Роман Сенчин - Чего вы хотите? (сборник)

Умылась, повозила щеткой по зубам, прополоскала рот. Вытерлась полотенцем. Надо бросить в машинку – уже несвежее.

На лоджии – ликование. Голос комментатора заглушается папиным. Такой дуэт:

– Вот подарок так подарок!.. Молодцы!.. Блестящая гонка, уважаемые друзья!.. Вот так мы их!.. Молодцы, девоньки!..

Даша хотела поддержать. Сдержалась. И так всё ясно. И хорошо.

Настя сидела на кровати в темноте. Тревожно спросила:

– Почему так папа кричит?

– Радуется.

– А что радуется?

– Наши в биатлон победили.

– Ура-а! И сильно?

– Как – сильно?

– С флагом?

– Не знаю… не видела.

Ишь ты, уже разбирается, как можно победить сильно, а как не сильно… Да, иногда биатлонисты финишируют с флагами – это вроде считается особенно престижным.

– Засыпай, – сказала сестре. – Завтра будем на пианино заниматься. – И добавила: – Сильно.

Только легла, устроилась – закричала мама:

– А-а, я в новостях! Смотрите! – И одновременно смущенный и горделивый смех.

Сбежались, облепили ноутбук. На экране было какое-то темное шевеление, аплодисменты.

– Сейчас, – мама нажала «стоп», – на начало поставлю. – Ноутбук не торопился повторять ролик, и мама стала нажимать на «пуск» еще раз, еще.

– Не надо, – сказала Даша, – а то вообще зависнет. Полночи ждать будем…

Наконец пошло.

– Сегодня ровно в двадцать ноль-ноль, – стала рассказывать диктор, – истек срок административного ареста известного оппозиционера Сергея Удальцова. Последние дни лидер Авангарда красной молодежи, координатор «Левого Фронта» и Совета инициативных групп Москвы провел в больнице. Он был госпитализирован после сухой голодовки, которую объявил в следственном изоляторе…

– Вот-вот я!

И действительно, на первом плане появилась мама, вручающая цветы бритому налысо, сухощавому парню.

– Ура! Мама! – захлопала Настя в ладоши. – Рос-сия-а!

Папа запел:

– Круто ты попал на ти-ви! Ну-ка, на себя посмотри!

– А что здесь плохого? – нахмурилась мама. – Тем более это большой плюс протесту, когда одному из лидеров дарят цветы. Особенно в таких обстоятельствах – специально туда привезли, чтобы встречающих не было… Ладно, девочки, спать. Извините, что взбаламутила.

Глава 4

После каникул школьная жизнь никак не могла войти в нужную колею. И учеников, и, кажется, учителей больше занимали всякие политические дела, чем уроки. Учителя то ли по указанию свыше, то ли по своей воле часто просили не участвовать в митингах, которые – маленькие, многолюдные – проходили в Москве чуть ли не каждый день. Ученики на переменах спорили о том, плохой Путин или хороший, агент ли американцев Навальный и про всякое такое.

Двадцатое января в школе прошло для Даши под знаком двух событий. Во-первых, еще до зарядки Осинский врубил в айпаде клип какого-то нерусского артиста. Тонким блеющим голосом тот пел:

Давайте вместе вспомним мы те годы,Когда его не было – одни заботы,Страна в кризисе, народ страдал,И в это время бог его послал.

Заметили, когда он пришел во власть?В начале века и тысячелетья.Он – божий посланник, и он многое даст,С приходом его во всем улучшенье.

Хорошая стратегия, заметили вы?Нет никакого долга страны.Нам доказал за свое президентство,Выполняет обещанья, отвечает за слова.

Вэвэпэ спас страну,Вэвэпэ, он защищает,Вэвэпэ поднял РоссиюИ всё больше развивает.

– Вот это стёб! – захохотал Паша Сергеев. – Где это, на ютубе?

– С фига ли стеб! – Осинский изумился. – Нормальная песня, искренняя.

– Да ты послушай, блин. Стеб!

Из айпада как раз раздавалось:

Работал агентом год за годом,Лучший спортсмен и сын народа,Если сравнить, то он лучший в стране,Всю ответственность он несет на себе.

Почти полкласса хохотало, а другие слушали внимательно и как бы впитывали в себя эти неуклюжие, но понятные фразы.

– Всё он правильно поет, – сказал Осинский.

– Для начала, это попса, – начал Никита, – причем самая примитивная.

– Таджикская эстрада…

– Ну и что? Зато в точку…

– Песня – фигня, – сказала Лиза, стабильная отличница и авторитет класса, – но, кроме Путина, президентом сейчас быть никто не может.

Никита хмыкнул:

– Почему это?

– А кто? Жириновский?

– Жириновский – клоун и хамло трамвайное.

– И остальные такие же. Или клоуны, или подстава, как Прохоров.

– Не, – Осинский замотал головой, – у Ника есть свой вождь. Как его? Этот мохнорылый…

– Миронов, – подсказала Лиза.

– Миронов тоже не вариант, – грустно признался Никита.

Из динамика над дверью зазвучала призывающая к зарядке песенка:

Солнышко лучистое любит скакать,С облачка на облачко перелетать…

Сегодня она всем показалась особенно детской и глупой – делать упражнения не стали, продолжали спорить о кандидатах в президенты. «Алексей Навальный… Илья Пономарев появился… Путин…»

Но вошла учительница, и ребята разошлись по своим местам.

На переменах разговор то и дело возвращался к песне блеющего; у Даши в голове против воли звучало и звучало: «Вэвэпэ спас страну, Вэвэпэ, он защищает…» Да, попса, но действенная…

А вторым событием стало такое.

После первого урока к Даше подошла Полина, которая сидела за одной партой с Никитой, и сообщила:

– Представь, Ник тебе записку написал, потом хотел передать, но не передал. А потом взял и съел.

– Съел бумагу? – Даша поморщилась; мелькнуло подозрение, что Полина ее разыгрывает, но она вообще-то была серьезной, шутить не умела. – Да и откуда ты знаешь, что мне?

– У нас одна Даша. А там первое слово «Даша» было. Я случайно увидела.

Даша постояла, подумала, а потом дернула плечами:

– Ну и что!..

На самом деле ей было, конечно, не все равно. До сих пор с каким-то стыдом вспоминала тот случай с шарфиком. Тем более замечала, как Никита на нее поглядывает. Это и радовало, и раздражало, и даже временами очень злило. Ведь такие взгляды должны к чему-то вести, к словам, приглашению погулять вместе, в кино сходить – у них здесь «Киномакс» рядом, – в «Макдоналдс»… Но уже несколько месяцев все ограничивалось этими взглядами.

Впрочем, как что-то особенное скажешь, куда-то пригласишь? Постоянно при посторонних, а после уроков почти всегда Даша бежит в музыкалку, а Никита – на волейбол. Недавно со своей командой какой-то кубок выиграл…

Сегодня у Даши не было музыкалки, но торопиться все равно пришлось – мама решила вечером собрать гостей. В среду у нее был день рождения, тогда его отметили своей семьей, а сегодня должны прийти ее друзья. Нужно помочь приготовить, прибраться.

Ближе до метро «Маяковская», но Даша чаще всего ходила до «Пушкинской».

Здесь, на этом пути в несколько сотен метров, и можно почувствовать Москву.

Конечно, большинство шагает или семенит, опустив головы, механически, привычным, незамечаемым давно маршрутом, торопясь добраться от точки «А» до точки «Б», правда, бывают и такие, кто даже сейчас, в морозец, по слякотному от реагента тротуару идет с радостью и интересом к окружающему. К этим строгим, крепким зданиям из коричневого и серого камня, к оживляющему эту строгость красному дворцу, в котором какой-то (надо узнать какой и побывать) музей; некоторые заходят в «Пекинскую утку», в пиццерию «Mi Piace», в ресторан «Пирамида», и на лицах ожидание удовольствия… Вот построили недавно очередной отель, вот повесили прямо на стенах почти не отличающиеся от настоящих картин копии в золотистых рамах… Пушкинская площадь впереди, памятник. А там, дальше, в начале Тверской, угадываются, а в ясную погоду и видны башни Кремля…

Москва. Это ее родина, Москва. И она благодарна родителям, что появилась здесь, что она – москвичка. Может быть, лучше было родиться в Петербурге или где-нибудь у теплого моря, или в Лондоне, или в Голливуде. Но многим, очень многим вообще не повезло. Вон Алина, которая каждую минуту проклинает свой Сапожок, плачет, страдает, пишет отчаянные письма, длиннющие жалобы. Даше тоже есть на что жаловаться, и все-таки это совсем другие жалобы. Одно дело Москва – пусть тяжелый, огромный, опасный город, но с массой возможностей, а другое – какое-то захолустье, три улицы и два светофора, и никаких реальных надежд оттуда выбраться. Край цивилизации, который постоянно грызут дикость и мрак.

Да, Москва огромная, сложная и опасная. Даша ее и не знает почти. На какой-нибудь подробной карте наверняка и десяти точек, где бывала, не найдет. И даже не потому, что почти нигде не бывала, – бывает, но в основном в сопровождении мамы. И хоть ее напрягает это внимание, опека, хоть и пытается освободиться, иногда бунтует, но в душе понимает, что опека необходима. Действительно, опасности повсюду. Они подстерегают и в людных местах, и во дворах, в метро. Кажется, сделай что-то такое, что привлечет внимание, и тебя окружат, начнут цеплять, толкать и поволокут.