Игорь Соколов - Двоеженец
– Ну, что замолчали-то?!
– Ой, кто там?! – воскликнула Афигения, испуганно прижимаясь ко мне уже всем телом.
– Для одних я – Бог, для специалистов – просто материя, – сказал вместо меня Вольперт, подымаясь из-под дивана.
– А для других вообще полное ничтожество! – дополнил я, гладя рукой по волосам плачущую Афигению, которая от страха неожиданно застучала, закляцала зубами.
– А ведь ее не существует, – кивнул Вольперт в сторону Афигении, – это всего-навсего плод вашего больного воображения!
– Не верь ему, – закричала Афигения и больно сжала мою руку.
– Не бойся, я ему никогда не проверю! Ведь этот гад до чего только не дотронется своими руками, как все тут же становится грязным и нереальным, нет никакой возможности остановить все это безумие! Не так ли, профессор?!
– А ты убей его! – сверкнула вдруг глазами Афигения, – убей, и тебе станет намного легче! Я недавно одного бомжа убила – и ничего!
– Пожалуй, я уже пойду, а то мне пора! – обеспокоенно взглянул на нас профессор и, поправив съехавшие на нос очки, быстрым шагом вышел из квартиры.
– А ты помнишь себя?! – взволнованно прошептал я Афигении.
– Какие ты глупые вопросы задаешь, – засмеялась она и, обнажив свое тело, стала им тереться о мое.
– А ведь ее и на самом деле нет, – подумал я и тут же от непреодолимого желания овладел ею.
– Спасибо, – прошептала Афигения и неожиданно исчезла, впрочем, я на это уже не обратил внимания, может, потому что вместе с нею растаяла куда-то моя квартира, и я опять оказался в черной комнате, где посередине стоял черный стол вместе с черным гробом, в котором лежала голая Сирена.
Вольперт стоял рядом и загадочно мне улыбался. Та же самая алая роза между ног Сирены теперь воспринималась мной не иначе как зловещий символ моего же больного воображения.
– На том же месте, в тот же час, – подмигнул мне радостный Вольперт, – пришел казать невесте свой жутко острый глаз!
– Черт побери! Я опять в прошлом, – с тоской вздохнул я.
– Не все люди возвращаются в прошлое. Некоторые вообще никуда не приходят! – все с той же загадочной улыбкой произнес Вольперт.
– Что с ней?! – спросил я, будто прежде вообще не задавал этого вопроса.
– Я думаю, что с ней как будто ничего, – усмехнулся Вольперт, – а вот с вами действительно что-то происходит на очень высоком молекулярном уровне, потому что у вас зрачки очень расширены!
– Может, вы мне поможете, профессор?!
– Хорошо, – кивнул головой Вольперт, – я вас научу, как правильно жить, только для этого вы должны сначала научиться лгать хотя бы потому, что правда – совершенно бесполезная штука, особенно для вас!
– Для меня?! – удивился я.
– Вот именно, что для вас, – профессор схватил меня за плечо и резко склонил к обнаженной Сирене в гробу, – поглядите, какое красивое тело и подумайте о том, что вы никогда не полюбите его хотя бы потому, что оно находится в гробу, в символе Вашего же Небытия! Разве не так?!
– Замолчите, профессор, – оттолкнул я его и, зажмурив глаза, страстно поцеловал Сирену в губы. Она тут же обвила меня своими руками и потянула к себе в гроб, и я в каком-то безумном страхе оказался на ней и в гробу.
– Ну же, мой рыцарь, – прошептала она, и я закричал от счастья, мгновенно проваливаясь в нее.
– Только не говори ей, что ты всего лишь ей снишься. Пусть для нее это будет сюрпризом, – тихо засмеялся в моем левом ухе Вольперт. Я же отмахнулся от него, как от надоедливой мухи, и еще крепче прижался, все глубже проникая в Сирену.
– Этот гад второй год колет меня аминазином с бромом, а я от этого все время куда-то падаю, – повернулась ко мне боком в гробу безумно улыбающаяся Сирена.
– Сирена, – прошептал я, – а если я тебе только снюсь?!
– Ну и что, – засмеялась она, – за секс все время надо расплачиваться деньгами или собой, и только за сон никогда и ничем не расплачиваешься, разве только утраченными иллюзиями! Однако воображение всегда сильнее разума! Оно даже сильнее Смерти!
– А я думал, что Любовь сильнее Смерти, – в тон ей прошептал я.
– Дурачок! Я тебя счас снасилую! – и Сирена снова повисла на мне.
– Может, ты перестанешь казаться безумной и встанешь из гроба, – взмолился я.
– А куда мы пойдем?! – недоверчиво поглядела на меня Сирена, – ты ведь все равно рано или поздно исчезнешь, а я все равно останусь в гробу с эти безумным Вольпертом!
– Ну, а если все-таки попробовать, – на губах у меня задрожала жалостливая улыбка, и я поцеловал ее со слезами.
– Меня подозревали в чем угодно, но никто и никогда не заподозрил что я плохой врач, – неожиданно заговорил под гробом Вольперт.
– Значит, у меня были веские причины для такого высказывания, – горько усмехнулась Сирена, – хотя бы потому, что и в гробу я несчастна, как и в прошлой жизни!
– Внушите же себе тогда, что вы сделали и сказали все, что было в ваших силах! – весело прокричал Вольперт, и вдруг я почувствовал, что падаю вместе с Сиреной и гробом куда-то вниз, и постепенно нас с ней начинает разделять узкая полоска света, то есть пытающаяся разъединить, ибо она нас прожигала до внутренностей…
Тогда я поцеловал ее и продолжал целовать до тех пор, пока свет все еще окончательно не проник в нас и сжег все нутро, я продолжал целовать ее, не отпуская от себя, вжимаясь в нее всем своим телом и вздрагивая им как в последний раз.
– Это агония, – прошептал где-то рядом Вольперт, и тут же раздался взрыв, и я воочию увидел две наших оторванных от своих тел с Сиреной головы, слитые в одном единственном поцелуе, и улетающих в другую, непонятную Вечность…
И еще я это понял, потому что они пролетали через какую-то дверь, над которой висела табличка «Вечность».
– Сан Саныч, это опять вы?! – воскликнул я, увидев вокруг себя сплошную темноту.
– А как вы догадались?! – пробормотал удивленный Сан Саныч.
– А еще есть я, – неожиданно объявился рядом голос Сирены, – я, которая любит тебя и не хочет терять!
– Да, вы, я погляжу, даром время не теряли! – отозвался довольный Сан Саныч, – впрочем, когда мужчина говорит о любви, то думает о сексе, а когда о любви говорит женщина, то она вообще ничего не думает и не соображает!
– Да, что ты знаешь о нас, дурак ты этакий! – обиженно вздохнула Сирена.
– Я ничего не знаю и знать не хочу! – так же обиженно прошептал Сан Саныч.
– Послушайте, – занервничал я, – что вы говорите черт знает что, когда вы находитесь черт знает где?! Неужели вас это не пугает?!
– Да, милый, я сошла с ума, и ты это прекрасно знаешь, а все потому, что мне хочется только тебя одного, – нежно прошептала Сирена и обняла меня в этом мраке, полном страшных тайн, дав мне на минуту почувствовать и свое, и мое собственное тело, про которое я уже давно забыл, но тут же вспомнил и безумно задышал.
– Что это вы там притихли, – забеспокоился Сан Саныч, – можно хоть к вам приблизиться-то? А то скучновато что-то!
– Ай! Пожалуйста, не бейте меня! – тут же закричал Сан Саныч, по-видимому, получив оплеуху от Сирены.
– Ну, почему такое случается именно со мной?! – жалобно всхлипнул Сан Саныч, уже заметно отдаляясь от нас, – все время меня люди бьют и бьют всегда отчаянно по морде!
– Сирена, мне кажется, ты поступила с ним слишком жестоко, – прошептал я.
– Когда я нахожусь в состоянии полового возбуждения, я бываю абсолютно не в себе! – прокричала вдруг Сирена и тут же повалила меня на мягкий проваливающийся пол, быстро срывая с меня зубами одежду, но в этот же миг опять что-то потянуло меня вниз, и я, ухватившись руками за Сирену, устремился вместе с ней навстречу нарастающему свету…
Как будто небо оказалось снизу и, развернув нас, опять возвращало на землю…
И опять мы оказались в какой-то комнате, теперь уже ярко освещенной через окно солнцем, а по углам ее висели запыленные иконы, а перед нами стоял какой-то монах в черной рясе и с длинной, свешивающейся аж до самых ног черной бородой, который нервно перебирал в руках четки.
– Подними штаны, сын мой! – сразу же нахмурился он, глядя на мои приспущенные брюки.
– А ты, ведьма, изыди из кельи! – с гневом прохрипел монах на голую Сирену, но Сирена, тут же смутившись, набросила на себя мой пиджак и прикрыла свой срам, то есть не срам, а свое обнаженное тело.
– Откуда вы, богохульники?! – прищурился на нас с любопытством монах, – али из геенны огненной сюды пожаловали?!
– Нет, мы из клиники профессора Вольперта, – боязливо дергая плечами, ответила Сирена.
– От злых духов, значит, – скорбно покачал головою монах и, быстро перекрестившись, зажег лампадку пред иконой, на которой голый бородатый мужик гонялся за чертями.
Я застегнул брюки и прижал к себе от холода дрожащую Сирену, она опять застучала зубами как в прошлый раз.
