Татьяна Соломатина - Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37
– Так изнасиловали её, – ответила за девицу полицейская. – На улице её подобрала. Брела, как дурная. По морозу в тонких разорванных колготках. И с синяком под глазом. И куда мне её? Спрашиваю, где живёт? Не отвечает. Домой не хочет.
– Я айфон потеряла. Они меня убьют!
– И правильно сделают! – ответила девице полицейская. – Чтобы не шлялась!
– Всё, стоп! – властно оборвала Мальцева диалог девицы и полицейской. – Как вас зовут? – обратилась она к девице.
– Алёна.
– Сколько вам лет?
– Шестнадцать.
– Заводите карту, Светлана Борисовна! Где ваша акушерка? – она оглядела кабинет.
– Она опаздывает… Сына в садик отводит.
– Понятно… Что с вами произошло? – этот вопрос адресовался уже Алёне.
– Я гуляла в компании. Ну и меня изнасиловали, – хмуро ответила та. – Я потом от них убежала. Вырвалась… Айфон в той квартире остался. А домой я без айфона не пойду. Ну и шла по городу, чтобы проветриться. А эта меня схватила, в машину запихнула и к вам привезла. Прямо как преступницу.
– Вот дура-то! – не зло прикрикнула на Алёну полицейская. – Не как преступницу, а на освидетельствование. Чтобы ты на тех отморозков в суд подать могла!
– Ни на кого я в суд подавать не буду, – буркнула Алёна.
– Телефоны родителей не даёт, – сказала Мальцевой полицейская.
– Я их не помню. Они у меня в айфоне записаны. Чего мне кучу цифр запоминать.
– Ага! И домашний не помнишь? И фамилию свою не помнишь?
– Домашнего нет. Иванова моя фамилия, – всё в той же манере продолжила хмуро отвечать Алёна. – Вы мне таблетки дайте, какие там положено. Ну, Постинор… И там… Профилактику всяких ваших этих сифилисов и гонорей проведите – и отпустите.
– Грамотная! – проворчала полицейская. – Постинор ей дайте и профилактику сифилисов проведите! Ну не дуры ли девки, а?!
– Алёна, вы несовершеннолетняя. Я не могу вас осматривать без присутствия родителей или опекуна.
– Так считайте, что я сейчас её опекунша! – не менее властно, чем минутой прежде Мальцева, сказала полицейская. – И да, я знаю, что вы не судмедэксперт. Но надо же помочь этой дурище!
Татьяна Георгиевна лишь на несколько секунд задумалась, но затем решительно кивнула.
– Давай, умойся – и на кресло, за занавеску.
– Ну чего с ней там? – обеспокоено уточнила полицейская, встревоженная тишиной, в которой Мальцева осматривала охающую девчонку. Именно что девчонку, в которую расхлябанная девица превратилась, как только умыла лицо с мылом. Испуганную маленькую девчонку, которой не просто страшно, а очень страшно. И вовсе не из-за того, что произошло с её телом, а из-за того, что родители «заругают» за айфон.
– Ничего страшного, слава богу. Небольшие ссадины наружных половых органов и характерные для изнасилования гематомы на внутренней поверхности бедра.
– И что мне с ней теперь делать? – скорее риторически, чем ожидая от Мальцевой предметного ответа, произнесла полицейская.
– Оставьте её здесь, у меня.
Какого чёрта это вырвалось у Мальцевой? Зачем ей эта девчонка, которая наверняка гуляла в разудалой компании наверняка знакомых молодых людей. Выпили, может, травку покурили. И… Сценарий подобных травмирующих и физиологию, и психику событий – всегда один. Тебе-то это зачем, Мальцева?! У тебя-то и дочери, в отличие от этой полицейской, нет! Сделай всё, что тебе профессиональным врачебным протоколом положено – и привет!
– Правда? – обрадовалась полицейская. – Ой, спасибо! Меня же напарник ждёт в машине. Спасибо вам огромное! Вы разыщите её родителей и заставьте их заявление по месту жительства написать! За такое надо наказывать! Это же понятно, что дурищу эту её же знакомые и изнасиловали! Собрались, выпили, покурили… У них это всегда одинаково. А девки потом стесняются. И на всю жизнь – поломанные… – Она вздохнула. – А я, если понадоблюсь, то вот! – Полицейская подошла к столу, за которым сидела застывшая Маковенко, и, по-хозяйски, без спросу взяв ручку из стаканчика и пододвинув к себе блок бумаги для заметок, размашисто написала свои имя-фамилию-звание и координаты. После чего, ещё раз поблагодарив Мальцеву, нахлобучила ушанку и выскочила за дверь.
Вот же блинский блин! Не знала баба хлопот – так купила баба порося! И что теперь Мальцевой с этой несчастной девочкой-дурочкой делать? А та уже подрастеряла свою мрачную подростковую удаль и смотрела на Татьяну Георгиевну большими, красивыми, несчастными, голубыми глазищами, как потерявшийся щенок.
– Одевайся, идём!
Алёна кое-как натянула на себя порванные колготы. Девчонку стало колотить крупной дрожью, на неё напала отчаянная зевота.
– Потерпи ещё немного. Возьми себя в руки!
Да, именно так бывает с маленькими детьми и потерявшимися собаками, когда их внезапно находит взрослый или хозяин. Две минуты назад ты был ощерен в мир всеми рецепторами, всеми органами и системами, ответственными за выработку внутренней «химии борьбы», но вот тебя нашли, пожалели, и не надо бояться, не надо ничего решать, не надо бороться – и тебя настигает не менее жестокий вал «химии расслабления». Хотя бы временного. Вся наша жизнь – не более чем химия борьбы и химия расслабления. Химия бунта и химия страха. «Запомни, деточка. Будет бардак в голове – всё это только химия!» – несколько неуместно вспомнила Мальцева цитату из какой-то беллетристики, пока буквально на себе тащила по подвалу внезапно обмякшую девчонку, которая была близка к истерике. К бессмысленной экзистенциальной истерике, которая помогает «химическому заводу», коим и является по сути наш организм, сбросить токсические отходы и избавиться от очередного кризиса гормонального перепроизводства.
Мальцева заставила девчонку принять душ, перед которым ту обильно рвало в унитаз служебного туалета. Переодела её в одну из своих хирургических пижам. Вызвала Святогорского, который вколол ей в вену «химию блаженства», позволяющую на время слегка пригасить интенсивность работы «химического завода».
– Нервные клетки, Татьяна Георгиевна, – начал Святогорский, когда девчонка отрубилась «на игле», – взаимодействуют друг с другом, как ты, разумеется, помнишь, путём выделения химических посредников, которые называются нейротрансмиттерами. И лекарственные средства и наркотики оказывают эффект, изменяя воздействие этих молекул-«посредников». – Аркадий Петрович погладил Алёну по голове. – Бодягу ей к фингалу прилепи. Кстати, сделай мне кофе. Услуга, так сказать, за услугу.
Мальцева наладила свою новую бесшумную кофеварку, установленную Маргошей после ремонта.
– Прям космический корабль, а не чайник электрический. Как только не изгаляется современная инженерия, как только не пытаются впихнуть маркетологи товар в доверчивого потребителя в условиях перепроизводства! Как щекочут всяческие дорогостоящие финтифлюшки рецепторы молекул допамина, позволяя ему действовать более продолжительное время! Всё это нынешнее барахло – и кофеварка, и твои бесконечные меховые курточки, и все эти айфоны-айпады – по механизму своего воздействия сродни кокаину! Рюмочку-то нальёшь старому другу? Что ж вот так вот кофием всухомятку давиться?
Татьяна Георгиевна, улыбнувшись, молча подошла к холодильнику, достала бутылку водки, налила Аркадию Петровичу рюмку.
– А сама?
– Нет.
– Чего так?
– Плановая на пятом через час.
– Ясно! Выпил – за скальпель не берись! Ну, здоровье этой девочки! За психическое, в основном, здоровье, потому как с телом, как я понимаю, ничего особенно страшного не произошло. Так что за то самое психическое здоровье, которое ещё принято именовать «душевным»! – Святогорский одним махом опорожнил рюмку и стукнул ею по столу. – Помнишь ли ты, Татьяна Георгиевна, что нервные импульсы неизменны по мощности, и что информация в огромной фабрике-кухне под условным рабочим названием «человек» кодируется с частотой этих самых неизменно-мощных нервных импульсов? А что такое нервный импульс? Это число потенциалов действия, генерируемых нейроном в секунду. И как это всё работает? Если совсем тупо – то сродни азбуке Морзе. А если по-умному, то… Налей-ка мне ещё. На сухую не идёт по-умному.
Мальцева, снова молча, налила Святогорскому вторую рюмку. Он сел с этой рюмкой в кресло и, любовно оглаживая хрустальные грани, продолжил говорить. Потому как поговорить любил куда больше, чем выпить, если разобраться.
– Одна из самых серьёзных проблем нейробиологии, дорогая моя подруга, это именно что понимание, каким образом работает всё то, чему давным-давно даны названия, всё то, что давным-давно в упор рассмотрено под электронным микроскопом. Мы все как клинические кретины, которым дали элементарный, казалось бы, наборчик конструктора «Лего». Мы и название даже деталькам знаем – вот такие мы умные клинические кретины! И цвет деталек знаем. И форму. И даже знаем, что картинку на коробочке зовут «домик». И что? Как работает эта очевидно простая система кодирования?!
