Сергей Минаев - Дyxless 21 века. Селфи
Казалось, люди, из которых состояла моя лента, жили исключительно тем, чтобы быстрее других поставить «лайк», «расшерить», высказать свое мнение о прочитанном. «Кто же эти фантастические особи, – думал я, – каким ресурсом времени они обладают и чем занимаются в обычной жизни, если могут себе позволить сутками жить в мутном болоте чужого потока сознания?»
Впрочем, эти персонажи имели отношение к фантастике ничуть не большее, чем мой Двойник. Они жили рядом. Социология называла их «хипстерами», а я – «электрическими людьми».
Каждый день в районе часа дня они приходили в бар к Максу, заказывали кофе и доставали ноутбуки. Часов до двух, с напряженными лицами, они всматривались в мониторы и лихорадочно стучали по клавиатуре. Потом ноутбук откладывался в сторону и с теми же лицами и той же избыточной энергетикой они принимались отбивать по экранам своих айфонов. Странно, но они по ним никогда не говорили. Только переписывались.
После двух парковка перед баром заполнялась велосипедами и скутерами, владельцы которых подсаживались за столы к таким же, как они, «электрическим людям». Пришедшие с умным видом изучали меню, которое видели ежедневно, раздумывали минут десять, чтобы заказать всегда один и тот же набор – органический бургер и клюквенный морс.
Перед тем как начать беседу «электрические» непременно фотографировали: еду, друг друга или друг друга на фоне еды.
Подглядев в мониторы, я нашел пару-тройку блогов «электрических». В БИО все они значились дизайнерами, фешионистами, урбанистами и даже арт-объектами. Фото, относящиеся к их профессиональной деятельности, найти было сложно. В основном альбомы состояли из снимков друга друга вперемешку с едой, домашними животными и ногами, обутыми в вычурные кроссовки.
Еще там были тексты, в которых любое собственное времяпрепровождение подавалось как нечто гиперзначимое, сродни религиозному культу. Они передвигались по городу «исключительно» по велодорожкам (господи, где они нашли их в Москве?). Они не ходили в магазин, а «тщательно селекционировали потребительскую корзину из фермерских продуктов», они не путешествовали, а занимались «агротуризмом». Они не ели, а участвовали в «гастрофестивалях».
Я полагаю, что они даже не трахались, а «совмещали физические продолжения своих духовных чакр с родственными душами». Хотя с сексом в такой парадигме все намного сложнее.
Лучше всего «близкие отношения», когда ты гей с нарушением опорно-двигательной системы, а она лесбиянка с глубокой психологической травмой, вызванной рождением «в рашке».
На полном серьезе такие люди давали друг дружке интервью, где умоляли не называть «митболы» тефтелями, «нудлс» лапшой, а «инфьюжн» травяным чаем. Они настаивали на том, чтобы рассматривать надетые на босу ногу ботинки как социальный протест, а обтягивающие джинсовые шорты на мужчинах – как попытку stand apart from the mass. Как-то я прочитал о парне, который вскрыл себе вены, потому что подружка сказала ему, что он и его приятели сегодня все «немножко alike».
Скоро «электрические» стали кивать мне при встрече, потом здороваться, потом подсаживаться ко мне за барную стойку и заводить разговоры о вещах, названия которых мне ни о чем не говорили: «бисеклетах», «гастропабах», «коворкинге» или «краудфандинге». Изредка прилагательные давали мне понять, что у этих слов есть синонимы из человеческого словарного запаса. Тогда я согласно кивал, вздымал бровь и даже позволял себе осторожные оценки услышанного, которые чаще всего воспринимались ими со снисходительной улыбкой. Эти беседы были как бы продолжением их блогов. Мое мнение никого не интересовало. Я всего лишь должен был поставить условный «лайк».
Ни один из собеседников никогда не пытался узнать, чем, собственно, я ежедневно занимался в этом баре. Капюшон «худи» и ноутбук на стойке органично вписывал меня в их миропорядок, как раз между кофемашиной и постером с Джонни Деппом. В общем, я стал частью городского ландшафта.
Однажды вечером я ехал от дочери. В вагоне метро напротив меня довольно громко болтали две девушки лет двадцати. Одна доверительно делилась своими соображениями про сериал «Нюхач» на Первом, про «в ЦУМе никогда не была», про Пояс Богородицы, который привозили в Москву, и «подруга там одна сходила и потом залетела, а они года два ребенка не могли сделать». И еще про то, как в прошлую пятницу посетила бар «в центре», и как там было весело, какие были интересные люди, «хотя, конечно, странные немного», но «это, Ленка, настоящая, нормальная жизнь».
Ленка с интересом слушала, изредка уточняя детали, потом принялась рассказывать о своем идиоте начальнике, о хитрой схеме, по которой ей недоплачивали зарплату, затем перешла на доставшую ее вконец жизнь в квартире с родителями, братом, его семьей, с «живем жопа к жопе» и «так просто спиться можно».
Девчонки сошлись на том, как было бы здорово «переехать в Москву насовсем». Поймав мой заинтересованный взгляд, подруги замолчали. Слово «насовсем» обреченно-мечтательно повисло в воздухе. На станции «Рижская» они вышли, а в вагон зашел оборванный, до невозможности опухший бомж.
Вернувшись в бар, я застал «электрических» сгрудившимися вокруг ноутбука. Кивком поздоровавшись, присел за соседний стол. На мониторе была подборка фотографий с русских свадеб. Автор выбрал наиболее отталкивающие снимки, где женихи были сплошь с выбитыми зубами, невесты толсты и пьяны, родители татуированы, а квартиры со скудным праздничным столом и подвыпившими молодоженами, целующимися на фоне настенных ковров, обшарпаны.
Поупражнявшись в остротах типа «жизнь насекомых», «электрические» перешли к обсуждению сериала «Игры престолов», из чего выплыла тема «этой страны», с которой нужно «что-то делать», и все принялись обсуждать, кто из общих знакомых свалил, а кто вот-вот собирается. Чей-то друг получил предложение возглавить финансовый департамент швейцарского концерна в Лозанне, или то была подруга, уезжавшая в Штаты учиться на сценариста, я точно не разобрал.
Я пил чай, думал о тех двух девчонках в метро и еще о том, что все разговоры о текущем историческом моменте всегда начинаются с обсуждения, что «нужно что-то делать, ведь дальше так жить нельзя», потом переходят в фазу, «в какой стране будут жить наши дети», а затем неминуемо скатываются к тому, что «пора валить». И все это происходит здесь поколениями, веками, эпохами.
Люди десятилетиями живут в состоянии «летом сваливаю», а пока лето не наступило, проводят по сто двадцать дней за границей или залегают на дно внутренней эмиграции, открывая на этом дне «лавки фермерских продуктов», «митбольные», «институты градоустройства», «велодорожки» и прочие интеллигентские финтифлюшки, позволяющие поддерживать коллективную игру в Копенгаген в пределах Дна. То есть, я хотел сказать, в пределах Садового кольца.
А вокруг всего этого огромная, архаичная Россия. Смотрит мутными, красными спросонья глазами на очередное поколение «лучших людей», потом встает, обувается-одевается и идет на завод. Россия, которую сначала разорвали на куски несколько пьяных мужиков в Беловежской пуще, которой потом сказали, что все ее беды оттого, что она слишком «патерналистская» и «безынициативная», и она понесла скудные остатки своих сбережений для выгодного вложения в МММ. Россия, которой в очереди у храма, где Пояс Богородицы, между прочим сообщили, что она встала с колен.
И вот стоит она, вся такая невыспавшаяся, между храмом и станцией метро и обсуждает проблемы ЖКХ, а тут какие-то упыри над ухом надсадно ноют о том, что «дальше так жить нельзя». И упыри эти не просто не имеют проблем с ЖКХ, а даже не знают, как аббревиатура расшифровывается. И Россия, поняв это, отворачивается и тихо, сквозь зубы, цедит: «Вот же суки!».
Потому что она-то точно знает, что дальше так жить можно. Она-то живет, зная, что хуже может быть натурально послезавтра. И если ей скажут, что для оттягивания того самого «послезавтра» следует немедленно разобраться с внутренними врагами, она так же сонно, не выходя из очереди, закатает «лучших людей» в велодорожки или порубает на митболы.
И так они и живут, эти две субстанции. Одни – в тревожном ожидании того самого «послезавтра», другие – в трепетном предвкушении того самого лета. И эти события все не наступают и не наступают, а обсуждения продолжаются.
До тебя это обсуждали люди более образованные, более искренние и чистые помыслами, а до них горячие споры вели люди еще более высокие духом. Теперь из всей этой превосходной степени осталась только Света из Иванова, которая стала «более лучше одеваться».
И пока одни шутят про то, что «зима близко», и комментируют фотографии «насекомых», другие, те самые «насекомые», называют комментаторов интересными, «хотя, конечно, странными», но все же людьми.
А тем временем начинаются ранние осенние заморозки, и «одичалые» уже на Рижском вокзале, и, кажется, скоро объявят имена «белых ходоков».
