Аарон Шервуд - Байки старого еврея
Ломался он недолго. И вот набережная Невы. У парапета на вечной стоянке застыл революционный крейсер. На противоположной от него стороне, метрах в двадцати, – Нахимовское училище, а из будки часового разливается: «Вставай, проклятьем заклеймённый…» Впоследствии оба не могли внятно ответить, что их подвигло петь «Интернационал». Посовещавшись, они выдвинули гипотезу о том, что распитие водки без закуся и из горла повлияло на репертуар. Я же думаю, что это место такое. Зона, как в «Сталкере».
Похмелье тортом
От стереотипов никуда не деться. В бывшей братской семье дружных народов жили хитрые хохлы, они же украинцы. Граждан Молдавии считали глупыми. Армяне почему-то ассоциировались с армянским радио. Не с официальным, разумеется, а из анекдотов. Не думаю, что все они были остроумными. Еврей же должен был быть обязательно со скрипочкой или в крайнем случае носить очки. Правда, стереотип допускал улучшенный вариант – со скрипочкой и в очках. Но обязательно интеллигент. Кто такой интеллигент, большинство объяснить не могло. Подразумевался человек как бы не от мира сего – что с него взять, интеллигент. Это был даже не стереотип. Посудите сами. Всегда аккуратно одет, при женщинах не выражается. С коллективом не пьёт. Понятно, с человеком что-то не так.
Вот вам пример. Привела меня судьба поработать в автобазе контейнерных перевозок. Вам когда-нибудь доводилось встречать людей, притягивающих неприятности? Если да, то мы знакомы. Когда требуется человек, чтобы нахамить начальству, судьба шлёт меня. Нет, я далеко не хам, уважаю старших, уступаю старушкам, даже весьма «юным», место в транспорте.
С пониманием, как к братьям меньшим, отношусь к начальникам. Подводит меня язык: не могу сдержаться и не съязвить. Вот и сейчас, прогуливаясь с сигаретой по территории автобазы в ожидании главного инженера, которого я в глаза не видел, подвергся нападению. На меня налетел мужик, скорее мужичок с ноготок, в замасленном ватнике, с горящими от гнева глазами. «Ты что куришь?» – «Вы не нервничайте, курю хорошую сигарету, по случаю достал «мальборо». Наверно, интересуетесь почему. Тогда правильно задайте вопрос». Повернулся и пошёл ожидать главного у кабинета. За мной следует, обиженно сопя, мужик, открывает дверь кабинета главного инженера и с треском захлопывает её у меня перед носом! «Ну что, – говорю я сам себе, – на новое место с новым скандалом?» Вхожу. Мой знакомец, он же второе лицо предприятия, бубнит: «Плохо начинаете трудовой путь в нашем коллективе». Хорошо, что я отходчив, подумал я, протягивая документы для оформления на работу.
Выйдя из кабинета и оказавшись на территории автобазы, я обратил внимание на водителя «КамАЗа», пытавшегося справиться с подножкой кабины. Работа у него не ладилась, и он что-то бубнил себе под нос. Я прислушался: нет, определённо я услышал идиш! И всё-таки я решил убедиться. Между нами произошёл содержательный диалог: «Ду бист аид?» – «А так не видно? А ты?» – «А так не видно? Ты первый еврей – водитель грузовика, которого я знаю!» – «Ну и что? Нет у меня слуха, да и скрипку не люблю. Водить машину – да, а скрипку – нет». – «Да ты не ершись, забей. Делай как нравится. Вот только подножку ты починишь не раньше понедельника. Давай по пивку».
От пива он отказался, предложив пойти в кафе-мороженое. Меня это даже позабавило: еврей, водитель контейнеровоза и мороженое! Вот такой коктейль (шутка).
Здесь я должен сделать пояснение. В Ленинграде, где евреев было относительно мало, увидеть еврея на рабочей должности было, мягко говоря, маловероятно. Были, конечно, исключения. Но, повторюсь, исключения. В данном же случае была налицо «сбыча мечт». Парень просто воплотил мечту детства. Стать «дядей шофёром большой машины». Он так и остался большим ребёнком, в чём я убедился в понедельник. Придя на работу, я увидел хохочущую толпу, наблюдавшую, как за моим знакомцем гонится верзила сварщик. Сварщик, скажем так, вспоминал всех родственников улепётывавшего от него еврея. При этом приговаривал: «Я тебе покажу торт, я тебя на всю жизнь напою лимонадом!»
А произошло следующее. Утром (не забываем, понедельник – день тяжелый, особенно для сильно пьющих) к сварщикам пришёл наш герой. «Доброе утро, уважаемые товарищи». Такое обращение мужики слышали только на собраниях в красном уголке и, естественно, приняли это за плохую шутку. «Кто тебе сказал, что оно доброе? Не видишь, болеем». – «А зачем вышли больные на работу? Пошли бы к врачу, он бы вам лекарства выписал».
Происходил диалог глухого со слепым. Он искренне не понимал ситуации, они же были уверены в том, что над ними издеваются. «Короче, чё припёрся?» – «Не могли бы вы, уважаемые, починить подножку кабины доверенной мне машины?» – «Сгоняй за бутылкой». – «У меня всё с собой», – сказал несчастный, открывая принесённый портфель и вынимая из него две бутылки лимонада и торт.
Жить ему оставалось считаные секунды. Это он понял, едва взглянув в лица сварщиков. «Убью!» – одними губами прошептал один из них, но еврей оказался проворнее. Думаю, тут сказалась вековая привычка не расслабляться, общаясь с гоями. Дальше вы знаете. Ещё долго шофёрская братия потешалась над ним. Но после того как он, купив два ящика эскимо, угощал весь коллектив по случаю своего дня рождения, отстали. Смог ли он остаться прежним и сохранить свой наивный взгляд на жизнь или пал в неравном бою с суровой действительностью, мне неизвестно. Избавляться надо от стереотипов!
Прапорщик Бабаня
Сдержал-таки своё слово военком, хотя я его об этом не просил. Отправил служить меня на южный берег Северного моря. Это у них называется шутка юмора, вроде «я когда нормален, а когда и беспощаден». И вот после суток беспробудной пьянки в поезде мы прибыли на станцию Кандалакшу. А началось всё с того, что наши сопровождающие, они же конвоиры, сначала весьма вяло пытались не допустить вноса запрещённой алкогольной продукции на территорию вверенного им объекта, не объясняя при этом, что такое разрешённый алкоголь. Но стоило составу отойти от платформы, как они, конвоиры, по старой русской традиции пристроились к водочке на халявочку. Происходило это следующим, думаю, давно отработанным способом. Кто-то из них прогуливался по проходу плацкартного вагона. В одном из купе ему предлагали выпить «воды». Наивные, они были уверены, что придумали оригинальный ход! Долго ли, коротко ли, но ещё до Лодейного Поля весь вагон дружно, не обращая внимания на чины и звания, пил горькую. Не стану кривить душой: я не был исключением – пил как все. Пил и краем уха слушал рассказы наших будущих командиров о том, какие они добрые и заботливые. Сидевший рядом со мной невольник, а в перспективе, как и я, воин, мрачно пошутил: «Зарежут небольно». И тут один из конвоиров запел: «Если радость на всех одна…» А у меня как реакция на эту песню в голове застряла фраза из другого кинофильма: «На рассвете расстрелять хотел нас генерал. Своё он держит слово, хотя бы в отношении меня!» Чтобы отвлечься, я спросил у соседа:
– Радость на всех одна – это что, халява? А беда – служба?
– Ты бы, Аид, не умничал – на губу сядешь. В армии умником быть не положено.
– Так я ещё присягу не принял.
– Вот после присяги и присядешь.
– Юмор у тебя нерадостный.
– Что завезли.
Вот так, разговаривая в перерывах между принятием на грудь, мы докатились до Кандалакши. Перед самым концом путешествия мне рассказали легенду или байку о том, почему место, где мне предстояло, копая траншеи «от забора и до обеда», защищать Родину, называется Кандалакша. Оказывается, при царе с каторжан здесь снимали кандалы. То есть «кандалы кши». Как ни пытался, я так и не смог выяснить значение загадочного слова «кши», равно как и то, какой это язык. Все мои вопросы упирались в лаконичный ответ: «Язык местный». Что тут скажешь?
Меня поразила инфраструктура, как сейчас модно говорить. Куда ни посмотришь – везде исключительно серый цвет. Серая дорога, серые дома, серые горы. И абсолютное отсутствие какой-либо растительности-зелени. Я и подумал, что легенду-байку мне рассказали не всю: он, каторжанин, избавившись от оков, должен был сказать: «Велика Россия, а бежать некуда!». Я тут же вспомнил, что эту фразу, в слегка изменённом виде, говорил политрук Клочков. Кто же мог предположить, что спустя чуть более двадцати лет выяснится, что политрук Клочков был, а боя, где он это якобы сказал, не было. Но я отвлёкся. Моя, как всегда, правдивая байка не о непредсказуемости советской истории. Моя байка о величайшей беде человека – его глупости.
Началась наша служба с того, что нас обокрали. Вернее, ограбили старослужащие. Они забрали у нас всю приличную гражданскую одежду под предлогом того, что за два года службы она выйдет из моды, а на дембель мы отнимем себе прикид у будущих салаг. У них не возникало мысли о том, что кто-то не станет грабить себе подобных. Деды так прямо и сказали: традиция. Потом была баня, или – на их непонятном мне языке – помывка. После бани, или помывки, нас повели на обнуление. Я с ужасом ждал этой процедуры. В голову лезли жуткие мысли. Но оказалось всё просто – под этим зловещим названием скрывалась стрижка всего лишь головы под ноль. После экзекуции ко мне подошёл мой вагонный попутчик со словами: «Ну чё, понял теперь, что умничать не следует? Привыкай – учи новый язык, армейский.»
