Игорь Симонов - Уровень опасности
– Ты это, парень, адвоката уйми, а то не ровен час…
– Не ровен час – что?
– А что хочешь. Сам молодой, сестренка молодая, вон какая симпатичная… наркотиками не балуется? А то сейчас такая молодежь пошла…
В один прыжок мог достать суку и за десять секунд удушить. Если в кабинет никто не войдет, то и выйти можно было спокойно. А дальше что? Искать сразу начнут. Если уехать, то куда, а сестра с матерью? С ними что?
Вечером позвонил адвокату, спросил, какие шансы на успех жалобы. «Мало шансов, – был ответ, – но по-любому дело долгое. Если есть куда мать с сестрой увезти – увези. Продай квартиру свою – отправь их куда-нибудь. Не ровен час…» Вот этого он лучше бы не говорил. Трубку об стену – это только начало. Минуты три бушевал Алексей в своей квартире. Много чего переломал. Остановился, когда увидел, как на ковер большими каплями капает кровь. И первая мысль: «Сейчас же, блядь, пришьют, что замочил кого-то». Кого замочил, что? Так и до дурки недолго. Остановился, вытащил застрявшую между пальцами стеклянную крошку, промыл рану мирамистином, заклеил пластырем – был еще дома запас всего со старых времен. Весь вечер занимался уборкой квартиры – всего-то в одной комнате ярость разливал, а уборки на целый вечер, это при том что половину на выброс. Вечером позвонила сестра Настя на мобильный. «Что у тебя с телефоном?» – «Сломался». – «Леш, приезжай, я матери лекарства дала, но одна боюсь, приезжай и поесть привези чего-нибудь».
Ели остывшую пиццу. Сестре летом исполнилось семнадцать – в университет поступать, а тут все это. Экзамены побоку, подруги теперь вот – студентки, кто дома, кто в Москве, кто в Питере, – Настя затаила обиду и виду не показывала. Хотя брат-то, он и так все видит. Была папина дочка – принцесса: теннис, лошади, лыжи, английский, французский. «Леш, что делать-то будем?» – не в первый раз уже спросила Настя, за одно лето переставшая быть девочкой-подростком, но все еще младшая сестра.
В старых джинсах, футболке, обтягивающей красивую грудь, светло-русые волосы заплетены в косу, синяки в размер больших зеленых заплаканных глаз: «Ты что делать-то будешь? Я так жить не хочу – я уеду».
– Куда уедешь?
– Куда-нибудь. В Москву. Первое время у Таньки поживу. У нее квартира.
– А потом?
– Найду чего-нибудь. Работать пойду. Леш, там жизнь другая. Там нас никто не знает.
– Там мужики богатые, да? – Думал, вспыхнет, кричать начнет. Нет, смотрит молча.
– Леша, ты большой, ты сам все знаешь. Вот и Наташа говорит – поехали. У нее там знакомая, говорит, с работой поможет.
– Настюха, ты брось про это думать, – слова находились с трудом, все ненужные какие-то вперед выпадали, – ты отца вспомни, он же тебя… Это же мы как будто предаем его. Настюха, подожди, не решай ничего.
– Леша, – прокричала ему в лицо семнадцатилетняя сестра, – папы нет! Папы нет! И не будет! И сколько бы мы с тобой тут слез ни пролили, прошлую жизнь не вернешь. Если ты с нуля начинать не готов – пропадешь. Я готова. Может, и лучше, что не вместе. Мне так легче будет.
Встал с дивана, прижал к себе ее голову, она обхватила руками, рубашка намокла от слез – кто подскажет, кто поможет? «Дай неделю подумать, ничего не делай. Обещаешь? Мне Петрович работу предлагал у себя – начальником отдела».
– За тысячу баксов?
Вздохнул тяжело:
– Вроде того.
– Ну а ты что?
– Дай неделю. – Их прервал звонок в дверь. – Кто это?
– Нателка. Пока ты ехал, она позвонила, сказала, что зайдет посидеть. Я не знала, может, тебе надо куда.
– Куда мне надо, дурочка, если ты звонишь?
– Нет, Леша, это неправильно, – и в сторону двери в ответ на второй звонок, – иду, иду, подожди, не трезвонь. Ты молодой, здоровый, красивый, умный, жизнь пройдет – не заметишь. Нателка вон убивается по тебе.
– Убивается, – усмехнулся, но слышать было приятно.
Нателла появилась в их жизни недавно, точнее, она появилась в жизни сестры и быстро заняла в ней пустовавшее на тот момент место лучшей подруги. Было ей лет восемнадцать, и была она в самом расцвете женской красоты с хорошим замесом южной крови. Пройдет год – отяжелеют и расширятся бедра, опустится грудь и все будет вроде бы такое же, а уже не такое. Этого ничего, конечно, Алексей не понимал, но Нателла его волновала. Вот она появилась в комнате – высокая, грудь не дает застегнуться белой блузке, тяжелые густые темные волосы просто схвачены гребнем, не сходящий с лица загар и этот с ума сводящий взгляд огромных, чуть раскосых глаз, в руке целлофановый пакет: «Здравствуйте, Алексей, не знала, что вы здесь, вот вина купила, фруктов, думала, посидим с Настей…»
– Ну и посидим, и Леша с нами посидит, правда, Леша?
– Да, Алексей, посидите с нами, а то что это мы все вдвоем, без мужчины.
– Ну уж, Нателла, в жизни не поверю, что у тебя с мужиками проблема. Ты в зеркало на себя когда последний раз смотрела? Я думаю, они тебе проходу не дают.
– Они мне проходу не дают, но я им не даю.
Настя засмеялась, расставляя бокалы: «Ну Нателка дает, скажет так скажет». Раньше все ее подруги смотрели ей в рот, теперь у нее появилась старшая подруга, повидавшая жизнь. «Отец вряд ли был бы рад такому знакомству», – пришла в голову запоздалая мысль, но они жили уже в другой эпохе – после отца, и в этой эпохе все было по-другому.
– И потом, Алексей, мне не нужны мужчины, мне нужен один мужчина.
– Чтобы сразу замуж?
– Нет, чтобы любить, – глаза в глаза, пухлые губы полуоткрыты, в такт дыханию поднимается и опускается тяжелая грудь. Алексей почувствовал, как напрягается тело, и встать-то сейчас с дивана не получится. Как ни далек был Алексей от всего мирского, но на эту девчонку и у мертвого бы встал.
– За что пить будем? – спросила Настя, разложив все красиво по тарелкам и разлив по бокалам вино. – За то, как вы хорошо смотритесь вместе? Такая парочка, хоть в журнале печатай.
– Можно я? – тихо сказала Нателла, не поднимая глаз от бокала. – Я знаю, что так не принято, но это от сердца.
– Говори, подруга, – все еще улыбалась Настя.
– Я за вас хочу выпить. Вы такие молодые, такие красивые, такие умные. У вас жизнь должна быть счастливая. И она будет счастливая. И за вашу счастливую жизнь я и хочу выпить! Пусть завтра будет лучше, чем сегодня.
Непосредственно для Алексея завтра точно оказалось лучше, чем сегодня. Через полчаса сестра сказала, что устала и хочет спать и никто ей в сиделки не нужен, а через час с небольшим, убрав со стола, Алексей с Нателлой были уже в его квартире, и только захлопнувшейся двери ждали их руки, ноги, губы, чтобы обнять, прильнуть, вжаться друг в друга, почувствовать руками дышащую жаркую влажную плоть – скорее, скорее майку, лифчик, трусы, задрать юбку, боже, какая у нее красивая жопа, – господи, забыл – не нужно, мой милый, я чистая, и ты можешь в меня кончать сегодня, ничего не бойся, я твоя, еще, сильнее, поцелуй мою грудь. Ты такая красивая, такая сладкая. Да, красивая, да, сладкая – вся твоя, о, о, как я чувствую тебя, еще, еще, я сейчас кончу, давай вместе…
И это было только начало. Восемнадцатилетняя девушка Нателла была более нежной, более умелой, более страстной, чем любая из девушек Алексея до этого дня. С короткими перерывами на сон они занимались сексом до самого утра. Стоило любой части тела во сне соприкоснуться со своей половинкой, и все тело пробуждалось. У Алексея было слишком долгое воздержание – мозглявые проститутки в промежутках не в счет, к тому же Нателла была неутомима и изобретательна. Потом он, конечно, спросит, откуда у нее такие познания, потом, когда и она не выдержит, оближет еще раз его член.
– Я не могу больше, мой милый, нет сил, я встать не могу.
– Кто научил тебя? – поглаживая выпуклые изгибы тела.
– Чему? – сквозь сон.
– Всему этому. Ну всему, что ты умеешь в постели.
– Любовь меня научила. Ваши женщины ничего не понимают. Они не слушают свое сердце. Сердце все подскажет… Иди сюда, милый.
На протяжении последующих дней сердце подсказывало Нателле, что ей надо делить свой день между братом и сестрой, всецело посвящая ночь брату. В конце недели, расчесывая перед зеркалом свои длинные волосы, перед тем как снова спутать их в объятиях любовника, она сказала, как всегда, тихо и, как всегда, глядя в глаза отраженному в зеркале Алексею, ее груди покачивались в такт движениям рук: «Настя ждет от тебя ответа, Леша».
– Ты о чем? – не понял в первый момент Алексей.
– Ты обещал ей через неделю дать ответ. Она правда собирается в Москву. Ее надо отговорить. Ее плохая девочка приглашает ехать, но она не хочет ничего слушать. Она говорит, что ты все равно ничего не придумаешь.
За все это время она в первый раз приоткрыла запертую дверь. Алексей никого туда не пускал и не заходил сам. Он мог крикнуть на нее, чтобы замолчала, мог выгнать ее, но Нателла была такой крепкой связью с реальной жизнью, от которой все равно никуда не уйти, и она любила его и хотела ему помочь. И ее грудь покачивалась в такт движениям рук, расчесывающих длинные волосы, глаза излучали такую нежность, слова были такими убедительными, а гладкие округлые бедра готовы были снова и снова открывать источник бесконечных наслаждений. Она положила деревянный гребень на столик и подошла к нему, лежащему на кровати, присела на край. «Милый мой, тебе нужна помощь. Ты очень сильный, но ты не справишься один, потому что у тебя нет времени. Тебе нужна помощь. Не отказывайся. Я люблю тебя. Я все сделаю для тебя. Я познакомлю тебя с людьми, они помогут».
