Аарон Шервуд - Байки старого еврея
– Старик, дело тонкое, тут с простым букетом не проканает.
– Я позвоню жене, она придумает, с тебя литр.
– Считай, что заработал на два!
Через пару часов у меня был умопомрачительный букет. Оставались мелочи – доставка. Я соорудил нечто вроде купола, то есть превратил букет в мини-парашют. Забраться на крышу дома и спустить букет-парашют было делом техники, к тому же внизу мне семафорил мужик, нанятый за бутылку. Довольный собой, я поспешил домой. Ещё в дверях услышал звонок. Я снял трубку:
– Это ты?
– Это я, а вы кто?
– Андрей, не бросай трубку, это я!
– Я бы не бросил, но я не Андрей.
Телефон зазвонил снова. Я его отключил. Я торжествовал победу! Нашлось время, позвонила! Сама! Телефон был отключён три дня. Мне это далось с трудом. Я не злой, к тому же я победил. Просто я хотел поменяться с ней местами, глядишь, и её потянет на поэзию.
Стоило мне включить телефон, как он зазвонил. Я снял трубку:
– Привет.
– Милый, я всё поняла, прости.
– За что? Мне ещё было мало. – Что-то случилось?
– Увидела твой букет.
– Какой?
По её рассказу, моя шутка оказалась, скажем так, на грани. Войдя в квартиру и увидев парящий в окне (не зря я подбирал самую тонкую леску) букет, она решила, что тронулась умом. Но потом, правда, пришла к выводу, что шизики таковыми себя не считают, и подошла ближе к окну. Тут-то и открылся мой коварный замысел. Я принял капитуляцию.
Чемодан, или Байка о везении в пьяном виде
Все мы слышали потрясающие истории о случайно найденных кладах. Например, мужик в лесу грибы собирал, нагнулся, чтобы гриб срезать, а у гриба кисет лежит, а в кисете – царские червонцы! При этом рассказчик клянётся самыми страшными клятвами. Говорит, что знает людей, видевших клад, но они по уважительным причинам, естественно, отсутствуют и не могут подтвердить рассказ. Чаще всего применялся убийственный аргумент «ты чё, мне не веришь?». Рассказчику верили и, чтоб не упасть в его глазах, приводили ещё более заковыристые примеры. Мне рассказывали случай о том, как грузин, приехавший в Ленинград, забыл чемодан денег в такси. Я человек недоверчивый. У меня сразу возникает вопрос: а как рассказчик узнал о кладе? Ему счастливчик сообщил? Зачем? Или таксист? У него в машине некто забыл чемодан наличности, и он, таксист, кому-то об этом рассказал? А этот грузин. Он был настолько пьян или обкурен, что забыл чемодан, набитый деньгами, а обнаружив пропажу, стал всем рассказывать о том, какой он лох? Он не понимал, что на него кто надо донесёт куда надо? Тем не менее я не стану убеждать читателя, что жизнь скучна, однообразна и в ней нет места чуду или чудному разгильдяйству. И тут же предлагаю весёлую байку, участником которой, хоть и косвенным, я был. Итак…
Читатели, скажем так, постарше помнят о строительных отрядах. Для тех, кому посчастливилось избежать радости халявного труда, поясняю. Студенческие строительные отряды появились в пятидесятых годах прошлого века. Идея создания отрядов преподносилась, естественно, как забота о студентах. Им предлагалась возможность в каникулы подработать, что вскоре стало практически принудительно. Не ищите противоречия в моих словах. В подавляющем большинстве случаев заработать было невозможно. Студенческие стройотряды направлялись на неквалифицированные низкооплачиваемые работы. Были и исключения. Например, шабашки. В этом случае собирался проверенный, спаянный коллектив специалистов. В такой стройотряд попасть, что называется, с улицы было трудно.
С началом строительства Байкало-Амурской магистрали появилась возможность, правда, далеко не у всех, заработать очень приличные деньги. Профильные, то есть строительные, институты посылали на время каникул туда студентов. Естественно, брали не каждого. И дело не в том, что претендент, скажем, был хил или плохо знал свою специальность. Надо было быть своим человеком. Я думаю, все помнят о том, что блат заменял в той стране практически всё, знания и умение – тоже. Однако к сути.
Довелось мне работать на прокладке одного из тоннелей БАМа. Так как всё начальство тоннельного отряда в своё время окончило Ленинградский железнодорожный институт, соответственно, и стройотряд был из Ленинграда. Ребята были молодые, трудностей, особенно бытовых, не боялись. К тому же они, трудности, щедро компенсировались. После вычета денег за питание у них оставалось 450–500 рублей в месяц. Огромные деньги по тем временам. Правда, деньги, за исключением мелкой суммы, которую им выдавали на карманные расходы, студенты получали по возвращении домой. Всю заработанную сумму, почему-то наличными, получало студенческое начальство, те же студенты, и по приезде выдавало. Делалось это для того, чтобы в дороге ребята не устроили мегапопойку.
И вот в который уже раз студенты, отработав положенный срок, отправились домой. Прошёл год, отряд вернулся на стройку. В тот же вечер я пригласил земляков-студентов к себе в вагончик отметить приезд. Выпили. «А ты знаешь, Андрей, мы весьма своеобразно добирались в прошлый раз домой», – сказал мне один из гостей. «Были трудности?» – поинтересовался я. «Мы едва не потеряли все деньги, слушай». Вот его рассказ.
Прибыв в аэропорт Иркутска, мои друзья устремились в бар. Понятно, решили выпить: они начальство, им можно. Сидят, пьют, травят байки, чемодан при них. Вдруг слышат объявление по местному радио: «Граждане пассажиры, посадка на рейс Иркутск – Ленинград заканчивается». Повскакав с мест, они бросились к самолёту. Уже на трапе, у самого входа в самолёт, один из них спросил: «Пацаны, а чемодан?» Пришлось вернуться. Чемодана нет! Бар пуст, только за стойкой бармен протирает бокалы. Они – к нему, спрашивают: «Простите, вам чемодан не передавали?» – «Этот?» – «Да!» Казалось бы, всё закончилось хорошо, чемодан нашёлся, но зачем надо было показывать содержимое бармену? Они таки это сделали! Несчастному стало плохо. Уверяю вас, с тех пор он проверял каждый забытый спичечный коробок.
Прошли годы. Я вернулся на историческую родину. Как-то раз оказался в компании земляков и рассказал эту историю. «Всё было не совсем так, мы всё-таки дали ему немного денег», – сказал один из гостей. «Мы – это кто?» – удивился я. «Мы – это те, кто тебе эту историю рассказал. А я всё думаю: где я тебя видел? – продолжил он. – Ведь после БАМа мы больше не встречались, а прошло больше двадцати лет». Так закончилась эта правдивая и чудесная история. Не зря говорят: пьяному везёт!
Русский сионист
Мне часто доводилось слышать весьма странную, на мой взгляд, фразу: «Я этого русского на десяток евреев не променяю». Уже друзей считают десятками, как яйца? Нет, пытаются мне объяснить, ты не так понял, он хоть и русский, но не антисемит! А что, все русские – антисемиты? Возможно, я ошибаюсь, но адекватный, уважающий себя человек, не может быть антисемитом. Не тот, кто считает всегда себя правым и во всех своих бедах винит кого угодно, кроме себя, центропупа. Мой рассказ – об армейском друге. Почему опять армия, к которой я отношусь без пиетета? Всё просто. Человек в армии, особенно в той, существо подневольное. Жить в полностью регламентируемой ситуации ненормально. Беспрекословно выполнять приказ человека, который тебя считает существом низшим – стресс. Всё это приводит к тому, что человек в такой ситуации проявляет свои истинные качества. Но я отвлёкся. Итак. Мой армейский друг и земляк Саня. С виду он был коренаст и кривоног, со слегка непропорциональными руками. Образованием не блистал, зато у него было множество других положительных качеств. Одно из них – он не таил обид и никогда не прощал обидчика. Он не делал различия в том, кто его обидел: здоровяк, хиляк или, скажем, офицер. Расправа была без всяких угроз, вроде: я тебя подловлю при случае. Он отвечал сразу – в челюсть.
После полугода службы к нему приехала жена, и счастливый Санёк отбыл в двухсуточное увольнение. В часть он вернулся с красной физиономией. Что случилось? Возможно, гормональное изменение: человек был без женщины продолжительное время. Я не врач, да и не касался меня внешний вид моего друга. Но это почему-то заинтересовало замкомроты. Эта опогоненная особь с атрофированным мозгом позволила себе в присутствии всего батальона посоветовать моему другу: «Скажи своей жене, чтоб она чулки снимала перед тем, как свои ноги положить тебе на плечи». Последние слова он произнёс уже с вывихнутой челюстью, падая на бетон плаца. Все замерли: рядовой ударил офицера при исполнении. На шум прибежал комбат: «Что произошло, кто посмел ударить офицера?» Саша сделал шаг вперёд: «Я! Пусть эта гнида объяснит, если сможет, за что». Ко всеобщему удивлению, репрессий против моего друга не последовало. Правда, шутить офицерик перестал – вылечился от острот. Мой друг обладал ещё одним, совершенно уникальным, качеством: мог спать в любой ситуации. Служа в кочегарке, он умудрялся спать между двух постоянно работавших электромоторов. Выли они так, что там невозможно было разговаривать. Но ему это не мешало. Он устраивался на лавке между моторами и крепко спал. Со службой в кочегарке связан ещё один, по-своему уникальный, случай. Саня ушёл в самоход. Но не какой-то там рядовой самоходик, к подруге и обратно, нет, он поехал в Ленинград. Понятно, его прикрывали. На неуместные вопросы типа: «где Вошев?» было припасено множество ответов: отдыхает после смены, уехал за углём, вот только что был. Как человек без документов проехал на поезде от Кандалакши до Ленинграда и обратно? Но факт – через десять дней, ночью, он как ни в чём не бывало перелез через забор и вошёл в кочегарку. «Меня искали?» – «Старшина тебя искал. Мы ему сказали, что ты спишь после смены, так что до утра ты свободен. Всё по закону?» Саша законы знал и не нарушал. Через пять минут прямо в кочегарке был накрыт шикарный стол: закусь домашняя, водка «Столичная». Самоход так и не был обнаружен. Лейтенант, которому он сломал челюсть, старался на глаза ему не попадаться, что понятно: после того случая у него появилось прозвище – Битый. С такой заслуженной кличкой он не мог долго оставаться в части, и комбат добился его перевода. А чтобы Саня не считал себя победителем, перевёл и его. Так мы – я, Саша и Миша – оказались в Череповце. Держались мы дружно. Жили в одной комнате, вместе ходили в самоход, вместе возвращались с работы. И вот, как всегда вместе, мы опоздали на вечернюю проверку. Когда вошли в часть, комбат, обернувшись к нам, заявил: «А вот и наши сионисты». Мы встали в строй, когда же всех распустили, Сашу засыпали вопросами: «Ты еврей? Быть не может. Тут какая-то ошибка». Я даже не удивился, когда он ответил, поигрывая желваками: «Да, я еврей. Вопросы есть?» Вопросов не оказалось. Вы можете сказать: «Ну и что? Ну, сказал из солидарности, молодец». Нет, господа, стройбат – не дискуссионный клуб. Суждения о дружной семье братских народов были в той стране темой для анекдотов разной степени мерзости. Я знал многих евреев, менявших фамилии, ссылавшихся на русских папу-маму, лишь бы их считали своими. Впрочем, буквально на следующий день национальный вопрос уже никого не интересовал – мой друг спас всю роту. Случилось вот что. По коридору нашей роты прошёл начальник гауптвахты, в просторечии – главгуб. Человек он был, как и положено по должности, не самый любимый солдатами. Ему – хотя и в спину – сказали правду – «падла». Роту выстроили на плацу под дождём для выявления правдоруба. Никто не вышел. Вся рота из-за этого говоруна стояла пять часов под моросящим дождём. И вдруг Саша, стоявший рядом, говорит: «Мы всё равно не дождёмся, когда этот трус выйдет из строя. Я его, гадёныша, сам найду и урою». И вышел из строя со словами: «Это я сказал». Наутро он получил от комбата пять нарядов вне очереди. Большего позора для дембеля было не придумать. Впрочем, мы не приняли это наказание всерьёз: старшина роты был срочник, к тому же моложе нас по службе – но мы не учли его ущербности. Родом он был из небольшого украинского села, всю службу, как говорится, тянул на лычку – выслуживался. На нас, городских, смотрел свысока, как бы говоря: «Вот вы – городские, а я вас могу наказать, потому что я – сержант». Мы, конечно, это видели, но значения этому не придавали, что его определённо злило. И вот, по его мнению, настал час! Вечером, когда сыграли отбой, он ввалился к нам в комнату: «Вошев, ты почему не вышел из строя вместе со всеми наказанными?». Саша вполне добродушно посылает его в анус. Этот дурашка не понимает, что он на чужой территории, что мы не дадим друга в обиду, что силы неравны: он один, а нас трое и дембеля. Он решает действовать по уставу – берёт под козырёк и орёт: «Я тебе (дальше идёт мат) приказываю!»
