Владимир Дурягин - По дороге к Храму

Хилый заметил, что глаза у «Кулибина» повылазили из орбит.

– А, что за военный был, в каком чине? – нетерпеливо спросил Сергуня.

– Ну, ты впрямь, как следователь. – Снова ухмыльнулся Хилый. – Давно же было, разве всё упомнишь? Лейтенант, вроде… – он достал сигарету и окинул беглым взглядом комнату, надеясь засечь видеокамеру. – А, что Крот в ридикюль слазил, так извини. Никак от этой пагубной привычки не может избавиться.

Сергуня понимал, что Хилый рассказал не все, да ещё наверняка половину приврал. Хотя о том, что Алёнкин отчим когда-то сидел, знал даже он сам.

– Всё! Больше сюда не ногой! Я внятно говорю? – вкладывая в слова всю злость, сказал хозяин. – Вэк отсюда! – Он резко взмахнул авторучкой, указывая на дверь, как вдруг из неё выскочил яркий огонек, сопровождаемый звонким хлопком. В нижней части дверей, появилась маленькая, расщеплённая дырка. За дверью же, вскрикнули от боли.

– Ну, ты вообще… оз-зверел! – Сверкнул испуганным взглядом Хилый и ужом выскользнул из комнаты.

Сергуня, ошарашенный внезапным выстрелом, сидел на диване, сам не понимая, как нажал на спуск. За дверью корчился от боли Крот, с простреленной ногой и слышался нервный голос Хилого:

– Валим отсюда. Облокотись на меня. Вот так. Тебя, что в школе не учили, что подслушивать за дверями не хорошо? Ребятишки здесь сердитые, безотцовщина. С ними надо поаккуратней, похитрей. Особенно с этим… «Гением».

Глава 20

Вернувшись из больницы, Алёнка сходила в душ, смыла с себя больничный запах, казалось насквозь пропитавший кожу, и присела за щедро накрытый Сергуней стол. Она только сейчас, взглянув на дверь, заметила пробоину.

– Гуня, а что там за дыра на дверях?

– Да… не стоит внимания. Пива хошь?

– Давай. – Обрадовалась она.

Запивая еду пивом, они немного повеселели. В Сергуне сразу появилась взрослая деловитость. Он закурил, приподняв бровь, поглядывал на Алёнку, как ей показалось, немного высокомерно. Глядя на него, она тоже неумело выцарапала из пачки сигарету. Смеющиеся глаза, делали её настолько притягательной, что хотелось обнять и целовать, не выпуская из рук до самого конца жизни. Закурив, она смешно втягивала дым не дальше рта и относила руку с сигаретой далеко от себя. Сергуню подмывало рассказать ей, что он разузнал от Хилого, но он сдерживался, не желая испортить сегодняшний вечер. Над этой темой надо сначала хорошенько подумать.

Захмелевшая подруга, сама начала разговор.

– Знаешь, мне кажется, что этот худощавый…

– Хилый. – Перебил её Сергуня. – Его кличка Хилый.

– Да? Очень даже подходит… А, ты откуда знаешь?

– Раз, уж, тебя на этом заклинило, тогда слушай. – Он прошёл к вешалке и извлёк из куртки фотографию Лукича. Подойдя к столу, он шлёпнул фотографию об стол, перед самым Алёнкиным носом, так, что она закрутилась волчком. – Вот кто убил твоего отца! А, скорей всего… они вместе с Хилым. Потому, что военного человека одному утопить в реке, не так-то просто.

Алёнка смотрела на Сергуню с приоткрытым ртом, как заворожённая.

– Лукич? «Да нет. Это ты придумал из… ревности» – Подумала она и спросила вслух. – Ты это из ревности придумал?

Сергуня притворно рассмеялся. Алёнка задумчиво прищурясь, безотрывно припала к банке с пивом.

– А, кто тебе дал фотку, Хилый?

– И, рассказал всё, почти подробно. Если даже приврал, то на половину, не больше.

Алёнка пила пиво и курила, пока её не затошнило. Сергуня уже пожалел о том, что позволил ей настолько расслабиться. Он испытал на собственном опыте, насколько быстро злоупотребление этой гадостью, переходит в привычку.

– Гуня, – отрыгнув, словно корова жвачку, жалобно произнесла она, – а, может быть, сегодня в посёлок съездим?

– Что толку ехать? Думаешь, он тебе всю правду выложит? Ты вспомни, кем он был! Уголовник и алкаш. Не знаю, как только мать твоя с ним связалась?!

– Что – верно, то – верно. Похоже, что ты прав. Но разобраться-то надо. Хотя бы заглянуть ему в глаза… Я бы сразу всё поняла.

– В глаза-а. – Передразнил её Сергуня. – Ладно, если очень хочешь… поехали. Только не пей больше пива.

– Хорошо, хорошо, хорошо! – Обрадовавшись, засуетилась Алёнка.

Когда мотоцикл с парой молодых на половину трезвых людей вырулил на улицу, наблюдавший за ними Тимур, зашёл за угол дома, чтобы не слышали пацаны, и набрал номер Хилого, отвалившего ему целую штуку за эту маленькую информацию.

– Але. Уезжает он куда-то, на мотике. Нет, тёлка с ним. В посёлок? Вроде завтра собирался. Не знаю, может быть, переиграл. Ну, всё – отбой. «Педрило! Что мне, за какую-то поганую штуку деревянных, у него в кармане поселиться, что ли?» – Со злостью подумал Тим про Хилого, и сразу же набрал номер Сергуни. У того телефон был глубоко в кармане. Пришлось остановиться.

– Слушаю.

– Тут такое дело… Этот твой, как его?.. чахлый, интересовался, куда тебя понесло… Ну, Хилый, дохлый – один член! Так пришлось тебя продать за штуку. Я правильно сделал?

– Да правильно, правильно.

– Вернёшься, бабки пополам.

– Ладно, возьми их себе. Ты лучше за моей пещерой присмотри. Спасибо, что звякнул.

– Не за что. Пока.

После звонка Тимура, Хилый нервно дёрнул щекой и велел выводить «Джип».

Парочку на мотоцикле бандиты обогнали примерно на полпути к посёлку. Свернув с трассы по указателю на лесной просёлок, они припрятали машину за кустами. Из неё вышли трое: Хилый, Грека, и припадавший на левую ногу Крот. Они перекрыли дорогу крепким капроновым шнуром, примерно на уровне шеи мотоциклиста, туго натянув его от дерева к дереву. Хилый подошёл, поиграл им, словно струной, проверяя прочность и, махнув рукой, приказал:

– Другой конец отвяжите, перед самым носом натянем.

На половине дороги, Алёнка, крепко державшаяся за Сергунин живот, стала вести себя как-то странно. Её руки расслабились, и она начала сползать с сидения на бок. Сергуня резко остановил своего коня и, перекинув ногу через руль, поставил его на подножку. Алёнка еле держалась на сиденье. Её взгляд был совершенно отсутствующим.

– Тебе плохо? – тряхнул Сергуня подругу за плечо, и она едва не свалилась на землю. Её длинные ресницы, тяжело поднимались и опускались. Сергуне показалось, что она была в стельку пьяная.

– Приучил, блин! Не уж то только сейчас развезло?..

Он снял её с мотоцикла и на руках отнёс в резерв, где ещё зеленели островки травы.

– Гуня, мне просто плохо… – из последних сил проговорила она.

Он бережно уложил подругу на траву и увидел, что её джинсы, насквозь пропитаны кровью. Он метнулся к мотоциклу и извлек из «бардачка» маленькую аптечку, в которой были кое-какие медикаменты. Спустившись вниз, он увидел её, лежащей на боку с широко раскрытыми глазами, безучастно смотревшими перед собой.

– Чёрт! – Панически крикнул он и, споткнувшись, упал перед ней на колени, выронив из рук аптечку. От волнения он сильно вспотел, несколько капель пота упали ей на лицо. – Ты жива? – спросил он, не спуская с неё глаз.

– Да, жива. Подай мне, пожалуйста, сумку.

Он оглядел всё вокруг и, увидев чёрный ремешок, осторожно вытащил сумку из-под неё.

– Отвернись. – Попросила она.

Когда вжикнула «молния» на джинсах, Сергуня с облегчением подумал, что это просто тот самый женский случай, про которые мужики знают постольку, поскольку… Через несколько минут щёлкнул запор сумки, и он услышал легкий вздох. Сергуня повернулся и увидел, что она лежит на спине, рассматривая в небе, по-осеннему отяжелевшие облака.

– Н-ну, ты как? – робко спросил Сергуня.

– Извини… натрясло. Открылось кровотечение… после аборта.

– После чего? – не понял Сергуня. – Какого аборта? Между нами же ничего не было. Мы и спали-то вместе… ну просто так, чисто символически. – Проговорил он, запинаясь на каждом слове. – Ты же сама согласилась, что рано ещё нам этим заниматься…

– Прости. – Она нащупала его ладонь, поднесла к своим губам. – Я убила его ребёнка. Теперь надо разобраться с ними, в общем вендетта.

– Я, что-то не понял. Какого ребёнка? Какая вендетта?! – скривил губы в усмешке Сергуня, подозревая, что подруга спятила.

– От него… От Лукича.

– Да, у тебя, жар!

– Нет, Гуня – это правда. Он взял меня насильно, когда я выпила водки, на поминке по… маме. – Алёнка говорила захлебываясь слезами. – А, мне… казалось, что это во сне… в лодке… – она уткнулась лицом в траву и продолжала рыдать. Сергуня, подавленный её откровением, сидел, подобрав колени к подбородку, часто вдыхая и выдыхая насыщенный выхлопными газами воздух. Затем, он потихоньку начал хихикать, едва сдерживая смех и не сдержавшись, расхохотался, вырывая клочки травы и швыряя их вверх. Алёнка посмотрела на него с испугом – такого сумасшедшего смеха, она за ним ещё не наблюдала. Насмеявшись до коликов, он стукнул кулаком о землю и сказал: