Игорь Симонов - Уровень опасности
Сочинение Виктора Петровича оказалось написанным не ко времени и было признано политически ошибочным и стратегически недальновидным. Он молча выслушал комментарии непосредственного начальства: «Забыть весь этот бред», – но мысли из головы не выкинул, и, как часто бывает в таких случаях, через два с небольшим года мир буквально содрогнулся от невиданного доселе злодейства, размноженного на миллионы телеэкранов, – наступило 11 сентября 2001 года, чудовище вышло из тайного убежища и нанесло удар в самое сердце свободного мира, и мир этот – не только свободный, но и весь остальной, – так и не разглядев чудовища, уже узнал о нем разные подробности и узнал его имя, чтобы было кем детей пугать перед сном, – звериное и легко запоминающееся, как и полагается в Голливуде. «Жизнь – это театр», – философски заметил английский писатель в начале прошлого века. Потом долгое время жизнью была книга. На рубеже веков жизнью стали телевидение и Интернет.
«Ну что, – сказали тогда Виктору Петровичу, который вошел в новый век с новой женой и новым президентом и потому был преисполнен сил, энергии и желания доказывать свою правоту. – Заинтересовались твоим документом наверху. Ты там обнови, дополни с учетом последних событий и готовься к серьезному разговору».
Виктор Петрович обновил и дополнил. Главным дополнением, вытекающим из изнурительной борьбы с неуловимым чудовищем, был долгосрочный прогноз роста цен на нефть и открывающихся в связи с этим перспектив. Виктор Петрович писал о необходимости не просто осознания Россией своих национальных интересов, но и четкой формулировки этих интересов в доступной для значительной части населения форме. «Страна, выходящая из кризиса во главе с молодым и энергичным лидером, готова к объединению под лозунгами, которых не тронули еще девальвация и ржавчина. Это время сродни тому, что было в начале прошлого века после японской войны и революции пятого года. Тогда шанс был упущен. Прошло почти сто лет, и мы все знаем, что они принесли. Мы не имеем права повторить эту страшную ошибку еще раз».
С документом играли целый год. Виктор Петрович был теперь уже совсем на виду. У него появилось много влиятельных союзников. Но как-то не сошлись звезды на небесах. Пошел нефтяной дождь, и союзники занялись отчасти непривычным для себя делом – наполнением закромов. Очень тяжело планировать стратегию скучную и долгосрочную, когда каждый день надо ходить по грибы и каждый гриб – миллион. А сколько их в лесу после дождя – не счесть. А там снова выборы, а там еще что-то, страна-то большая, и врагов все больше становилось, и врагов каких-то ненастоящих, обидных. Как это произошло с некогда очень братской республикой.
Ну может ли быть врагом соседская дочка, с отцом которой в армии вместе служили и водку пили на праздники, и сколько раз кормили со своими детьми вместе, и мороженое покупали, и так, иногда, в шутку за сына старшего сватали, а она – и вырасти-то непонятно когда успела – нашла себе какого-то мужика, раза в два старше, да еще, видно, женатого, а он, пользуясь тем, что у отца работы никакой, а мать с ног сбивалась всех обслуживать, обхаживать да еще у чужих убирать за гроши, так вот мужик этот и подарки, и деньги, видно, тоже. Стала девка ходить такая вся фасонистая. Вот тоже люди, нет – прийти попросить, ведь никогда же не отказывали. Ну не выдержал, может, и зря, но ведь всего-то раз и сказал: «Гляди, сколько блядей развелось, так ты и родную дочь туда же. Совесть поимей», – и услышал ответ: «У нас своя жизнь, и ты в нее не лезь. Мы свою жизнь сами обустроим». – «Ну да, вы обустроите, дармоеды. Ну перестанет этот к дочке твоей ездить или жена его узнает, что тогда? Одумайся, пока не поздно, по-хорошему говорю». – «И я тебе по-хорошему говорю: отстань. Он за образование ее платит, работу нашел хорошую, а советы твои заебали, своим детям советуй, пока на иглу не подсели». Тут, конечно, надо было ему в тыкву дать, да, как назло, проходил по лестнице кто-то. Был бы мужик нормальный, пришел бы с бутылкой, посидели как следует, все бы забылось, так нет, здравствуй – до свидания, а дочка вообще здороваться перестала. Ну и что, враг он или не враг? Скорее всего, враг, потому что враг, с которым раньше водку пили, а потом он завязал, так он от злости своей самый бешеный враг и есть.
Над рассказом Виктора Петровича посмеялись, говорят, даже самому пересказали и он тоже посмеялся. Но ничего не изменилось. Жизнь большого мира шла в целом по написанному Виктором Петровичем сценарию. Но слишком большой инерцией обладала система. Именно осознание этой неизбежной для любой системы инерционности свело его с Вадимом Вадимовичем. Люди они были одного поколения, одной школы, и при этом очень не похожие друг на друга. Это только снизу кажется, что все высокие горы одна на другую похожи. Но они оказались необходимы друг другу, потому что Вадим Вадимович понимал, что никто из его окружения не способен решать действительно сложные задачи, а Виктор Петрович, способный не только решать, но и формулировать их, не мог не оценить того, что при своей немыслимой, нечеловеческой нагрузке Вадим Вадимович способен на мгновение сконцентрироваться и увидеть ту цель, которую даже при подсказке не способны были разглядеть другие. В результате Виктор Петрович все чаще занимался решением задач, которые он сам и формулировал. Это было именно то, что он любил и умел делать.
Глава 15
Дмитрий Сергеевич. Черногория
Встреча с Ахмедом примерно за год до того, как все случится
Может показаться совсем невероятным, что Ахмед Дугаев – террорист и убийца, многократно поминаемый в газетах и по телевизору недобрым словом, и Дмитрий Сергеевич – человек, от которого в немалой степени и зависело, кого и каким словом газеты будут поминать, были знакомы друг с другом с юношеских лет и учились на одном курсе журналистского факультета одного из самых престижных в стране институтов. И это отчасти следствие того, что такие ураганы с ливнями прошли по стране за пятнадцать лет, так все поразметало, что и узнать теперь непросто. Но только отчасти, потому что если взять других однокурсников Дмитрия Сергеевича, то они каждый к своему правильному месту так или иначе все равно прилепились. И чтобы уж совсем по другую сторону оказаться да еще с автоматом и гранатой – это надо было Ахмедом родиться.
В институте не дружили – да и не могли дружить. Дмитрий, тогда уже неповоротливый, полноватый, в очках, к последнему курсу определил, что пришло время деньги зарабатывать, а скоро – и больше тонны поднять можно будет. Ему так и представлялось: с вилами в копну сена – и сколько подымешь, все твое. Ахмед к этому времени, кроме девушек, вообще ни к чему интереса не проявлял и таким и остался в памяти всех, кто общался с ним тогда: у одного из первых среди студентов «тойота», вечный женский визг, небритый, задиристый, но не злой, какие-то истории, кого-то избил, всегда можно было травкой разжиться, еще два года назад тут бы тебе и комсомольская организация, а может, и посерьезнее кто бы вмешался, но все рассыпалось, потеряло опору, и оказалось, что у Ахмеда дядя родной, а может, и не родной, кто их разберет, – в Верховном совете заседает и какие-то там вопросы серьезные решает.
В 92-м институт закончили, и совсем пути разошлись. Дмитрий нашел правильного партнера, тот подсказал, куда все поворачивает, вложил деньги – получилось, не вилами, конечно, но обычной вилкой ухватывать можно было немало. А Ахмед неожиданно для всех – домой, в нищую свою неугомонную республику редактором местной газеты. Хотя это тоже только выглядит неожиданно, а опытному человеку понятно – в политику собрался, у каждого своя дорога.
Дорога эта привела Ахмеда через год в Москву на встречу с Дмитрием, и они, два бывших однокурсника, по двадцать три года каждому, сидели в одном из немногочисленных тогда хороших, то есть валютных, ресторанов и обсуждали не пустяковый совсем вопрос, тянувший на сто тысяч баксов – очень не малые по тем временам деньги.
– И твой интерес тут какой? – уже наученный опытом, спросил Дмитрий, подцепляя нежный кусок семужки, чтобы отправить его в рот следом за обжигающе холодной шведской водкой.
– Нет моего интереса, Дима. Мой интерес – дело делать, – наставительно ответил Ахмед, и оба они подумали одно и то же: «Каким ты был, таким остался». Никакой не было радости сидеть за одним столом, но знать они не знали, сколько раз еще придется.
– Значит, не пьешь больше? – спросил Дмитрий, чтобы сменить тему. Неприятность сидения за одним столом вполне перекрывалась обещанными деньгами, тем более что и процент отдавать не надо было.
– Не пью, – спокойно ответил Ахмед.
Дмитрий хотел спросить, почему, но не стал. Что в нем было развито безмерно, так это чувство опасности. Не красный, не оранжевый и не желтый даже, а какого-то болотного цвета сигнал загорался на периферии сознания – другой бы и не заметил, а у него все: двери, окна закрывались, и включалась немедленно противопожарная и всякая другая сигнализация.
