Марьяна Романова - Дневник Саши Кашеваровой
8 июня
Водевильная ситуация – она добыла мой номер по телефону и хладнокровно, в дружелюбной интонации, пригласила меня поужинать. Оля, жена Олега. Так бывает только в предсказуемом кино, ну и в моей, словно написанной по его дурацким канонам, жизни.
Были у меня подозрения, что она обо всем знает. Женщины делятся на тех, кто не прочь пошарить в мобильнике партнера на предмет поиска криминальных SMS, и на тех, кто будет чувствовать себя униженным, незаконно ступив на чужое игровое поле. Первых существенно больше.
Чувство чужой территории – это либо редкий дар, врожденное благородство, результат самовоспитания и годами укрощаемого эго. Странно прозвучит, но мало кто из нас умеет воспринимать родных отдельными людьми. Мы словно стремимся поглотить того, кого любим, сделать их своей частью, стать многоруким Шивой-разрушителем за счет их тел. Родители удивляются, когда обнаруживают, что у их ребенка есть мнение – не трогательная придурь, не подростковая прихоть, а именно мнение, обоснованное, приперченное аргументами. Помню, как однажды в пылу ссоры мама воскликнула: «Ну почему ты просто не можешь быть такой, как я!»
Мы обижаемся на любимых, если те признаются, что постоянная близость их душит, что свои, никем не завоеванные земли – это не признак отчужденности. Лет десять назад я еще верила, что могу ужиться с мужчиной и периодически с энтузиазмом начинала играть в репетицию семьи. С очередным любовником мы снимали общую квартиру, начинали вить гнездо, иногда даже представлялись женой и мужем. Что-то там планировали на тему «А вот когда ты будешь вредной артритной бабкой с седым ирокезом и парочкой черных котов, а я – дедком, единственным фаллическим элементом жизни которого станет клюка с суровым бронзовым набалдашником-черепушкой, вот тогда мы всем им покажем, вот тогда мы всем им зададим». Так дети планируют стать космонавтами и балеринами и сами верят, что так и случится, а взрослые смотрят на них не без грусти, потому что точно знают, что на самом деле те станут какими-нибудь бухгалтерами и клерками. Но мы пытались верить в хорошее – мы приезжали в ИКЕЮ и покупали вазочки, скатерти, тумбочки. Но почти всегда наши планы разбивались о мое чувство территории. Хотя по моим наблюдениям, обычно в парах случается наоборот. Мужчина охраняет таинственный лес (возможность бродить по городу в одиночку пятничными вечерами, отгородившись наушниками от московской какофонии; выходные на Ахтубе в мужской компании; подзамочные записи в блоге – да-да, звучит смешно, но одна моя приятельница и правда бросила бойфренда из-за того, что он не дал прочитать ей свой жж от корки до корки; спортбары, да все, что угодно), а женщина пытается то с одной, то с другой стороны ворваться в него с факелом и вилами.
Но вот лично мне необходимо пространство. Чтобы в квартире было помещение, пусть два на три метра, в котором я могу закрыться совсем одна, поджечь ароматическую палочку, покурить, выпить чаю, подумать о своем. Я люблю гулять по бульварам с блокнотом, иногда ненадолго останавливаться и записывать мысли. Половина моих лучших текстов родилась именно во время подобных прогулок. Если меня будет сопровождать мужчина, уйти в свое бессознательное, как рыба на илистое дно, уже не получится. Я ненавижу, когда в экран моего ноута пытаются заглянуть через плечо, – это неприятно почти на физическом уровне. И ванну я принимаю два с половиной часа. И хожу в медитационный клуб утром по воскресеньям. Все это такая малость, такой крошечный кусочек моего времени. Но большинству тех, с кем я пыталась делить жилье, это казалось недопустимой роскошью. Наглостью. Проявлением неуважения.
Был в моей жизни и товарищ, не брезгующий чтением чужих SMS. Звали его Петр, и он был художником – казалось бы, человек с профессионально тонкой душевной организацией. Впервые я застала его с моим мобильником в руках, когда мы только съехались, – он как-то выкрутился. Сочинил, что ему срочно понадобился компас, у него самого – простенькая нокиа, у меня же – смартфон с соответствующей программой. Я ему поверила. Потом была еще история – мне позвонила подруга и сказала, что мою страничку на фейсбуке, похоже, взломали, потому что от моего имени друзьям приходят странные комментарии. Взглянув на текст, я поняла, что авторство принадлежит Пете – каким-то образом он заполучил мой пароль, просмотрел мои контакты и переписку, а потом забыл просто перелогиниться. В тот раз ему тоже удалось отвертеться – тараща на меня огромные голубые глаза, он уверял, что в его коммуникаторе села батарейка и он решил просмотреть свою ленту через мой компьютер. И я тоже ему поверила.
Ну а потом случилось то, что обычно случается с убогими шпионами этого рода, – я застала его копошащимся в моей сумке. И это было уже слишком. Помню, меня передернуло от отвращения, а Петя еще и разозлился, и в пылу страсти выложил все: как, оказывается, «неправильно» и кокетливо я держусь с окружающими, и как он меня всю дорогу ревновал, и как подозревал, что у меня любовник, и как решил это проверить.
Потом, конечно, очнулся и прощения просил. Но дело было даже не в принципиальности… Я просто не могла смотреть на него прежними глазами. Мне казалось, что у него только тело человека, а душа – гусеницы какой-то. Мне было даже брезгливо к нему прикасаться, он много раз подходил к границе моего терпения, и вот, наконец, пересек точку невозврата.
Оля была из тех, кому незнакомо почтение к территории партнера. Она и скрывать этого не собиралась. Так и сказала мне по телефону: отпираться, мол, бесполезно, я все знаю, читала SMS, очень надо встретиться.
Разумеется, правильнее было бы вежливо попрощаться и положить трубку, а дальше либо проявить женскую солидарность и отмолчаться, либо честно рассказать об этой выходке Олегу и направить его естественную агрессию к нужному адресату. Большинство, думаю, выбрало бы второй путь, меньшинство – первый. Но у меня же все не как у людей.
Что меня всегда подводило и мешало жить – так это искреннее любопытство к тому, что происходит вокруг. Иногда мне даже кажется, что хитросплетение разворачивающихся на глазах интриг для меня куда более интересно, чем моя собственная жизнь. Я прекрасно понимала, что это «свидание» вредоносно для моего собственного сюжета, но и уклониться от него характер не позволял. Ну вот такая я – никогда не брезгую возможностью нового опыта.
Мы договорились встретиться на веранде модного кафе.
Я пришла немного заранее, но Оля уже ждала меня за одним из угловых столиков. Если честно, я даже не сразу узнала ее – перед глазами стояла бестелесная, скромно одетая красавица, какой я ее запомнила, за столом же ждала меня ярко накрашенная женщина в вечернем платье (хотя встречались мы в половину пятого) и с невыспавшимся усталым лицом.
Когда я только ее увидела, сразу поняла, что этой женщине плохо, гораздо хуже, чем бывает мне, когда я в порыве экзистенциальной скорби пью вино и пишу стихи, забравшись с ногами на подоконник.
Хотя даже в новом амплуа она все равно была красивая.
Намного красивее меня.
Редко, очень редко, но все-таки мне встречаются люди, которым к лицу вульгарность.
Обычно вульгарность (то есть не она сама, а то, что принято считать ее внешними атрибутами, – всякие там блестящие ботинки, длиннющие красные ногти, блестки на веках, которыми некто посыпает себя с утра, люрекс, золотые зубы, громкий смех, привычка использовать ненормативную лексику в качестве слов-связок, а не самостоятельных конструкций, итп) воспринимается либо как свидетельство неглубокой личности, прячущейся за всей этой мишурой, либо как отчаянная попытка замаскировать свой ужас. Перед старостью, смертью, мужчинами, давно облысевшими и обветшавшими одноклассниками, которые миллион лет назад дразнили ее, но до сих пор почему-то обидно.
Но иногда вульгарность – это атрибут Богини. Честно говоря, не могу нащупать и сформулировать мысль о пантеоне, к которому она принадлежит. Что-то такое кочевое, драконье, варварское.
Когда-то, в середине нулевых, делала рубрику для передачи одной, и там была ведущая по имени Алина – она была чудовищно вульгарна, но это тоже имело божественную природу. У нее были рыжие волосы до попы, все время какие-то кружева, меха и брульянты. И она была восхитительна, потому что в ней явно тоже была эта неопределяемая драконья кровь.
Вот и в тот вечер я рассматривала лицо жены Олега и ловила себя на мысли, что я не просто изучаю ее, я ею любуюсь. Эти плечи, этот золотой загар, эти серьги с висюльками.
А вот она смотрела на меня удивленно и недоверчиво. Не исключено, что в ее системе координат такие женщины, как я, – которые не ходят еженедельно к косметологу, не сидят на диете, позволяют себе высокоградусные напитки и бижутерию из пластика, – являются чем-то вроде насекомых. Пылью под ногами.
– Саша, вы совсем не такая, как я вас представляла…
