Ника Соболева - Право на одиночество
Вика действительно была образцом красоты и сексуальности, с моей точки зрения. Высокая, фигуристая, с длинными блестящими черными волосами и темно-карими глазами, она, казалось, сошла со страниц «Плейбоя». По крайней мере, размер груди впечатлял, особенно в сочетании с тонкой талией. А уж пухлые губы… Да-а-а, внешность хоть куда.
Я утешала свою ревнующую сущность тем, что Громов взял ее только из-за профессионального интереса, но… Слишком уж часто Вика стреляла в него глазками. Даже в моем присутствии. Максим Петрович, правда, не реагировал, но откуда мне знать, как он вел себя с ней наедине?
Да и характер Вики мне не нравился. Нет, она не делала ничего особенного, никого не обижала, наоборот – была со всеми вежливой до приторности. Я просто чувствую таких людей – лживых до мозга костей. Пока ты не встал на ее пути, ты для нее лапочка и пупсик, а вот если встал – по стеночке размажет.
И каждый раз, когда Вику вызывал к себе Громов, мое сердце сжималось от дурного предчувствия. И оно уже не имело никакого отношения к проклятой ревности, которую я загнала так глубоко, что она даже почти не высовывалась.
Так Вика проработала три недели. С обязанностями она справлялась, людям не хамила – в общем, лапочка, а не секретарь. Но я болезненно скучала по Свете. И почему-то боялась, что Вика очарует Громова и он решит не принимать мою подругу после болезни.
Шла четвертая неделя работы Вики в должности секретаря Максима Петровича. Время было обеденное, и я предложила ей вместе сходить в столовую.
– Нет, спасибо, Наташ, – она вежливо улыбнулась. – Я сегодня на разгрузке.
Пожав плечами, я вышла в коридор. И уже почти дошла до лестницы, как вдруг вспомнила, что забыла кошелек.
Вернувшись, я сразу услышала грохот и крики в кабинете Громова. Даже не успев подумать, я бросилась к двери, распахнула ее и…
– Максим Петрович, что тут…
В жизни так не удивлялась, как в тот момент. Представшая моему взору картина просто потрясала: половина бумаг со стола валялись на полу, даже фотографии дочерей постигла та же участь, стулья перевернуты, и посреди этого безобразия – восседающая на столе Вика с размазанной помадой и наполовину расстегнутой блузкой. Обернувшийся на мой крик Громов тоже выглядел не лучше – Викина помада была у него на всем лице и на вороте рубашки, волосы всклокочены, физиономия красная.
В тот момент в моей душе что-то рухнуло. Я даже была не в силах что-либо сказать. Неужели Максим Петрович, которого я так уважала, опустился до банальной интрижки с секретаршей? Да еще и в своем кабинете!
– Я пойду, – наконец выдавила из себя я. Отвернулась. И вдруг сзади раздался грозный рык:
– Стоять!!
Громов схватил меня за руку – видимо, чтобы не убежала. А после его крика я очень даже хотела смыться, и как можно скорее…
– Наташа, пожалуйста, подожди меня здесь, – сказал он уже спокойнее. – Вика, а с вами мы выйдем.
И они действительно вышли. А я осталась стоять посреди этого разгрома, недоумевая и нервничая.
Через пару минут Громов вернулся. Один, без помады на лице и с приглаженными волосами.
Он закрыл дверь и уставился на меня. В его взгляде было что-то очень странное. А я просто не знала, что сказать.
– Наташа, – Максим Петрович сделал шаг вперед. Я даже не знаю, как так получилось, но я вздрогнула и отшатнулась.
Второй шаг в сторону я сделать не успела. Громов сорвался с места и, подбежав ко мне, обнял изо всех сил.
Я отбивалась. Даже не понимая зачем. Просто мне хотелось вырваться и уйти, чтобы не видеть этого жуткого разгрома, не видеть своего начальника, который оказался таким же похотливым, как остальные мужчины. Я билась раненой птицей в его объятиях, а Максим Петрович все сильнее прижимал меня к себе. Но прикосновения его не были нежными – наоборот, они больше походили на металлические тиски.
– Пожалуйста, – наконец прошептал Громов мне на ухо, пока я тщетно пыталась оттолкнуть его, – пожалуйста, не думай так обо мне. Только не ты. Кто угодно, только не ты.
Эти слова меня отрезвили. Я перестала сопротивляться и подняла голову.
В глазах Максима Петровича я увидела смущение, обиду и боль.
– Как… не думать? – прошептала я.
Громов ослабил хватку. Теперь я почувствовала нежность его рук, одна из которых гладила меня по щеке.
– Ты ведь решила, что мы с Викой тут… – он запнулся.
Я вздохнула.
– Максим Петрович, но я же видела, какой в комнате разгром, видела помаду на вашем лице…
Теперь уже вздохнул он.
– Наташа, разве мы с Викой целовались, когда ты вошла?
– Нет…
– Вот именно. Она пыталась меня соблазнить, а я… я слишком много ей позволил, не хотел быть грубым. Вика оказалась девицей напористой. И если бы ты слышала чуть больше, чем видела, то поняла бы, что я перед твоим приходом орал на нее нехорошими словами. Я уволил Вику, Наташа. Честно говоря, я и так слишком долго ее терпел, – он поморщился. – Но она правда хороший секретарь, думал, дотерплю до возвращения Светы. Но это…
Я уже почти не слушала.
– Так значит, вы не?.. – прошептала я, глядя на Громова с надеждой. Он вздохнул и покачал головой.
– Мне невыносимо думать, что ты так все про меня решила.
– Почему? – тихо спросила я, глядя в его огорченные глаза.
Несколько секунд Громов молчал. И почему-то мне стало очень больно… и стыдно.
– Я очень дорожу твоим мнением. И твоим уважением. И когда ты ворвалась сюда… я по глазам понял, что ты подумала. Пусть кто угодно так думает, только не ты. Наташа! Ты веришь мне?
Его глаза были так близко. Странно, что я вообще подумала такую глупость. А кое-кто еще проницательной меня называл! Ха. А я просто дура ревнивая.
– Верю.
Радостный вздох вырвался из груди Максима Петровича. Он улыбнулся. А потом прижал меня к себе изо всех сил, тихо приговаривая:
– Девочка моя, хорошая моя. Как же я рад.
– Максим Петрович, – буркнула я где-то из его подмышки, – я сейчас задохнусь. И… зачем так крепко обнимать? Вы мне ребра переломаете…
Нет, частое общение с Аней не идет мне на пользу. Вон как начальство перепугала! Тут же отпустил, в глазах – тревога.
– Извини меня, пожалуйста.
– Ничего, – я повела плечами. – Вы еще когда меня держали, а я отбрыкивалась, так сжимали… Думала, живой я из этого кабинета не выйду.
Вообще-то я пошутила, но у Громова был такой виноватый вид, что пришлось срочно его утешать и уверять, что я цела. Хотя пару синяков он мне все же оставил. Вот только знать ему об этом не обязательно.
После ухода Вики проблем у нас прибавилось. Эта дура даже дела не стала завершать, просто смылась и все. Пришлось заниматься работой еще и секретаря, в итоге я опять задержалась после шести.
В семь из кабинета вышел Громов и виновато посмотрел на меня.
– Ты здесь из-за Вики, да?
– Она кучу бумаг оставила, – кивнула я, разбираясь на столе. – Многие до завтра не подождут. Точнее, подождали бы, если бы завтра пришел секретарь. Но…
– Наташа, – Громов подошел ближе и заставил посмотреть ему в глаза, – я не знаю, что делать. До возвращения Светы примерно три недели… Срок не такой уж большой, но и не малый. Искать нового секретаря?
От его виноватого взгляда мне стало не по себе. Я прекрасно понимала, что он сейчас чувствует. С одной стороны, у меня и так забот по горло, а с другой – пока найдем нового секретаря, пока обучим… Тут и Света вернется. Смысл?
– Не нужно, – я покачала головой. – Эти три недели вместо Светочки буду я. Мне не привыкать к авралам.
Громов сел на стул и аккуратно взял меня за руку. Мне сразу захотелось замурлыкать.
– Прости меня. Надо было оставить Вику, а не увольнять сразу. Я… погорячился.
– Да что вы! – возмутилась я. – Оставлять эту похотливую… Фу! Нет уж, лучше я помучаюсь, чем она будет к вам приставать.
Меня аж передернуло.
– Скажи, – взгляд Громова почему-то был ироничным, – почему это тебя так волнует? Ну и побегала бы за мной эта Вика, я же взрослый человек, отбился бы. Почему ты так реагируешь?
– Потому что неприятно, – буркнула я и попыталась отобрать руку. Но Громов ее не отдал. Вместо этого он перевернул мою ладонь и начал выводить пальцем по тыльной стороне какие-то странные круги.
– Мне тоже было неприятно узнать про тебя с Молотовым, – тихо сказал Громов. Надо что-то ответить, но я была не в силах придумать, что именно. А потом Максим Петрович, вздохнув, поднялся на ноги сам и потянул меня за собой.
Так мы стояли несколько минут. Громов изучал мое лицо, причем не только с помощью глаз. Сначала он перебирал мои локоны, потом провел пальцами по лбу, щекам, а когда добрался до губ, мне показалось, что я сейчас с ума сойду. Вот что за странный человек! С Антоном и Молотовым было понятней. Сразу целоваться полезли. А этот стоит, изучает меня, как музейный экспонат, и хоть бы слово сказал.
Но прекращать эти прикосновения своими вопросами мне не хотелось. Слишком уж было приятно. Да, это я правильно сказала – слишком.