Марина Болдова - Шанс (Коммуналка)
Он с удивлением посмотрел на двух крепких парней в форме, вставших по обе стороны двери. Потом медленно поднялся с кресла.
– Господин Голод, вы арестованы по обвинению в убийстве вашей жены Голод Марии Николаевны. Предваряя ваше желание, секретарь уже вызвала вашего адвоката. Вы имеете право молчать до встречи с ним. Пройдемте, господин Цимлер ждет вас в прокуратуре.
Он не убивал эту идиотку! Это была рука судьбы! Это был ему подарок – свобода от надоевшей бабы.
…Он вошел к ней в спальню, как всегда, без стука, просто пнув ногой дверь. И, остановился на пороге. Его жена лежала на кровати и тяжело, со всхлипами, дышала. Он испугался. Испугался синюшного цвета ее лица, неподвижной, свесившейся плетью с края кровати руки и открытого широко рта, ловящего воздух. Он и понятия не имел, что у нее бывают эти приступы, как потом ему рассказала горничная, как назло взявшая выходной именно в этот день. Он проследил за ее умоляющим взглядом: на комоде, на стеклянном подносе, стоял графин с водой, пузырек с лекарством и стакан. Он схватил пузырек, отвинтил крышку и стал трясти его над стаканом, считая вслух падающие капли. Отсчитал двадцать пять, а потом дрогнула рука, и в стакан вылилось еще сколько-то. Он долил лекарство водой и, приподняв голову жены с подушки, влил содержимое стакана ей в рот. Потом, глядя на ее обмякшее лицо, успокоился. Выматерившись от души, он вышел из ее комнаты, забыв начисто, зачем приходил.
Спал он в эту ночь спокойно, без сновидений. А утром его разбудила вопящая горничная, которая нашла хозяйку бездыханной…
Он не знал, что в пузырьке не Корвалол, а сильнодействующий немецкий препарат. Он не знал, что двадцать пять капель – это превышение нормы в пять раз. Ну, откуда же ему знать?! И сколько там еще накапало? Он же хотел ей помочь! А нужно было просто дать ей сдохнуть!
Естественно, что его отпечатки на стакане и пузырьке! Он и не отрицал. И показалось тогда, что следак тот ему поверил, вроде как даже посочувствовал.
А теперь ему шьют умышленное убийство!
Ничего! Цимлер их сделает! Не было такого случая, чтобы не сделал! А за эту девку отсидит чеченец. Цимлер и здесь его, Василия Голода, отмажет. Да за такие деньги-то, которые он ему платит, по-другому просто не выйдет!
Глава 46
Она предала мужа. Хоть и бывшего. Или не предала? Или он ее предал, когда женился на ней, зная, что брак этот не принесет радости ни тому, ни другому? Нет, не так! Радость была – дочка Лиза. Ради нее она терпела Бурова столько лет. И не предавала.
Она уже и не помнила, когда пришло понимание, что «ради» – это всегда отговорка. На самом деле, человек – эгоист. Любой. Только одни из любви к себе убегают от опостылой жизни с мужем, честно взвесив «А с ним-то хуже!». Другие находят, за что зацепиться. И не о ребенке уж думают в этот момент! Считают деньги, делят квартиры и имущество, боятся остаться без мужика. И, когда выходит, что денег будет совсем мало, квартиру муж не отдаст, а мужика нового на горизонте нет, решают остаться. И предают самих себя, свою свободу.
Но она, Алевтина Бурова, буквально третьего дня разрушила своему бывшему мужу карьеру, передав отснятую случайно много лет назад сцену следователю прокуратуры. И, хотя Беркутов и сказал, что это лишь пункт в списке должностных преступлений Бурова, ее все равно грызли сомнения.
Она навязалась сегодня в гости к Катерине, четко понимая, что не сможет не рассказать ей обо всем. И та будет слушать, забыв на время о своих проблемах.
Голос, ответивший ей из домофона, был мужским и вроде бы знакомым. «Поляков!" – догадалась Аля, заходя в подъезд.
– Я пойду, Кать, – услышала она из открытой квартиры Галимовых, и тут же на лестничную площадку вышел Георгий. Они просто кивнули друг другу, виделись уже сегодня, и Аля переступила порог.
– Проходи, – голос был немного хриплым, но Катя улыбнулась.
– Что, я не вовремя?
– Не говори ерунды! Жорка вон нам с тобой вина принес. Он сегодня выходной, зашел проведать, а тут твой звонок. Я его и послала за спиртным. Предложила с нами посидеть – отказался. Его дело, – равнодушно ответила Катя, – Иди на кухню, мы с тобой одни, мальцов Нани забрала, Сашка к друзьям институтским подался. Посидим, хоть, спокойно.
– Как Нани? – спросила Аля, когда Катя вернулась на кухню, неся блюдо с фруктами.
– Ты же у нее была на днях?
– Да мы все на бегу, даже поговорить некогда было. Она сказала, зачем я к ней приезжала?
– Сказала. Давно пора было это сделать. Зарвался твой Буров, все денег ему мало!
– Ты не забывай, что я эти деньги тратила вместе с ним!
– Да что ты там тратила! Сколько у тебя на кармане было-то? В лучшем случае пятьсот рублей, только до магазина дойти!
– Он покупал мне золото, шубы.
– Это, которые на ленточки порезал в день расставания? – усмехнулась Катя, – Вот, наверное, жалел потом!
– Точно, угадала. Он даже мне высказал на следующий день по телефону, что это я его довела!
– Что гадать? Изучила мужа твоего за столько лет знакомства! – Катя разлила вино по бокалам, – Давай, за освобождение! Вот так и не иначе! И не смотри на меня так, Аль! Самой тошно, что я такая сволочь. Но, перед тобой-то мне, что уж из себя безутешную вдову изображать? Жалко Галимова, как человека, жалко, до слез! И обидно, что умер так вот, по-скотски! Неужели там, где все считается, и грехи и заслуги, не уготовили ему какую-то другую кончину, не такую бесславную? Он отцом был неплохим, и сыном любящим. Ну, слабым оказался! Так, за что его так?! Как последнего алкаша! Что я говорю?! А кем он был-то в последнее время? Не просыхал совсем!
– Кать, успокойся. Ты думаешь, он сам не понимал, кем становится? Сделать ничего не мог, это – да.
– Или не хотел! Сколько мы с Нани его уговаривали лечиться!
– Давай считать, что он отмучился. Вот так, понимая, что ничего уже не изменить, страдая от этого, и ушел.
– Пусть так. Смотрю сейчас на Сашку и начинаю думать, что он его сын, а не Голода. Такой же бескомпромиссный и ранимый. Я его не понимаю, сама чувствую, что не понимаю! Ему мужик нужен, чтобы выслушал. Да встряхнул, как следует! А то он после разрыва с Янкой словно потерялся. А Равиль-то все время пьяный! А тут и совсем…Сашка все время из дома норовит улизнуть, то к друзьям институтским, говорит, то – к школьным. Приходит под утро, похудел.
– Он про Полякова знает?
– А что знать, Аль? Ты посмотри на Жорку! Чем он от Галимова отличается? Бросил пить? Не факт. Не хочу больше такого! Никого пока не хочу! Ты в курсе, что у Голода жена умерла?
– Голода на днях арестовали, Катя.
– О! Есть Бог на свете! И за что? – как-то мрачно обрадовалась Катерина.
– Его обвинили в убийстве жены.
– Не удивлена. Подонок – всегда подонок. Хоть молодой, хоть в старости. За ним еще куча трупов числится, я уверена. Только денег у него столько, что все равно от наказания откупится. Вот увидишь! Он, ведь, мне звонил на той неделе! Узнал откуда-то, что Сашка его сын. И я знаю, откуда.
– Поляков?
– Понимаешь, он божится, что ничего ему не говорил. Что, даже не встречался с ним! Но, больше источников нет! Знают – единицы. Ты, Нани и я. И теперь Поляков. Мне не на кого больше думать. Да, Бог с ним! Узнал и узнал. Что изменится? Я его послала так, что он даже, по-моему, растерялся. Голод – и растерялся! Не нашел, что сказать. Он думал, я обрадуюсь, что он готов признать Сашку сыном. Он так и сказал «готов признать»! Представляешь, ни тени сомнений, что нам с Сашкой это не нужно. Ни деньги его, ни тем более он сам. Даже близко не нужен!
– Он себя в отцы предлагал?
– Орал, что я не имела права скрывать, что и сейчас еще не поздно все исправить, что он мальчику много дать может! Что-то даже об учебе за границей лопотал. Все продумал! Только одно не учел – я не покупаюсь и ребенка своего не продаю. Вот так.
– Ладно, Кать, забудь. Не до Сашки ему теперь.
– Я же говорю, есть Бог на свете!
– И другие силы тоже…
– Ты о чем?
– Ты представляешь, мне сказали, что я – медиум.
– Удивила! Да Нани уже давно знает, что с тобой по этой части не все в порядке! – засмеялась Катя.
– И мне ничего не говорили?!
– Как тебе скажешь? Ты бы поверила? Медиум, говоришь? Нани говорила, что точно не знает, когда и кем ты станешь. Может, гадать будешь, или лечить. Сила, она говорила, есть. Значит, те сны…
– Похоже, в меня вселяется душа девочки, жившей в этой комнате.
– Это происходит тогда, когда ей, душе, что-то нужно от мира живых, – пояснила Катя уверенно.
– Да. Тоже мне сказала и Ядвига, экстрасенс из лесной школы. Ты слышала о школе Агнессы Бауман?
– Нет.
– Это по той же дороге, что и Заречное. Там воспитываются, а точнее, перевоспитываются подростки. С криминальным прошлым девочки. Меня туда отвез Беркутов, следователь, я тебе о нем говорила. Мы с Марининым в тот день к Нани ехали, а ее на даче не оказалось. Я позвонила, а у вас тут…Вот он и предложил заехать в Школу. А у Вити там внук сейчас, Беркутов туда его и определил. Господи, я как в рай попала! Такой покой… Ядвига то ли в гипноз меня ввела или еще как, только я сама себя ощущала девочкой-подростком. Видимо той, что и в своих снах. Словно по-настоящему все происходило. Ядвига потом сказала, что и разговаривала я голосом той девочки. И у меня там, в том мире, был кто-то, кого я очень любила.
