Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга третья. Лицо партии
– Все остальные – вперед и назад! – Андрей Иванович завел глаза к потолку. – А поэт – молодец! Ницше! Кафка! Фрейд наших дней. В одной фразе – столько смысла! И поди разбери – а интуитивно все понимаешь! Но я-то не хуже!
Наследник быстро открыл новый файл и возбужденно стал набивать текст:
На поэта нашло затмение. Не первое и не последнее, но всё же очень острое. Такое, что похоже на ржавое шило, которым колют прямо в пах.
Поэт дернулся. Нет, с ним и раньше такое бывало – но, однако, обычно без физической боли в паху, а просто – потемнеет немного, накатит, пожурит сурово пальцем под нос и отступит, оставляя после себя ощущение предвкушения новой лучшей жизни и творчества.
А тут на тебе – и даже не иголка, и не промышленная швейная игла, что торчит из станка, а на нее наматывают суровую нить, нет – чисто шило в полтора миллиметра толщиной, похожее на страшный неотвратимый медицинский укол.
К такому поэт был непривычен – да и разве можно привыкнуть к такому? Вот представьте, идёте себе, идёте по полянке в поисках подосиновиков, а тут раз – торчит из земли осколок авиабомбы и режет ступню в хлам! Разве такое кому понравится? А уж про творчество в подобном состоянии и говорить не приходится – вниманием завладела боль и неудобство!
– Но что же делать? – перво-наперво спросил себя поэт. – Как пересилить, как перебороть, как вернуться к нормальному существованию? Кто даст ответ, и кому верить?
По сторонам расползалась зловещая, как перед экзаменом ЕГЭ, тишина. Ничто вокруг поэта не говорило о том, что он найдет разгадку, что кто-то ринется ему на помощь – и особенно, если он всю жизнь не интересовался конспектами Ленина! А с таким упущением и речи быть не может об осознанности – и о способностях противостоять непредвиденному воздействию шилом в пах!
– Помогите! – чуть слышно шепнул поэт. – Кажется, умираю, а я ведь еще так молод!
– Раскаиваешься? – прозвучал с небес замогильный глас. – То-то и оно! И поделом тебе, босота!
– С кем я говорю? – от неожиданности поэт дернулся, и боль в паху пронзила его насквозь. – Мама, как больно!
– Страдаешь? – с ехидцей поинтересовался голос. – Чувствуешь, что деньки-то сочтены? А знаешь почему? А потому что мнишь себя человеком возвышенным и далеким от социалистического материализма!
– Социалистического чего? – поэт честно не понимал, к чему клонит голос.
– Вот-вот! Я об этом и говорю! – голос приобрел интонации старого седого прапорщика в учебке ПВО под Рузой. – Как есть, неуч – поэтому дорога тебе непосредственно в котел!
– В котел? – поэт жалобно пискнул. – В какой котел? Который в аду?
– Да нет! – смилостивился голос. – В обычный армейский. Не читал Ленина, следовательно – ни на что не годен, располосуют тебя ножами и покидают в суп! С грибочками и смальцем, а также с полкило вермишели!
– Нет! – поэта затрясло. Он чувствовал, что сходит с ума.
– Это почему же нет? – голос насупился.
– Потому что ты мне чудишься, мерещишься, тебя не существует, и твое мнение совершенно ничего не значит!
– Значит, не значит! Какая разница? – голос флегматично пожал плечами. – А только просыпайся и вытащи осколки стекла из ануса! Нечего так упиваться, чтобы упасть в кровать на разбитую бутылку пива и проспать на ней до утра! И постирай портянки, воняет. И подшей подворотничок! И помни о котле – через месяц проверю, как знаешь «Один шаг вперед, два шага назад»! Оплошаешь – отправлю в котел!
– Если кто скажет, что получилось неумело, я ему! – Андрей Иванович чувствовал – статья достойная! Поэт вышел, как живой, а разбитое стекло в заднем проходе – выдающаяся литературная находка!
– В меня вселился дух Достоевского! – Андрей Иванович мечтательно закрыл глаза. – Иносказание вперемешку с человеческими страданиями! Да – совсем не напрасно маститые писатели и критики считают меня Гением современности! И я, как любой гений, нуждаюсь в музе! Даже в двух!
Андрей Иванович быстро распечатал на принтере эссе и вышел с ним в обеденный зал.
– Оксана, Еления! Вставайте рядом – объявляется пятиминутка чтения собственных творений!
На крик наследника мигом сбежались секретарши. Они недоуменно воззрились на Андрея Ивановича (тот замер в центре зала, вперив руки в боки, и со стилизованным под золото искусственным венком а ля Юлий Цезарь на голове).
«Что, новый хозяин, надо?», – хотела произнести Оксана, внезапно вспомнив старый советский мультик про волшебных исполнителей, приходящих на зов волшебного же кольца, но прикусила язык. В ее исполнении слова «новый хозяин» воспринимались бы, как оплеуха молодому олигарху, и вызвали бы шквал ненужных вопросов. А если принять во внимание ущемленное болезненное самолюбие Андрея Ивановича, то и вовсе неизвестно, чем подобная шутка могла бы закончится!
Оксана и Еления выстроились согласно пожеланию заказчика – и строй отличался от уже знакомого нам «обеденного». Во время трапезы они дежурили у Андрея Ивановича за спиной, сейчас же – стояли напротив и лицом к лицу. А Андрей Иванович бегал перед ними туда-сюда, периодически вскидывал руки к потолку и декламировал – декламировал – декламировал.
Когда же он закончил, Оксана и Еления так усердно зааплодировали, что чуть не сбили ладошки в кровь, и Андрею Ивановичу даже пришлось на них гаркнуть, чтобы девушки в порыве энтузиазма и любви к начальнику себя не изувечили.
– Понравилось? Вот именно! – разгоряченный наследник сел на татами и поманил к себе Оксану и Елению. – А хотите знать, как у меня это получается? Как творческие замыслы в итоге выливаются в блистательные романы и незабываемые искренние новеллы – кладезь литературной словесности?
– Хотим, хотим!
– Тогда слушайте и запоминайте. Десять правил Андрея Ивановича Капитонова:
Первое. Пиши, не жалея букв!
Второе. Пиши, осознавая процесс письма!
Третье. Пиши, руками ударяя по клавиатуре!
Четвертое. Пиши зачастую не то, что думаешь!
Пятое. Пиши, цепляясь за мысль!
Шестое. Пиши не за гонорар!
Седьмое. Пиши не на показ!
Восьмое. Пиши просто!
Девятое. Пиши сложно!
Десятое. Пиши гениально!
– Запомнили? – Андрей Иванович посмотрел на обескураженных девушек и громко захохотал. И, действительно, разве все эти тонкости могут осесть в памяти с первого раза? – Нет – ну и ничего страшного! Умение и мастерство приходят с годами! А вы еще слишком молоды, чтобы достойно проявить себя!
Андрей Иванович погладил Оксану и Елению по волосам, поцеловал их поочередно в шею и отправился к себе – кропать еще два эссе, чтобы с чистой совестью предстать перед партией и отцом.
Встретились как-то две птички – стремительный белый аист-самец и самка страуса эму. Аист и говорит:
– Посмотри на себя, девочка – крыльев нет, мозгов нет, одни накачанные ляжки – внимание самцов привлекать! Как не стыдно!
– А какой стыд? – страус повернулась к аисту, наклонилась, и у того в зобу дыханье сперло. – Стыд – это для тупых и необразованных! Запомни, мой недалекий друг, накачанными ляжками можно добиться в жизни многого!
– Это чего же, например? – аист усилием воли оторвался от созерцания прелестей страуса-самки и перевел взгляд на голубое-голубое манящее небо.
– Например, пылкий любовник подарит квартиру в Виннице или купит машину ЗАЗ с мотором в 50 лошадиных сил! А еще – пригласит на день рождения в Буковель!
– В Виннице? – аист был заинтригован и удивлен. – В Буковель? А где это?
– Как где? – теперь уже настал черед удивляться страусу-самке. – Там, где свобода и демократия, где хлеба растут вширь и ввысь, где парубки заспивают дивчинам тягучие мягкие песни, а те в свою очередь влекут их шаловливо на сеновал!
– А! – аист сразу все понял. – Так бы сразу и сказала, что у хохлов!
– Не у хохлов, а у украинцев – самой свободолюбивой и древней нации на земле. И знаешь ли ты, что их государству – уже, почитай, больше ста тысяч лет, и следы от их созидательной деятельности видны повсюду на Земле!
– Где видны? – страус-самка говорила с таким жаром и с такой уверенностью, что аист призадумался – может быть, в его образовании есть пробелы, и он упускает что-то важное.
– Египетские пирамиды, Черное море, золотые скифские храмы – и это только малая часть!
– Да, странно! – аист почесал в затылке и попросил самку-страуса наклониться еще. Думать и размышлять не очень-то и хотелось, зато созерцать округлую промежность собеседницы было приятно.
– Может, согласиться с ней? Уж больно хороша и покладиста! И нагибается по первой просьбе – особенно если сказать, что аист не доморощенный, а заграничный! Вдруг аисту стало стыдно. Он похлопал страуса-самку по плечу, понурился, взмахнул крыльями и взлетел. Покружил на прощание и полетел на северо-восток – вить гнездо и выращивать птенчиков со своей второй половинкой, которая спешила ему навстречу.
