Юлия Качалкина - Источник солнца (сборник)
«И это все потому, что я чихаю?..» – Коля недоумевал. Он дал папе честное-честное слово, что не чихнет больше ни разу. Даже дышать постарается реже. Только чтобы Гришку не отдавать. Но папа почему-то не поверил и, улыбнувшись, похлопал Колю по плечу. А по пути домой купил ему эскимо и пообещал сводить в кино на очень хороший фильм. Колин папа был знаменитый сценарист в одном большом городе и поэтому всегда знал, какой фильм хороший, а какой – нет. И всегда ходил в кино бесплатно. Коля съел эскимо, но ему все равно было грустно.
На следующее утро Гришкину клетку вместе с Гришкой завернули в черную тряпку и куда-то унесли. Коля проводил друга до порога и долго еще прислушивался к стихавшим на лестничной клетке шагам, пока они не стихли окончательно.
Плакать было бесполезно. От еды отказываться – тоже (Коля слишком любил рогалики и шайбочки, чтобы пожертвовать ими ради образа опечаленного до предела ребенка). И вот Коля придумал плохо учиться – получать двойки и колы. Хотя всегда получал исключительно пятерки и четверки. Умом его бог не обидел. Он перестал отвечать урок, даже если знал его отлично. Он перестал читать учебники, решать задачки и учить темы на иностранном, английском, языке. Он приходил домой, кидал в прихожей портфель и, захватив с полки томик Стругацких, которых очень-очень любил, шел к подоконнику, устраивался на нем и читал, читал, читал… пока солнце не скатывалось к горизонту и не наступали сумерки. Тогда он откладывал книжку и ждал появления первых звезд, которые в это время года (а была весна) висели на небосводе огромные и яркие, как волшебные фонари. Приходили с работы родители, спрашивали, как у него дела в школе, гладили его по голове и целовали в лоб. А он отвечал, что все путем. Но вот однажды Татьяна Борисовна, Колина англичанка, задержала его после уроков и спросила, почему он запускает учебу. Коля долго мялся, потом поднял на полную блондинку с теплыми карими глазами свои зеленые глаза и искренне признался, что ничего, совсем ничего ему не хочется делать. Потому что нет у него того, ради кого это что-то надо делать. У него нет ни друга, ни брата, ни попугая. Даже маленькой рыбки нет. Он все это сказал и продолжал смотреть на Татьяну Борисовну своими грустными большими глазами, словно прося совета. Татьяне Борисовне нравился этот тихий еврейский мальчик. Нет, конечно, он не всегда был тихий. Иногда он был очень даже громкий – однажды сломал ей ключ от кабинета прямо в замке, и они с классом минут сорок не могли попасть внутрь. Однажды наелся снега с подоконника и спрятал учительский журнал за батарею в подвале. Но несмотря на все эти хулиганства, Колю любили и ценили. Он писал замечательные красивые стихи. И без него любой утренник был никакой не утренник, а полная ерунда.
Татьяна Борисовна выслушала Колю, взяла его за руку и по-доброму так сказала, что все это ничего страшного. Но Коле и не было страшно ни капельки. Ему просто было грустно. А Татьяна Борисовна не отпустила руку и еще сказала, что она в детстве тоже была одна. И никто ее к себе не звал, никто не хотел с ней дружить. Потому что она много-много читала и была эрудированной. Коля точно запомнил это интересное слово «эрудированный» и долго о нем потом думал. Так бывает, улыбалась мягкая Татьяна Борисовна. Потом он вырастет и встретит кого-нибудь, как она встретила. И обязательно будет с ними вместе. Только нужно научиться ждать и стараться делать добро, – ну, пускай, просто полезные важные вещи, учиться, например, – пока ждешь. А то придет срок, придет тот самый человек или много людей, а он, Коля, ничему так и не научится. Так и не узнает ни алгебры, ни геометрии, ни английского писателя Шекспира в оригинале не прочтет. Разве тем, кого он так ждал, будет с ним интересно? «Думаю, нет, – сказала Татьяна Борисовна. – Ведь они, те, кого ты ждал, шли к талантливому и трудолюбивому мальчику. К сильному мальчику, который может справиться с любой задачкой, если постарается как следует. И не будет унывать ни по какой причине». Да? А Коля разве похож сейчас на такого мальчика?
Коля стушевался перед вопросом учительницы и, краснея, пробурчал что-то в ответ. Что – она так и не разобрала. Да и не главное это было.
С этого разговора Коля перестал отмалчиваться на занятиях и даже написал четвертную контрольную по математике на четверку. Дома родители так и не узнали ни о двойках сына, ни о его вернувшихся пятерках и четверках. Они, его родители, надо сказать, вообще мало занимались Колиной учебой. Люди творческие (мама помогала отцу, была его бессменным секретарем по работе с киностудиями и театрами, где тот слегка подхалтуривал), они ценили в ребенке непосредственность и считали, что данное природой можно развить, но изменить – нет, и к школьному образованию, как и к образованию вообще, относились довольно скептически. На практике это выражалось в том, что ни на родительские собрания они не ходили, ни дневника у сына не проверяли. Известно же и так, что их мальчик чудесно как талантлив и пишет совершенно замечательные стихи! А чего больше?..
Жизнь текла своим чередом: о Гришке больше не вспоминали, Коля ходил учиться, в марте его папа на две недели уехал в Казань в командировку, и все его очень ждали обратно. У Коли по-прежнему не было ни одного друга, но теперь он смотрел веселее и учился ждать. И вот однажды, теплым апрельским вечером, когда на улице еще не закрылись цветочные лавки и маленькие кафе обслуживали последних посетителей, Колин папа вернулся из командировки и, войдя в квартиру, достал из чемодана… вы когда-нибудь видели прибор для выжигания по дереву солнечным лучом? Ничего особенного: просто лупа. Просто большая такая линза в пластмассовой оправе с ручкой. Похожа на бестолковую стеклянную ракетку для лилипута. Коля никогда раньше не держал в руках вот такую вот красивую лупу и, когда ему ее протянули и сказали, что это – подарок, затрясся от удовольствия. Нет, конечно, это был не друг, которого он ждал. Это был всего лишь кусочек стекла. Но зато какой кусочек! Будь Коля похитрее, он бы непременно пошел хвастаться эдакой диковиной в школу и уж наверняка приобрел бы друзей на время. Такие друзья обычно хотят что-то, что у вас есть, а у них – нет. И пока вы это им даете, они с вами дружат. Но стоит только перестать давать, как их след и простыл!
Коля даже не догадывался, что такие друзья бывают. По его мнению, друзья бывали либо настоящие, либо их не бывало вообще.
Хотя если спросить его, чем настоящий друг отличается от ненастоящего, Коля бы вряд ли сказал. Он пожал бы плечами и, смутившись, ушел от вас.
Вы же не протянули ему руку и не сказали «давай дружить». А другого он не хотел.
Вообще лупа в Колиной жизни случилась очень кстати: наступала весна, дни становились длиннее, и можно было сбегать с уроков в парк. А в парке купить мороженое и лизать его, сидя на скамейке. Или прогуливаясь по бортику фонтана. Или прыгать с клеточки на клеточку по плитке, которой были выложены дорожки. Собственно делать больше было нечего, и парк быстро надоедал. Мороженое кончалось, серые плитки мозолили глаза. А взрослые, много чего успевшие в жизни люди шли со своими довольными детьми мимо. Коля смотрел на них с плохо скрываемой грустью и надеждой: может быть, ты мой будущий друг? Может быть, ты?.. Они шли мимо, не останавливаясь.
Но теперь все будет по-другому: можно взять с собой волшебную лупу, спрятать ее в карман, пока еще ты в школе (чтобы никто не отнял) и пойти после уроков в парк – ловить солнечный зайчик и выжигать им всякие забавные закорючки на скамейках и стволах деревьев. Коля уже в какой-то книжке читал про то, как герои выжигали свои имена на стволе старого дуба, клялись в вечной дружбе. И Коле очень понравилось это место.
В понедельник как раз обещали ясную теплую погоду и чистое небо. Так что можно было, не опасаясь дождя, идти в парк. Начиналось приключение, и Коля даже плохо спал накануне. Все ворочался, все ему казалось, что уже пора вставать и что солнце стоит высоко-высоко. Утро прошло, он и не помнил как: что-то съел, потом – класс, чего-то там писали, решали, кому-то (может, даже ему самому) поставили четверку за то, что этот кто-то не знал, где течет Амазонка. Ели в столовой, немного подрались с Васькой из-за линейки. В общем, ничего особенного, только штанину Васька ботинком испачкал, зараза. Однако заветное стекло лежало в кармане и ждало своего часа.
Коля пришел в парк часа в три. Скамейки все еще почти пустовали – народ подтянется сюда ближе к вечеру, когда все папы и мамы вернутся с работы. А пока одни, как и он, школьники. Коля осмотрелся, выбрал скамейку – ту, что поглубже в зарослях ольхи, – и стал устраиваться на ней поудобнее. Ведь всем известно: выжигание солнцем по дереву – дело кропотливое и долгое. С бухты-барахты начинать нельзя. Коля и садился, и ложился, и на корточках скукоживался – никак не мог выбрать позу. Все ему было неудобно: где-то мяло, нога затекала или рука, солнце в лупу не ловилось. Он даже чертыхнулся пару раз. Да-да! Коля отнюдь был не чист на язык. Матом, правда, никогда не ругался, но знать – знал. Да как любой мальчишка в возрасте девяти-десяти лет. И вот только он чертыхнулся, как в ту же секунду услышал над собой тоненький девический голосок:
