка это или не Вовка? Ведь он вроде женился.
– Вов…
– Катюша… – Вовка просто выдохнул в трубку. – Невозможно без тебя.
– Вов, разве ты не женился?
– Я… Нет. Не могу я с ней жить, я ее не люблю. Смотрю на нее, а вижу тебя.
– Она похожа на меня?
– Нет! – отчаянно выкрикнул Вовка. – Не похожа! То есть сначала мне казалось, что похожа. Тоже темненькая, стройная, высокая… Но она совсем другая! И она так любит меня!
– Вовка, – искренне удивилась я. – А что же тебе еще нужно? Человек тебя любит, а ты мне звонишь! Ты так страдал от одиночества, от ненужности, и что теперь?
– Теперь… Катюша, как ты жестоко говоришь… А ты счастлива, скажи мне? Ты все со Сташкевичем?
Как мне было ответить Вовке? Сказать правду? Что у меня все по-прежнему и даже хуже? Но если я люблю Никиту, то означает ли это, что я – с ним? Наверное, означает. Ведь он всегда у меня в душе.
– Я понял… – Вовка не дождался моего ответа. – Катюша, можно я к тебе приеду? Пожалуйста, мне это очень нужно.
– Прямо сейчас? – Я посмотрела на часы.
– Да.
– А где твоя жена?
– Мы не поженились еще официально.
– Но, Вов, ты же пообещал ей, правильно?
– Катюша, не отталкивай меня, можно я приеду? Я… просто… Я хочу что-то понять для себя.
– Вов, ты слышишь, что ты говоришь?
– Слышу. Можно я хотя бы посмотрю на тебя? Вдруг я все это придумываю?
– Приезжай, – вздохнула я. – Посмотри.
Ну что с ним будешь делать! Надеюсь, он поймет, что все придумывает, и не нужно ему возвращаться к страданию и неопределенности, когда он встретил хорошую девушку, и она его любит.
Вовка примчался минут через сорок, на новой машине, которой тут же похвастался, показал мне с балкона, с цветами, гладко выбритый, очень хорошо одетый, вручил мне бутылку вина. Я только покачала головой.
– Ну а вино при чем, Вов? Не понимаю.
– Катюша! – Вовка смотрел на меня сияющими глазами. – Выбрось его! Я просто не знал, что купить в ночном магазине. Там больше ничего не было. А… что это у тебя?
Он только сейчас заметил, что у меня вся мебель отодвинута от стен. Я еще не доклеила обои, не докрасила потолок в прихожей, с первого раза он получился неровный.
– Ремонт, Вов. Ты же только о Никите спрашивал, больше ни о чем.
– Катюша! – Вовка неожиданно подхватил меня на руки.
Да, Ника слишком невысок, он не может взять меня на руки. А Вовка поднял, покрутил, расцеловал в нос, в брови.
– Вова… – Я аккуратно, чтобы не обидеть, слезла с его рук. – Сначала скажи, как ты объяснил жене.
– Ну не жена она мне! Никак не объяснил! Встал и уехал.
Я смотрела на Вовку и не узнавала его. То ли он похудел, то ли мальчики растут так долго, что могут и в тридцать лет вдруг измениться. Вовка явно похорошел, ему шел возраст, шел успех. Взгляд стал иным – уверенным, даже смешинка появилась в Вовкиных глазах – глазах грустного клоуна. Он такими уверенными, умелыми движениями обнимал меня, не сравнить с тем растерянным и отчаянно влюбленным в меня растяпой, которого я знала раньше.
Я-то слезла с его рук, но он меня не отпустил. Крепко сжимая мою руку, Вовка сказал:
– Пожалуйста, возьми вещи и поедем ко мне.
– А жена?
– Моя подруга – у себя дома, Катюша. Ты за нее не переживай, хорошо?
– Не могу, Вов. Нет. Я сама часто бывала в таком положении.
– В таком ты не бывала, – усмехнулся Вовка, и я похолодела.
– В смысле?
Вовка молчал, держа меня за руку и другой рукой обнимая за шею.
– Вова, что ты молчишь? Она беременна?
– Даже если и так. Я не буду с ней жить. Я не хотел этого. Так вышло. Я не люблю ее, люблю тебя.
– Вот это да. – Я с трудом освободилась от Вовкиных рук. – Ну, ты даешь. Ты же не подлец, Колесов!
– Катя… Я старался тебя забыть и разлюбить. Потерял… гм… контроль… наверно… не знаю.
– Она точно беременна? Уже видно это?
– Не точно, не знаю. Не видно. Она сама толком не знает.
– А!
Видя мою заминку, Вовка заторопился:
– Поедем ко мне, я купил квартиру, однокомнатную, но очень хорошую, хочешь, я вообще буду жить на лоджии!
– Ну конечно, да! На лоджии! – Я засмеялась, хотя мне было не смешно. Уж больно неожиданно это было. У каждого свой способ расстаться с прошлым. Я начала осаду самой себя, своей затяжной болезни, забаррикадировалась от Никиты, который и не думает штурмом брать мою крепость, а Вовка, как будто почуяв что-то, объявился тут как тут, через годы и расстояния.
