Виктор Дьяков - Золото наших предков
– Не трудно… Но к чему такие предосторожности?
– Да так, мне спокойнее будет…
Пашков рассказал Матвееву о дворце, в котором побывал.
– Мало им, что они миллиарды наши, золото засовывали куда ни попадя, они на свои удобства денег не жалели, чтобы и жить и работать приятно было, чтобы жизнь не как у всех, а сплошной праздник. Всю страну на «дефицит» посадили, а себе мраморные лестницы. А теперь они и то золото себе в карман, обогащаются.
– Ну, наверное, схема того обогащения несколько более сложная, – предположил профессор.
– Конечно, они эти детали, видимо, за рубеж гонят. У них, скорее всего, свои льготные ка-налы, а может и вообще втихаря безо всяких налогов его сплавляют. Они же все со старыми наследственными связями… Суки.
– Сергей, на это я вам только могу сказать то, что уже говорил. Не рвите сердце. Такое положение вещей было и будет. Если вам не повезло стать сыном крупного номенклатурного работ-ника, смиритесь, всё равно вы ничего изменить не в силах. Лучшее, что можно придумать, насладиться истинными ценностями и забыть о мнимых. Давайте лучше поговорим о том, к чему лежат наши с вами души. Не так ли?
– Так, Виктор Михайлович, – вздохнул в ответ Пашков. – Вы правы, ну их ко всем чертям. Давайте о прекрасном. Вы закончили в прошлый раз Тулуз-Лотреком и собирались переходить к модерну и символизму.
– Что ж, тогда приступим. Прежде всего понятия модерн и символизм необходимо раз-граничить. Модерн больше относится к формообразующим процессам той эпохи. Поэтому его чаще используют в применении к явлениям в архитектуре и декоративно-прикладном искусстве. Символизм же теснее связан с идеологическими проблемами, словесно-изобразительными задачами полнее проявляющимися в поэзии, живописи и скульптуре. Таким образом, если модерн можно именовать стилем, то символизм – это мировоззренческое понятие…
8
Второй КАМАЗ как и первый забили битком. На этот раз перевозили всё более или менее ценное со склада сырья и оборудование химлаборатории. После этого рейса Калина планировал запустить производство уже на новом месте. Тут всплыл и ещё один нюанс, который Шебаршин до того держал в секрете. На новом месте он арендовал дополнительно несколько комнат для места под офис. Таким образом, директор рассчитывал максимально приблизить производственную часть своей фирмы к «государеву оку». Переводить офис он собирался сразу после того, как будет налажено производство.
Калина теперь уже «разрывался» между старым и новым местом, офисом. Директор же, тем не менее, не преминул сделать ему напоминание:
– Пётр Иванович, а как продвигаются дела в отношении Пашкова? Помните наш разговор?
Ответ Калины, что на это сейчас просто нет времени, и вообще, пока лучше не дёргать кладовщика, который является важным действующим лицом при перевозе имущества… Этот ответ не удовлетворил Шебаршина. Он не считал, что работа рядовых сотрудников фирмы сама по себе представляет какую-то значимость. Он ведь сам никогда не работал, как работают простые люди, а от отца унаследовал эгоистически-завышенную оценку своих «ценнейших» руководящих ка-честв. Правда у отца исполнителей имелись тысячи, у сына и двух десятков не набиралось.
Пашков, после того как перевёз большую часть своего склада, принялся «стричь» уже на новом месте. Однажды, когда он с кусачками, ежась от задувающего в щели холодного ветра сидел на своём новом уличном складе, неожиданно нагрянул Калина, который в это время вроде бы должен был быть на другом конце Москвы.
– Сергей… ты опять за своё!? Который раз тебе говорю, прекрати. Шебаршин рано или поздно поймает тебя.
– Да брось ты Иваныч. Я же ничего, просто проверяю, осталось ли в этом хламе что-нибудь стоящее, – попытался отшутиться Пашков.
– А кусачки зачем? Вон карман-то у тебя выпирает, наверное с полкило уже настриг, – укоризненно говорил Калина.
– Да ну, что ты, какие полкило, тут разве найдёшь столько, сто грамм самое большее…
Но вот производство на новом месте было запущено. Старых рабочих осталось всего четверо, среди них Фиренков, который после лета вернулся в фирму, Обделенцев и ещё двое посту-пивших на работу месяц назад. Сухощуп на новое место не поехал, уволился. Зато из местных «энергетиков» устроилось сразу шесть совместителей. Пашков выдавал им остатки материала из МВД. Работа возобновилась, ведь она было очень проста и не требовала особой квалификации. Новые рабочие уже к вечеру первого дня наловчились орудовать молотком, зубилом, кусачками. Правда сырьё, то есть радиотехнические платы, осталось с крайне «низким содержанием» драгметаллов, а новых поступлений даже не намечалось. В кризисные дни Шебаршин умудрился разру-гаться с некоторыми важными поставщиками, такими как ЦУП, МИГ… Но тут «сработал» старый канал в той самой Академии оборонных отраслей. Через «Кешу» Шебаршин договорился о поставке сырья аж из Читинской области. Сырьё представляло собой электронное оборудование со списанных истребителей. Для оценки и приёма этого оборудования в Читу откомандировали Горбунова.
Тем временем в офисе всё никак не могли собраться и переехать. Впрочем, там тоже воз-никли трудности с арендными платежами. И тут фирмачей пригрозили никуда не выпустить пока они не расплатятся. Шебаршин, однако, на этот раз не особо расстроился. Он приезжал на новое место почти ежедневно, смотрел как работают рабочие, одаривал подозрительными взглядами Пашкова. Потом директор шёл в помещение, где отдыхали и обедали химички, чаёвничал с ними, без зазрения совести угощался, поедал их конфеты, колбасу… Кондратьева потом выказывала своё возмущение поведением директора Калине… Она была не против, как и до переезда, оставаться с ним после работы, благо их нынешнее помещение хорошо отапливалось. Но Калина смущённо отговаривался, а потом откровенно признался, что у него из-за нервотрёпок последнего месяца всё сильнее «шалит» сердце, и что с «этим» лучше повременить.
Пашков всё более уставая от ежедневных шебаршинских придирок и упрёков Калины, перенапряжений при переезде… вдруг вспомнил, что проработал уже больше года, а так и не был в отпуске. Ему нестерпимо захотелось от всего отдохнуть. Он рассчитывал, что за месяц его отсутствия фирма успеет окончательно обустроиться на новом месте, хорошо если без него вывезут остатки имущества со старого места, и когда он выйдет из отпуска… это будет уже середина декабря, всё само-собой утрясётся. Так думал Пашков, подавая Калине заявление на отпуск. Калина о чём-то задумался, а потом подписал:
– Склад передашь Фиренкову, только всё досконально объясни, по каждой позиции, а я его проинструктирую.
Грузный добряк Толя Фиренков несмотря на профессорскую внешность мужик оказался простецкий. Пашков за день передал всё что оставалось у него ценного, и всё что было уже перевезено на «уличный» склад. На второй день поехали на старое место и передали то, что ещё не перевезли. Когда все акты были подписаны, их обоих вызвал в офис директор.
– Фиренков, вы уверены, что кладовщик передал вам всё, что числится по документам? – пронзительный взгляд Шебаршина имел целью вывести из себя простодушного флегматика Толю, заставить усомниться, забеспокоиться, произнести реплику типа: «Да не понимаю я ничего в этом складе, наверное околпачивают меня…». Но Толя, добродушно улыбаясь, подтвердил, что всё передано тютелька в тютельку.
– Ну, смотрите, – с явной угрозой «напутствовал» его Шебаршин.
– Как вы посмели отпустить Пашкова в отпуск!? – кричал на Калину Шебаршин, так что все в офисе могли это слышать, даже через закрытые двери.
– Я вас не понимаю Владимир Викторович. Вы ничего не сказали, когда я принёс вам заяв-ление Пашкова, и потом когда он передавал склад! – возмутился в ответ Калина.
– Я думал, что вы лично будете контролировать приём-сдачу, что сумеете поймать его на недостаче, или подтасовке. А вы… вы самоустранились, как это уже не раз делали, просто подмахнули акты, а этот прожженный жулик обвёл вокруг пальца вашего Фиренкова. И вот теперь он фактически ушёл от ответственности, он теперь ни за что не отвечает, наворовав здесь на тысячи долларов! – Шебаршин был вне себя.
– Да выйдет он из отпуска и опять всё примет. Что вы так переживаете?
– А я вот в этом совсем не уверен. Он у вас так примет. Он же на этом складе всё знает, и у Фиренкова вашего не так принимать будет, как сдавал. Он его без штанов оставит… и вас.
«По себе судишь», – хмурился Калина, а сердце вновь напомнило ему о себе тянущей болью.
К Матвееву Пашков пришёл на второй день по выходу в отпуск.
– Никак ваши хозяева вам премию выдали, – оценил его вдохновенное состояние профессор.
– От них дождёшься. Просто я в отпуске, вот и радуюсь. Так, что теперь к вам чаще заходить буду.
