Юлий Крелин - Очередь
Лариса усмехнулась.
– Садись, Нина, в машину.
– А я бы все равно, конечно, погодил немного. Подумаешь, обождать до завтра нельзя.
– Ну, что вы говорите, Кирилл? Доктор, Лариса Борисовна, своей очередью рискует, значит, это действительно важно и опасно.
– Ну, Тамара Васильевна! Говорите же вы! Она же сказала, что сама виновата. Влетит ей, если что.
– Кончай, Кира, ахинею нести. Шутник нашелся.
– Да не шучу я…
– Лариса Борисовна, разрешите, я с вами поеду. Мало ли что может вам понадобиться? Гонцом сюда хотя бы вернуться!..
– Не глупите, Дмитрий Матвеевич. Гонцов не надо. Сама приеду, если что.
– Нет, Лариса Борисовна. В этой ситуации я тоже хочу разделить с вами риск потери очереди. Да и к романтике чуть-чуть приобщиться. Это было бы справедливо. Вот только попрошу Валерия Семеновича проследить, если будет перекличка, пусть, если сумеет, объяснит, что у нас стихийное бедствие, защитит меня.
Услышав слова про стихию, Лариса неожиданно махнула рукой, засмеялась:
– И то! Давайте похватаем риску вместе. Втроем. Не бойся, Нина.
Нина и Дмитрий Матвеевич влезли в машину, Лариса еще раз подошла к Анатолию:
– Толя, на очередь шансов мало. Не рассчитывайте, операция обязательна.
Толя молча кивнул, махнул Нине рукой и отвернулся.
В больнице, разумеется, все подтвердилось. И анализы, и температура, и мнение дежурных коллег – все сводилось к одному: необходима операция.
Лариса некоторое время колебалась, но все же чувство вины одолело ее, и она решила оперировать сама. Нину прямо из приемного отделения отправили в операционную, а Лариса пошла переодеваться. Дмитрий Матвеевич остался ждать ее в кабинете.
Сначала он попросился было на операцию, но Лариса сказала, что это не тот случай, не та ситуация, когда можно устраивать представление. Дмитрий Матвеевич замкнулся и замолчал. Он вдруг увидел совсем другую Ларису – у нее были иной голос, иная походка, иные шутки. Всем своим поведением, обликом, образом действий она поставила его на свое место. Довольно сухо, без всяких интеллигентских маскировок и метафор, сказала, что если хочет ждать, то пусть сидит спокойно в кабинете.
В больнице все засуетились: заторопились анестезиологи, быстро побежали готовить операционный стол сестры, благо в это время не было операций. Все торопились, все понимали: случай экстраординарный, шеф торопится, шеф стоит в очереди на машину, шефу надо успеть на перекличку.
Операция длилась больше часа. Конечно, оказался аппендицит, и, конечно, был уже перитонит. Гной распространился по всему животу, и Лариса перед зашиванием долго и скрупулезно вымывала все карманы, все гнойные затеки. Пришлось поставить в разных участках четыре резиновые трубки, чтоб можно было наладить постоянное промывание полости.
К концу операции начало сказываться длительное многочасовое отравление, шедшее из пораженной области, и, несмотря на молодой возраст больной, давление стало падать. Анестезиологи проводили интенсивную реанимацию. Когда после наркоза восстановилось самостоятельное дыхание и артериальное давление держалось на обычных цифрах, Нину перевели в реанимационное отделение.
Лариса спустилась в кабинет. Дмитрий Матвеевич сидел в углу дивана и дремал.
– Заснул?
– Да. Думал. Пожалуй, даже завидовал твоей работе, самоощущению нужды в себе. А? В конце концов, все эти благостные мысли меня усыпили. А у тебя все в порядке? Аппендицит? Можем ехать?
– Аппендицит. Боюсь, не расхлебать мне свое легкомыслие.
– При чем тут ты? Насколько я понял, она, так сказать, диссимулировала, ничего не говорила.
– Мало ли что она молчала? Если бы не очередь, так бы я себя вела? Это моя вина. По вашему счету нет вины, а по нашему счету – вина. Вот если меня ругать будут где-нибудь, тогда я буду говорить также о диссимуляции и воздевать руки кверху: «Да откуда мне знать, что у нее болит?!» А для себя…
– Что каяться без толку? Ты сделала все, что могла, а теперь поехали.
– Сейчас. Подожди еще немного. Посмотрю ее в реанимации и приду.
Ларисы не было минут пятнадцать. Вошла она медленно. Дмитрий Матвеевич чего-то испугался и вопросов не задавал.
Лариса посмотрела в окно, в котором видно было только отражение комнаты, и сказала:
– Отвернись, я переоденусь.
– Что-нибудь случилось?
– Нет. Что может случиться? Давление держится. Она на аппарате еще.
В машине ехали молча. Дмитрий Матвеевич прекратил все свои разглагольствования. Заробел. Он видел, что Лариса о чем-то напряженно думала, что-то решала. Ему представлялось, будто она решает какие-то свои медицинские задачи, вырабатывает план лечения, прикидывает те распоряжения, что отдаст подчиненным, сейчас найдет что-нибудь единственно правильное, что и спасет Нину.
Но это были лишь книжные или по фильмам представления о мыслях хирурга после тяжелой операции.
Лариса думала о том, что состояние Нины ей не очень нравится, что все же опасности для жизни, наверное, нет, что реаниматоры все сделают, как надо, что они понимают значительно больше ее в послеоперационном периоде у подобных больных, и снова что не очень нравится ей лицо Нины, запавшие глаза, обтянувшийся нос… и все снова, снова.
Наконец она поставила машину на свое обычное место.
Первым подбежал Анатолий.
– А Нины нет? Да?
– Толечка, не волнуйтесь. Операция прошла хорошо. Гной весь убрали. Пока она еще тяжелая, лежит в реанимации, а дальше видно будет, как судьба распорядится. Мы сделаем все, что в наших силах, и, я думаю, все окончится благополучно…
– Значит, из очереди я могу уходить? Подошли и все остальные.
– Перекличку не делали?
– Какая сейчас перекличка? К утру сделаем. Ну что? Не привезла обратно? Ясно.
Лариса оглядывалась по сторонам. В одной из групп среди мужчин возвышался Станислав.
«Ну, естественно, ничего другого и быть не могло. Иначе это уж полный развал личности, полная деградация. Если по правде говорить, он и в этом виде намного лучше большинства здешних экземпляров. Да, надо сказать, Дима тоже не лыком шит. Поехал. А после больницы как-то примолк. Где же он? Наверное, в свою очередь пошел. Если бы не он, я бы, конечно, не вернулась. Не вернулась? Лукавлю. Сама с собой лукавлю…»
– Спасибо, Стасик. Все в порядке. Я уже на месте.
– Ваши места – ваши проблемы, я…
– Я просто хочу сказать, что ты можешь ехать домой.
– А себе место я и сам найду. Разберусь, где мне лучше и покойнее.
Она отошла от него, и Стас вновь вписался в круг мужчин.
Лариса села в машину. Вскоре появилась Тамара, потом Валерий, и для полного комплекта последнее место в машине занял Дима.
Тамара долго рассматривала сквозь стекло очередь и наконец, пришла к какому-то выводу:
– Смотрите, как меняется лицо очереди ближе к записи. Валерий. Конечно. Сейчас другие люди пойдут. Дима. То есть? Не понял.
А все поняли сразу. То ли он не расслышал, то ли унесся в мыслях куда-то далеко.
Валерий. Ты на себя будешь машину записывать?
Дима. На себя. У меня давно уже ее нет.
Валерий. И я на себя. И эти милые дамы на себя. Лариса, у тебя ведь муж владелец этой машины?
Лариса. Да.
Валерий. Нам просто. Мы в очередь встали, на себя и записываем. Сейчас места займут настоящие покупатели вместо подменявших. Вон, смотрите, стул появился. Это значит, что привезли какого-то малоподвижного покупателя – бабушку, дедушку… Побегу в очередь, надо хоть посмотреть, что за люди.
Тамара. Лариса, а у вас в больнице сейчас не меньше работы?
Лариса. Почему? С какой стати?
Тамара. Шефа нет.
Лариса. Да Господь с тобой! Что уж, я так много значу? Все идет своим чередом. Может, какую плановую операцию и задержат, так просто из уважения ко мне, чтоб не обижать.
Тамара. А в праздники работы меньше?
Лариса. Ну, поменьше, но все равно много. Больные же… Вернее, болезни не отдыхают. А экстренной хирургии больше, чем в будни.
Тамара. Наверное, за счет пьяных?
Лариса. Да нет. Больше всегда боимся, чем обычно. А праздники больнице очень нужны.
Тамара. Из-за того, что больше работы?
Лариса. Для молодых хирургов и это важно. Но главным образом за это время, за эти дни больница разгружается, белье поднакапливается, плановые больные не ложатся – без праздников больница бы сгинула.
Дима. Праздники, наверное, всюду нужны, не только в больницах. Потому человечество и обратилось к их помощи. Но, с другой стороны, не дай Бог в тяжелом состоянии оказаться в больнице во время праздников.
Тамара. А я бы сейчас поспала. Лариса, как ты смотришь на это? У тебя здесь можно?
Лариса. Так же, как и в прошлую ночь. Сидя, так и вчетвером можно. А я бы почитала. Фонарик хороший. Его хватит до утра?
Дима. До утра хватит, до рассвета. Но не читать же всю ночь, любезнейшая Лариса Борисовна.
Лариса. Когда вы нарочито стандартно говорите, мне кажется, что вы просто ерничаете.
