Алексей Сухаренко - Блокада. Запах смерти
Мальчик рассказал о визите в госпиталь.
– Завтра сама с Алексеем поговорю, чтобы ел все и поправлялся быстрей, – решительно заявила Лариса.
– Мам, я есть хочу, – не выдержал Андрейка, слышавший их разговор.
– И мне дайте хлебушка! – запищала пятилетняя Катя и, сорвавшись с рук Марии, подбежала к столу, на который Вячеслав выложил отцовские сухари.
Дети, получив по порции, в один присест все съели, не дожидаясь, когда вскипит чайник. Вернулась Настя, как раз успев к нежданной трапезе. Взрослые сели пить заваренный на зверобое кипяток со своими порциями хлеба.
– Дайте нам с Андрюшкой бабушкин хлебушек, – снова подошла к столу Катя. – Она все равно не ест.
Анна Ефимовна и правда продолжала находиться в забытье. Лежала на кровати в обнимку с найденной на развалинах дома иконой, крепко прижимая образ к груди, и ни на что не реагировала. Размочив часть сухаря в воде, Анастасия попыталась накормить хлебной кашицей старушку, но та после пары ложек плотно сомкнула рот, отказываясь принимать пищу. Поэтому бабушкина порция была поделена между Катей и Андреем, лица которых засветились счастьем.
– Что дальше делать, ума не приложу, – вырвалось у Ларисы. – Как дальше жить?
– На работу надо устраиваться, – подала практичный совет Мария. – Твой Славка на завод пойдет, мне предложили место завскладом в районных банях. Жалко, Настя не может трудоустроиться со своей учебой. Зато ты можешь.
– Кто-то ведь должен с детьми сидеть, – засомневалась Лариса.
– Андрей с Катькой будут друг за другом смотреть, – вздохнула тетка. – Опять же бабушка тут…
Вечером все соседи пришли в их комнату и уселись перед радиотранслятором, – было объявлено о предстоящем выступлении товарища Сталина. Стульев на всех не хватило, и некоторые уселись под «тарелкой» прямо на пол. В 19 часов 20 минут по радио из Москвы послышалась речь Иосифа Виссарионовича Сталина с заседания Московского горсовета по случаю 24-й годовщины Октябрьской революции. Речь была хорошо слышна, несмотря на попытки врага создавать помехи в эфире. Все слушали ее с замиранием сердца, надеясь услышать что-то обнадеживающее, что бы дало людям силы продолжать жить в ухудшающихся каждый день условиях. В 19 часов 40 минут прозвучал сигнал воздушной тревоги, прервав на короткое время важную трансляцию, но никто не тронулся с места. Вскоре после сигнала трансляция продолжилась. Отбой тревоги был дан в 20 часов ровно, а еще через десять минут Сталин закончил свою речь словами: «Враг будет разбит, победа будет за нами». Так же тихо, как пришли, соседи удалились. Но по выражению лиц чувствовалась, что на душе у всех стало полегче.
Завтра было воскресенье, но Анастасия легла пораньше, поскольку ей предстояло много ездить, а для этого нужны были силы. С утра она договорилась с Иваном побывать на могилке дедушки, а после обеда всей семьей решили навестить в госпитале отца.
Цыган встречал Настю у трамвайного кольца. Та приехала ровно в восемь. Вслед за ней из трамвая выскочил Вячеслав.
– Привязался, мол, поеду с тобой, и точка, – виновато улыбнулась девушка.
– А че мне делать дома? – огрызнулся Вячеслав.
– Ну и хорошо, – скрыл свое разочарование Иван, которому хотелось побыть наедине со своей любимой.
Через десять минут все трое уже были у дедовой могилки.
– Ну вот, теперь я смогу своим показать, где дедушка похоронен, – удовлетворенно произнесла девушка.
– Пойдемте сходим в церковь, – предложил Иван. – У меня одна свечка есть, надо ее за упокой души дедушки вашего поставить.
Народу в церкви было пропасть, но Цыган протащил их поближе к алтарю, прокладывая дорогу своими широкими плечами. Среди верующих пробежал недовольный ропот, и отец Амвросий, посмотрев на Ивана с девушкой и подростком, строгим взглядом призвал всех к порядку. Цыган достал из кармана пальто тоненькую восковую свечку и передал ее Анастасии… Она все не могла поставить ее ровно, и стало немного стыдно за свою неумелость. Неожиданно чья-то мужская рука перехватила свечку и уверенным движением установила строго вертикально. Настя подняла глаза и с удивлением увидела молодого человека, с бабушкой которого не так давно обменивала вещи на продукты. Николка смущенно улыбнулся ей и отошел в сторонку. Служба подошла к концу, и Настя с братом хотели выйти из церкви, но к ней подошел Николка и, взяв за руку, повел к причастию. Вслед за ней пошли и Вячеслав с Зарецким. Глоток ключевой воды и кусочек хлеба явились для Анастасии и ее спутников большой неожиданностью. После причастия все почувствовали какое-то умиротворение. После службы Николка позвал Настю с братом и Иваном к себе в флигелек на чай. Анастасия поначалу стала отказываться, но просьбу внука поддержала старая баба Фрося, которая сразу же узнала городскую девушку и стала благодарить ее за сапоги.
– Мы уж и не рассчитывали, что вы их привезете, как обещали, – честно призналась ей пожилая женщина.
– Да-да, – смущенно улыбалась Настя, которая не могла взять в толк, каким образом они у них оказались.
«Неужели отец сам привез?» – мелькнула у нее смутная догадка.
Ванька Зарецкий внимательно и с некоторой ревностью вслушивался в их разговор, пытаясь понять, что происходит. В конце концов все стало на свои места и для него, и он подивился тем совпадениям, что происходили в его жизни, а также со ставшими ему близкими людьми. Во флигеле закипел самовар, и запах еловых шишек проник в горницу, где все расселись за столом, на котором появилось варенье из крыжовника. А баба Фрося заварила настоящий грузинский чай из оставшихся Николкиных запасов. Сам Николай не сводил с Анастасии своих широко открытых глаз, словно боялся, что девушка испарится, подобно Снегурочке.
– Как у вас в церкви хорошо. Я даже на какой-то момент забыла, что идет война, – обратилась к отцу Амвросию Настя.
– Да, многие ищут у нас умиротворения, – согласился тот.
– А я, батюшка, был удивлен, что в столь голодное время в церкви идет причастие, и даже хлеб расходуется, – высказался Цыган.
– Наверное, сегодня в последний раз причастие провели, – обреченно вздохнула баба Фрося, разливая гостям чай. – Весь наш запас муки кончился.
– Как? – поразилась Анастасия. – Вы что же, свои продукты тратили на прихожан?
– Что же здесь удивительного, дочь моя? – возразил священник. – Церковь должна поддерживать веру в прихожанах. Какая же служба без настоящего причастия?
– Так ведь не хлебом единым сыт человек, – не очень вовремя встрял в разговор взрослых Вячеслав.
– Когда еды вдоволь, – усмехнулся Николка. – А когда ее нет, то и хлебом сыт будешь, если раздобудешь.
Все засмеялись.
– Вы такое дело доброе делали, жалко, что не сможете продолжать, – взгрустнула Настя.
– Ну, если Иван опять для Николки работу найдет, то, глядь, и снова богоугодно станет, – подмигнул Зарецкому Николка.
– Вань, а ты можешь? – удивилась Настя.
– Не знаю, – пожал плечами Зарецкий, уходя от щекотливой темы.
– Помоги, если сможешь, – попросила его девушка.
– И я поработаю, помогу в таком случае, – подал голос Вячеслав.
– Не надо, – покачал головой священник. – А то эта халтура может потом оказаться не вполне законным мероприятием.
После чаепития Николка, к неудовольствию Ивана, вызвался проводить Анастасию.
– Как странно, – поделилась своими наблюдениями девушка, когда в сопровождении двух мужчин и брата возвращалась домой, – сегодня годовщина Октября, а манифестаций нет.
– Зато народу на улице полно, и трамваи ходят исправно, – заметил Вячеслав, определив это как составляющие праздника.
На конечной остановке Зарецкий твердым голосом попросил Николку возвращаться назад, сказав, что сам проводит гостей в город. Юноша погрустнел, и Анастасии стало его жалко.
– Я была рада тебя видеть, – сказала она на прощанье, и на его лице опять показалась смущенная улыбка.
– Ты Николке очень по душе, приезжай в церковь почаще, а мы с Иваном мучицы где-нибудь раздобудем, – пообещал он девушке.
– Да где ее взять? Если только на мукомольный комбинат слазить… – пошутил Вячеслав.
– Нет, воровать не надо, – урезонила его сестра. – В такое время за такое дело могут и к высшей мере приговорить.
– Это точно, – эхом отозвался Зарецкий, соглашаясь со студенткой юридического факультета.
– Анастасия, а можно я тебе ручку поцелую? – неожиданно, выпадая из контекста разговора, попросил Николка, залившись краской смущения до самых ушей.
– Ой, да у меня руки не очень чистые! – Девушка искоса посмотрела на Зарецкого, словно ища у него поддержки.
Тот нахмурился. Ему все меньше и меньше нравился интерес приятеля к Анастасии.
– Ну ладно… – Девушка стянула варежку.
Николка схватил ее ручку и аккуратно тронул губами. В Зарецком снова проснулась ревность к не вполне здоровому парню, и он закусил губу. А Николка совершенно успокоился, расплылся в довольной улыбке.
