Роман Сенчин - Чего вы хотите? (сборник)
Середина дня, людей немного, даже есть свободные сиденья.
Даша устроилась между пожилой женщиной и старичком – безопасное соседство, – положила сумку на колени, вставила в уши наушники, включила плеер. Прикрыла глаза. Наверное, можно и подремать. Даже не подремать, а так – поколебаться между явью и дремой. Интересное состояние. И этих пятнадцати-двадцати минут полудремы часто хватает, чтобы подпитаться силами, отдохнуть, и даже когда из поезда на «Коломенской» Даша выходила вялой, с одним желанием – рухнуть скорее в кровать, то уже через несколько шагов была готова к новым делам, к продолжению жизни.
Сегодня вторая половина дня обещала быть долгой и нелегкой, хоть и праздничной…
Еще на своем этаже у лифта почувствовала вкусные ароматы. Пекущаяся баранина, пироги… Мама уже вовсю готовит.
– О, привет! – встретила Дашу. – Переодевайся, поешь – и подключайся. Мы с папой запарились.
Папа чистил картошку, мама металась от заваленного пакетами и тарелками стола к плите.
Даша любила гостей и ходить в гости, хотя это бывало нечасто. Несколько раз в последнее время слышала от тех, кого приглашали на праздник, изумленное: «Домой? А мы всегда в кафе отмечаем». Да, у многих людей, похоже, не принято ходить в гости, привыкли встречаться на нейтральной территории. И странно, чем обеспеченней семьи, тем реже они зовут к себе, а предпочитают заказывать столы или целые залы в кафе, пиццериях, сушках.
Быстро съела два бутерброда и стала крошить колбасу на оливье. Папа поехал в садик за Настей…
К семи часам, на которые назначили приход гостей, всё было готово. Оба стола на кухне, поставленные в ряд, накрыты. Получилось четыре разных салата, тарелка с баклажанными рулетиками, яйца с красной икрой, пирожки. В кастрюле на пару – рис, в духовке – баранья нога.
Минуты ожидания первого звонка в дверь были тягостными. Настя то и дело садилась за стол и предлагала садиться родителям и Даше, не желая понимать, что это неприлично – есть до гостей… Папа то и дело заходил в свой кабинетик, открывал тетрадь с новой повестью, что-то вписывал, зачеркивал. Прибавлял и убавлял громкость радио.
– Найди какую-нибудь хорошую станцию, – попросила мама, – где энергичная музыка. А лучше – у тебя диск был с зарубежным панком.
Папа включил. Кухня наполнилась шумной, но и мягкой какой-то мелодией. Жужжание гитары, барабанная дробь, звон тарелок. И – голос:
– Анархиё! Анархиё!
– Ч-черт, – мама стала терять терпение, – уже четверть восьмого.
– Работают все, – отозвался папа. – Надо было в субботу делать…
– В субботу вообще никого из дома не вытащишь. Тем более Маша с мужем на дачу собралась, и Ленка уезжает…
В половине восьмого наконец стали собираться. Пришли дядя Сева, известный поэт, с женой тетей Никой, переводчица и однокурсница мамы тетя Маша и ее муж дядя Коля. Дарили маме цветы и еще что-то в цветастых бумажных пакетах.
После приветственных слов и поздравлений, радостной суеты, толкотни расселись. Обменялись разными личными новостями, выпили за «деньрожденьицу», а потом заговорили, конечно, о выборах в Думу и предвыборной президентской кампании; мама вспомнила, как они с папой встретили дядю Севу и тетю Нику возле автобуса, где собирали подписи за выдвижение в кандидаты Эдуарда Лимонова… Даша слышала, что это такой писатель и крайний оппозиционер; когда-то жил в Париже, стал гражданином Франции, а потом вернулся в Россию, чтобы заниматься политикой.
– Вы что, серьезно выдвигали этого субъекта? – удивился дядя Коля, высокий человек с выразительными, тяжелыми какими-то глазами.
– А что? – мама тоже удивилась. – Эдуард Вениаминович – герой.
– Ну, это смешно.
– А что не смешно? Кто не смешон?
– Явлинский, да по крайней мере Прохоров…
– Ха-ха-ха! – демонстративно посмеялась мама.
– Ладно, друзья, что теперь спорить, – вздохнул дядя Сева, – все равно Лимонова не пустили.
– И правильно, я считаю. Таких нужно держать подальше. Или вообще в изоляции.
– Да почему, Коль?! – снова вспыхнула мама.
– Из-за высказываний, из-за этих его штурмовых отрядов… Это же фашизм!
– Я читал программу его партии, – включился папа, – никакого там фашизма. Наоборот, во многом очень даже правильная. Флаг, конечно, провокационный был, некоторые поведенческие детали…
– Но есть же Рыжков, Немцов, Касьянов, Навальный, на худой конец…
– Навальный – может быть, но он не баллотируется. Рыжков полностью под Немцовым. А Немцов… – Папа на пару секунд задумался. – Я готов допустить, что у него есть разумные, правильные мысли…
– Немцов – враг! – перебила мама.
– Подожди, пожалуйста… Но вспомните, как он в девяносто восьмом, в разгар беды, свою отставку принял – как освобождение. Схватили с Кириенко пузырь водяры и побежали к бастующим шахтерам. Будто школьнички после уроков. Помните?
– А что им надо было делать? – спросил дядя Коля. – Упираться? В кабинетах баррикады строить?
– Если ты хочешь спасти Россию – надо бороться. А их выкинули, и они обрадовались. И ведь не секретари какие-нибудь: один премьер-министр, а второй – его заместитель! Кириенко хоть помалкивает, а этот… Вождь оппозиции, мать твою!
– Вождь журналистов, – поправила мама. – Его так Сережа Шаргунов назвал десятого декабря. Ходит туда-сюда, а за ним человек двадцать журналистов с микрофонами, диктофонами.
Дядя Сева усмехнулся:
– Очень точно, кстати, – вождь журналистов.
– И Касьянов тоже, – не мог успокоиться папа. – Отправил его Путин в дупу, он побежал. А потом стал возмущаться…
– Ребята, давайте выпьем за детей именинницы, – предложила тетя Маша. – Мы, кажется, совсем забыли, зачем собрались.
– Точно!
– С днем рожденья!
– Сейчас – за прекрасных детей!
– Что-то старшенький не идет, – забеспокоилась мама, чокаясь с протянутыми рюмками и бокалами. – Обещал ведь в полвосьмого как штык…
– Придет. На работе, наверно…
– Он ночами работает, днем спит.
– А где он?..
– В студии – монтирует клипы, чистит…
– М-м, интересная работа!
Мама махнула рукой:
– Ой, не очень-то… Он мечтает фильмы снимать, но это ведь…
– Там такая мафия, я слышал, в кино…
– Спасибо, что есть литература!
– Хм, в литературе мафия не меньше.
– Да ладно, поменьше! Деньги помельче, и мафия не такая злая. А в кино…
У мамы заиграл сотовый.
– Алло! А, привет, Сереж… Спасибо-спасибо!.. – Послушала. – С Ваней сидишь?.. Жалко… А приезжайте вместе – как раз дети и познакомятся наконец… Ну ладно, тогда до встречи.
Положила телефон на стол.
– Шаргунов звонил. Не может. Сын Ваня болеет, с ним сидит…
– Хм, – усмехнулся папа, – а если в этот момент революция?..
– Это, что ли, крестный звонил? – нахмурившись, спросила Настя.
– Да. Видишь, сынок у него заболел…
– Чей Шаргунов крестный? – не понял дядя Сева.
– Настин.
– М-м! У вас, оказывается, тоже очень всё спаянно. Кумовство в прямом смысле.
– Иногда и кумовство не спасает, – сказал папа зловеще. – Быть может, наступит момент, когда придется мне в предсмертных слезах крикнуть ему: «Сергей Лександрыч, ты ж мое дитё крестил!»
– А-а! – вспомнил что-то дядя Сева. – А он тебя шашечкой – вжить!
– Да ладно, – махнула мама рукой, – все будет хорошо. К тому же Солженицын пророчил ему президентом России стать.
Дядя Сева печально покачал бритой головой:
– Не исключено. Но, думаю, до времени этого не дожить уж ни мне, ни тебе.
– Почему это, Сев?
– Лет тридцать эта власть еще точно будет сидеть. Череда преемников. А потом, не исключено, что-нибудь пошатнется. Только мне будет тогда за восемьдесят, а скорее всего, и нисколько…
– Всеволод, – перебила его тетя Ника, – не разливай здесь свою грусть-тоску!
– Тем более что всё трещит по швам, – добавила мама.
Дядя Сева не сдавался:
– Трещать может еще очень долго. И однажды может треснуть так, что за пять минут – на дно. Как «Титаник».
– Вот это больше похоже на истину, – кивнул дядя Коля. – По-моему, с Россией всё уже ясно. – Он сказал это таким тоном, что по Дашиной спине пробежал холод.
– Что тебе ясно, Коль? – кажется, раздражаясь, спросила его жена, тетя Маша.
– Не хочу распространяться, чтобы не портить настроение. Лучше, наверное, выпьем?
Папа стал разливать.
– Выпьем, и расскажешь.
– Девочки, вы поели? – спросила мама. – Идите поиграйте. К торту я позову. Или сейчас отрежем…
– Я посижу. – Даше хотелось узнать, что там ясно с Россией.
– Я – тоже, – сказала Настя каким-то очень серьезным голосом, и мама не стала уговаривать.
Взрослые звякнули посудой с напитками, прозвучало: «С днем рождения!.. Счастья!» Выпили, заели.
– Ну, Николай, приступайте, – приготовилась слушать мама.
Дядя Коля поморщился:
– Не стоит…
– Давай-давай, вопрос важный.
