Валерий Терехин - В огонь

А теперь каждое утро одно и то же.

«Скоро буду дипломированным сантехником», – вздыхала она, стряпая на утро простенький завтрак повзрослевшему, погрузневшему и не желавшему жениться сыну. А он откровенничал и всё про одно:

– О чем ты говоришь, мама, да это не женщины, это шакалы в юбках!.. Шлюхи одни кругом без стыда и чести… Ты же меня сама учила… – И повторял изъеденные годами правила знакомства с порядочной девушкой, которые она когда-то ему внушила. – Меня в командировку на пять суток, слышишь, всего-то на пять, на четыре ночи, а она привела другого, а потом визжит: «Тебя долго не было, а мне нужен мужчина сейчас, я женщина, я так хочу!» Видит, знает, что я не ударю, поэтому такая наглая… Замял я этого кацо́, перекорчило скота, а с этой больше никогда!..

В пятницу по привычке скакнуло давление, и отлеживалась дома.

«Сейчас заявится подшофе, опять поцапаемся».

Под выходной после смены сантехники погуливали и возлияния продолжали по субботам, но сегодня он отбоярился от всех, вернулся в дом. И опять ни минуты покоя: опять рассусоливал с кем-то про работу в коридоре, перелистывая функции-флагманы на дисплее навороченного смартфона, снимал с QR-кодов техпаспортов ссылки на технические сайты, откуда скачивал инструкции, уточнял параметры, и говорил, говорил.

– …Хозяин бает, оставь как есть, а я ему – брось дурить, не дрейфь, поставим тебе шаровой кран с боковой подводкой, так же удобнее! Вечно сам лезет, кран-буксы меняет, а завинтить как следует не умеет… Да, да, и унитаз решил переставить сам, вот и нарвался, нижний этаж залил, компенсировать придётся. А страховщики наши репу чешут, страховое возмещение на копейки, а там такой ремонт, кто оплачивать-то будет?.. Да, да, сейчас Равшану звякну…

Она смотрела на него в дверной проём, как он тыкал изжеванными силиконом-герметиком пальцами в циферки на влажной от потных ладоней панельке, спорил опять с кем-то, то ли с главным инженером, то ли с бригадиром. И навороченный гаджет на платформе android, вбирая словесную людскую грязь, насыщался приглушенной матерной бранью и вот-вот готов был зашкалить и заискрить.

– Да мы и так проторчали у него битый час, насадку на унитаз кипятили, – грохотал он уже в своей комнатушке, хотя ему никто не перечил. – Резина же не кондиционная… Да кто щас по госту делает, кругом одна халтура!.. Ну… как обычно делали, прямо в тазу на плите минут десять, нормально так сварили, натянули. Не форматная резина, ну, это не критично… Горячая, прилипла к стыку, не порвется, не презерватив… Да это же советский толчок, как там по-другому!..

Сколько раз она пробовала его переубедить, что с бытовыми делами справится сама, что нельзя так хоронить себя в суетах, что уже тридцать, что надо бы высвободить время на личное, чем вспоминать про ту, которая обманула. И заставал он ее в работе по дому. Встречала нарочно его по вечерам с молотком в руках, кромсала скарпелью кирпичи на лоджии, впечатывала гвоздики в штапик, которым обкладывала холодные стены, лишь бы не унывать, а всё понимала, что это бесконечный круг, одно и то же с точкой невозврата к чему-то раз случившемуся, которое прошло раз, но никогда не отпустит, что нельзя забыть, и непотребно простить.

– Что, опять прорвало?.. Ну, не знаю. Тогда пускай ставит новую машину, и счётчики тоже… Что, сам даже наярился… Молодец мужик! не прогадает… Но краны пусть сам берёт, ты не забудь сказать ему… Пусть поищет на рынке «бугатти» с внутренней и внешней резьбой, но только итальянские, понял? А то подсунут китайские… Да наверняка у армян есть в лавке той… Мы придём, стояк отключим, «болгаркой» трубы отпилим, поставим краны и заглушку. Потом Равшан придёт, поставит «американку», счётчики… Нет, нет, не ихние, наши, конечно, арзамасские… свою «Коррозию металла» пусть сами у себя и покупают, это им вместо санкций… И подводку к унитазу он смонтирует. Только не забудь, чтоб прихватили, у армян пусть спросят. Длина какая?.. Полметра, минимум, или может, семьдесят сэмэ… Что, слабо? Тоже мне, герои… Не были вы где надо побывать, не знаете, а всё туда же.

Как он был похож на него, навеки далёкого… И в бесчисленный неповторимый раз повторяла себе его слова, сыпавшиеся с взволнованных влажных уст в их самую первую самую жаркую ночь.

«Любовь – это верность, запомни это!»

Теория литературы. Лингвистика

Статьи

Антинигилистический роман и первые русские детективы Николая Дмитриевича Ахшарумова

В 60–80-х годы XIX века отечественную словесность пополнила новая жанровая форма – антинигилистический роман. Русские писатели-реалисты разоблачали в нём литературную реальность, социальную утопию, взволновавшую читателей после выхода в свет романов И. Тургенева «Отцы и дети» (1862) и Н. Чернышевского «Что делать? Из рассказов о новых людях» (1863). В российской периодике развернулись споры о «новом» человеке. Свободу разночинца Базарова, живущего для себя, разумный эгоизм бизнесвуман Веры Павловны Розальской, пренебрежение к людям революционера Рахметова («соль соли земли») в читательском сообществе воспринимали как разрешённую вседозволенность действий сильнейших в биологическом отношении людей по отношению к слабейшим.

Большой разлад в российские умы внесла теория английского ученого-естествоиспытателя Ч. Дарвина «Происхождение видов путём естественного отбора» (1859). Его негуманитарную концепцию, понятия «естественный отбор» и «борьба за существование» досужие публицисты спроецировали на мир социальный, свели в социокультурную псевдотеорию – дарвинизм и экстраполировали её на все сферы общественно-политической и культурной жизни…

Только-только отгремела неудачная Крымская кампания 1853–1856 гг. После заключения унизительного Парижского мира напряженность на границах не спадала: в деревнях Западной Белоруссии польские инсургенты вырезали православных священников и мирян. Царская армия подавила «восстание за свободу» под аккомпанемент протестов «международного сообщества». Правительство Александра I приступило к наболевшим реформам. Во всех слоях общества горячо обсуждали царский манифест об освобождении крестьян, введение суда присяжных и пр. На страницах прессы замелькали слова «гласность», «перестройка», «ускорение» и… «нигилисты».

Попытки некоторых молодых читателей подражать в жизни литературным героям стали называть нигилизмом, а модных петербуржских литераторов-демократов – воспринимать как реальных нигилистов, ниспровергателей традиционных ценностей.

Ответом на «Что делать?» стал русский антинигилистический роман – особая традиция, которая сложилась в отечественном словесном искусстве во второй трети XIX века. Наиболее известны: «Бесы» Ф. Достоевского; «Некуда», «На ножах» Н. Лескова; «Обрыв» И. Гончарова; «Взбаламученное море» А. Писемского; «Марина из Алого Рога», «Бездна» Б. Маркевича; «Вне колеи» К. Орловского (К. Ф. Головина); «Кровавый пуф» В. Крестовского; «Марево» В. П. Клюшникова.

Русские писатели-реалисты выстраивали действие в бытовой плоскости, вводили в повествование антигероя – «нового» человека, индивидуума с животным, социал-дарвинистским восприятием жизни, возомнившего себя сверхличностью. В повседневной жизни нигилист пытается внедрить в российскую действительность выдуманные им (или вычитанные из «прогрессивной» литературы) евроамериканские «базаровско-рахметовские» позитивистские, социал-дарвинистские псевдосоциалистические принципы; прикрываясь ими, стремится перекроить существующий общественный порядок себе на пользу.

Если сопоставить приемы моделирования сюжета, схемы расстановки персонажей, коллизии и перипетии, которые в замысловатых комбинациях кочевали из произведения в произведение, то можно выстроить классическую конструкцию антинигилистического романа.

…В некоем губернском или уездном городе царит спокойствие на всех ступенях социальной лестницы. Внезапно, при попустительстве городской администрации в лице мягкотелого губернатора-либерала, на авансцену общественной жизни выступают дерзкие личности из самых разных социальных слоев, именующие себя нигилистами.

Покой в городе нарушен: попирая закон, «новые» люди в своих поступках выказывают всяческое презрение к нравственным устоям, к религии, к правопорядку, к семье. Среди них выделяется один, превосходящий собратьев в подлости, цинизме и беспринципности – сверхнигилист, антигерой. На словах этот человек исповедует идеалы позитивизма и социализма, а в повседневной жизни ведет себя как истый социал-дарвинист (Петр Верховенский – «Бесы»; Горданов – «На ножах»; Ардальон Полояров – «Кровавый пуф»; Волк – «Бездна»; Лев Неродович – «Вне колеи»). Он намекает на свою связь с зловещей подпольной организацией «Земля и воля», но на самом деле лишь марионетка в руках польской повстанческой группировки «Ржонд народовы».