Юрий Буйда - Покидая Аркадию. Книга перемен
– Но видишь ли, Тина, – продолжал он, наливая ей кофе, – мне нравятся не только женщины, и с этим ничего нельзя поделать. Если ты готова с этим смириться, я буду счастлив…
– Значит, мужчины…
– Скорее – эфебы…
– Что ж, – сказала она, поднося чашку к губам, – тогда, надеюсь, ты смиришься с тем, что у меня будет ребенок. К врачу я еще не ходила, но менструаций у меня не было семь недель…
– Так это же прекрасно! – восклинул Герман. – У нас будет ребенок! Это же счастье, Тина!
В конце ноября они поженились, а в июне она родила мальчика, которого назвали Рафаэлем.
Именно тогда стала разваливаться организация, в которой Герман занимал довольно высокий пост. Эта организация обеспечивала аптеки и больницы лекарствами, в том числе импортными. У Германа сохранились хорошие отношения с некоторыми немецкими, французскими и швейцарскими партнерами, и он открыл собственный фармацевтический бизнес. Несколько лет завозили лекарства из-за границы, а потом стали вкладывать деньги в российские заводы, строить новые.
Тина занималась в университете, одновременно учила два языка и помогала мужу. На сына времени не оставалось – ему наняли дорогую няню. Ночевали то на даче, то в московской квартире Германа – чаще вместе, иногда порознь. Ей и в голову не приходило интересоваться, чем занимается муж, оставаясь в Москве один. Может, спит, может, спит с мальчиком – да плевать. С ней он был по-прежнему нежен и честен, а в постели был так изобретателен, что нередко удивлял жену, которая считала, что знает о сексе все.
Однажды на Германа напали у подъезда офиса в центре Москвы. Тина выхватила у бандита бейсбольную биту, проломила ему голову, а второму переломала ребра.
После этого случая они наконец завели настоящую охрану из бывших сотрудников КГБ. Руководил службой безопасности Тимур – огромный самец, умный и обаятельный. Это был период, когда Герман увлекся студентом театрального училища и подолгу не бывал дома. Тина переспала с Тимуром, но вскоре поняла, что ошиблась: он стал относиться к ней как к своей «бабе». Через банк, которым владел друг Германа, она проверила счета Тимура, сопоставила цифры, даты и поняла, что начальник охраны ворует у компании. Она назначила ему встречу в своем кабинете, приготовилась к трудному разговору, но Тимур решил прибыть на встречу в хозяйской машине – и был разорван взрывом на куски. Конкуренты помогли избавиться от проблемы – Тина вздохнула с облегчением и больше никогда не заводила служебных романов.
Когда вдова Тимура пришла за пособием, Тина сказала:
– Во-первых, он воровал у нас деньги. Во-вторых, доказал свою профнепригодность, погибнув в машине, которую не проверил как полагается. Но поскольку вы беременны, я позволю вам пользоваться одним из его счетов – вам и вашему ребенку надолго хватит.
– Какая вы бездушная! – сказала вдова.
Тина нажала кнопку на переговорном устройстве и сказала:
– Следующий.
Во время кризиса 1998-го, когда компания оказалась в тяжелом положении, Тина достала из канализационного колодца рюкзак с долларами, продала квартиру покойного Голубовского на Мясницкой – этих денег хватило, чтобы спасти фирму. Уже через два года прибыли компании выросли втрое, а еще через три года она стала лидером на российском рынке.
Герман и Тина объединили свои земельные участки в Новом Маврине, построили большой дом и крытый бассейн, разбили газон – не хуже, чем у соседей.
Раз в месяц звонила мать – передавала городские сплетни, жаловалась на врачей: они никак не могли вылечить Савву, которому нужна была операция. Тина регулярно посылала матери деньги, но когда та сказала, что хотела бы приехать в Москву, чтобы хотя бы глазком увидеть внука, отрезала: «И думать забудь».
Ее сын с каждым годом все больше походил на своего отца, покойного Рафаэля Голубовского. Высокий, гибкий, сильный, красивый, он был мальчиком мягким, мечтательным, ранимым. В те редкие часы, когда Тине удавалось побыть с сыном, она чувствовала себя человеком, попавшим из шумного заводского цеха в лесную глушь. Рафаэль никогда не повышал голос, не кричал и не дрался, много читал, легко усваивал английский, а в музыкальной школе говорили, что он одаренный пианист, которому прямая дорога в консерваторию. Когда Рафаэль слушал Брамса или Дебюсси, Тина с особенной остротой и болью чувствовала, что пропасть между ними, между нею и сыном, непреодолима, как пропасть между живыми и мертвыми.
Герман с каждым годом сдавал, чувствовал себя все хуже, хотя ему не было и пятидесяти, но когда Тина пыталась затащить его к врачам, отмахивался: «Некогда». Что ж, она привыкла доверять ему во всем. А он по-прежнему занимался делами компании, но все реже откликался на зов прекрасных московских эфебов.
У них появилось время для отдыха, и за несколько лет они объездили почти всю Европу. Как-то даже провели все лето в Италии, на озере Комо. Сняли дом неподалеку от Белладжо, по утрам купались, подолгу завтракали на террасе, катались на катере, бродили по каменистым тропинкам, ужинали жареной форелью, пили пино гриджио, любовались закатами. Рафаэлю наняли учителя итальянского, и к концу лета он легко объяснялся с официантами и лодочниками. Герман чувствовал прилив сил, по ночам они занимались любовью, рано утром он выносил Тину на руках на балкон, и она прижималась к его теплому сильному телу, щурясь от яркого солнца и поеживаясь от порывов тивано – холодного ветра с Альп…
В августе присмотрели небольшую виллу на берегу озера, утопавшую в зарослях олеандра и мирта, с обсаженной кипарисами лестницей, вырубленной в скале и ведущей к воде. Весной Герман перевез туда свои книги, пластинки, картины. Первое, что увидела Тина, когда приехала навестить его, была табличка с названием – «Villa Tina».
– Здесь я чувствую себя лучше, – сказал Герман за ужином. – Может быть, подумаем о том, чтобы подобрать для Рафаэля школу в Милане? А может, и ты с нами? Денег хватит, а жизнь одна…
Через год она сдалась – отвезла Рафаэля в Милан, но сама вернулась в Москву: компания была на подъеме, Тине до дрожи хотелось сделать ее одной из лучших в Европе, и бросать дело в такой момент она вовсе не собиралась.
Чтобы держать себя в форме, она каждый день плавала в бассейне, трижды в неделю занималась тхэквондо и дважды в месяц встречалась с мужчинами.
Она купила на имя Германа небольшую квартирку с черным ходом неподалеку от Маяковки, куда приходили мужчины по вызову. Секс и больше ничего, никаких красавцев и никаких продолжений. Один из них все же выследил ее, увязался, лепетал о любви, потом стал угрожать разоблачением – она позвонила в эскорт-агентство, а потом сдала шантажиста своей службе безопасности, и ей было все равно, что с ним сделали.
Новогодние каникулы и летний отпуск она проводила на озере Комо, с Германом и Рафаэлем.
Рафаэль ничего не знал о своем настоящем, биологическом отце – отцом он всегда считал Германа, который усыновил ребенка вскоре после рождения. Герман учил его завязывать шнурки, плавать, держать вилку, отличать поганки от сыроежек, разбираться в живописи, правильно произносить английское «th» – их близость была естественной. И Тина не видела ничего необычного в том, что они гуляют, взявшись за руки, или сидят на террасе допоздна, прижавшись друг к другу, или в том, что Рафаэль целует отца перед сном, как в детстве.
По вечерам они зажигали в гостиной свечи, Тина укрывала мужа пледом, Рафаэль садился за пианино и играл Шуберта или Шопена. В открытые окна тянуло горьковатым запахом мирта, Тина курила у окна, глядя на озеро, лежавшее внизу огромной серебряной лужей, на огни вдали, и думала о том, что пришла пора для первого публичного размещения акций компании в Лондоне, которое, она была в этом уверена, позволит привлечь не меньше миллиарда долларов, и еще думала о том юном матросе с прогулочного кораблика, который нечаянно прижался к ней у борта, а потом гасила окурок, оборачивалась к мужу и говорила: «Пора», помогала ему подняться и вела в спальню, и Боже правый, ей было больно слышать, как он покашливает и шаркает, покашливает и шаркает…
Тина просто не воспринимала некоторые смыслы жизни, как люди не воспринимают некоторые звуки, доступные зверям и насекомым, и когда доктор Казерини сказал, что Герман болен, она только кивнула, потому что и без того знала, что муж болен, и лишь спустя несколько мгновений до нее дошло, что доктор говорит о чем-то другом, о чем-то страшном, и тотчас из подсознания всплыли названия препаратов, которые Герман прятал от нее, и не успел доктор Казерини снова открыть рот, как она спросила: «Is it AIDS?», и врач кивнул. И опять кивнул, когда она спросила, болен ли Рафаэль. И еще раз кивнул, подтверждая, что Рафаэль болен тем же, чем Герман.
После встречи с врачом она спустилась на набережную – было время обеда – и заказала виски. Потом еще. Никогда в жизни она не пила так, как в тот день, но хмель ее не брал. Вечером она поплыла в Комо, пила там с каким-то седовласым мужланом Энтони, бывшим военным моряком, у которого на мощном бицепсе был вытатуирован якорь с короной. Тина пила и рассказывала ему о Савве, старике Голубовском, о божественном Рафаэле, о муже и сыне, пила и пила…
