Евгений Сивков - Как опоздать на собственную смерть
… В семь утра Леля уже сидела в холле гостиницы. Я решил не подавать вида и не вспоминать о вчерашнем недоразумении в надежде, что она сделает то же самое. Усаживаясь в огромное кожаное кресло, я широко улыбнулся и, не отводя взгляда от ее горящих глаз, сразу взял с места в карьер:
– Леля, ты снова смотришь на меня взглядом заговорщика. А это обычно означает…
– Что мы летим на остров Окинава[105]. Планы изменились.
Договорить Леля мне не дала. Она положила на столик распечатки электронных билетов и немного пододвинула их ко мне.
– Рискну спросить – каким образом мне предстоит умирать на этот раз?
– Надеюсь, пока мы без этого обойдемся. Помнишь, я рассказывала тебе про американских ученых, которые пытались исследовать кровь твоего отца?
Я кивнул. В глубине души я был очень рад, что несостоявшийся ужин не станет поводом для укоров этим солнечным утром, а может быть, даже будет забыт навсегда. И это, несомненно, еще один плюс характера Лели – редкая для большинства людей тактичность.
– Речь идет об одном из выживших сотрудников лаборатории – ученике профессора Растума Роя, докторе Грайге Уилкоксе. Несколько лет назад он уехал в Японию и занялся изучением «голубых зон». Чуть позже он перебрался на Окинаву, при поддержке Токийского института геронтологии[106] организовал там университет и взялся исследовать секреты долгожителей этого уникального острова. Сейчас он зарабатывает огромные деньги на не в меру располневших американцах, стараясь одновременно убить двух зайцев: набить до отказа свой кошелек, а заодно и лишить жителей Соединенных Штатов титула самой тучной нации на планете. Он готов с нами сотрудничать. Поэтому мы сначала посетим доктора, а потом уже отправимся в Новый Свет.
– Но мы же должны встретиться с Растумом Роем! – недовольный такой резкой переменой планов возразил я.
– Пока нет! – отрезала Леля.
Я пожал плечами.
– Через несколько часов у нас рейс до Сиднея, оттуда до Токио, и уже из Токио мы попадем в Наха – столицу острова Окинава, где и живет наш доктор.
– Что ж! Раз ты говоришь, нам надо к этому Уилкоксу, значит, мы летим к Уилкоксу, – я развел руками и сам удивился такой покорности. Видимо, все же чувствовал свою вчерашнюю вину и хотел хоть как-то ее загладить…
Путешествие из Хобарта, столицы самого южного островного штата Австралии, которого мы так толком и не увидели, на остров Окинава, произвело на меня незабываемое впечатление. Уже после приезда, по прошествии нескольких дней, я продолжал вспоминать этот отрезок пути как одно из самых приятных событий моей жизни. Не все путешествие было равнозначным. Три перелета, один за другим, никак не могли радовать бренное тело живого человека. Первый, с острова Тасмания в Сидней, и третий – из Токио в Наха – оказались заурядными и скучными. Даже Леля в эти рейсы была какой-то вялой и необщительной. А вот второй полет – из Сиднея в Токио – превзошел все мои ожидания. Не то чтобы я раньше не летал бизнес-классом. Конечно, летал, и не раз. Наверное, дело было в том, что я никогда не летал бизнес-классом в Японию. А это, как говорят одесситы, «две большие разницы». Огромный «Боинг-777»[107] скорее напоминал летучий концертный зал, нежели самолет. Мне это понравилось уже потому, что, поднявшись на борт, я поймал себя на мысли: «Да я вроде и не в самолете!» Мягкие кресла, прямо как «дома у телевизора», раскладываются и превращаются в удобную кровать – можно поспать, не мучаясь в неудобной позе. Лететь-то ведь около десяти часов. Программа передач на борту обширнейшая: фильмы, новости, музыка. Правда, по большей части на японском языке. Но это ведь и не плохо – сразу начинаешь вживаться в среду, тем более что Леля уже предупредила – английского японцы не знают. Кроме, естественно, персонала гостиниц, ресторанов и банков. Насчет остальных можно не обольщаться. Со свойственной им вежливостью местные жители будут улыбаться, кланяться, говорить свое бесподобно-бессмысленное «аригато»[108], но не поймут ни слова, как бы вы ни старались, уповая на свой идеальный английский. Кстати, понять, в каких случаях японцы употребляют это слово, мне действительно не удалось. Даже Леля заблудилась в объяснениях и пришла к выводу, что раз мы не можем понять, значит, это нужно просто принять как милую местную традицию. На что я пошутил: главное, чтобы эта часть речи не оказалась тем самым злостным засорителем языка наподобие нашего «как бы» или английского well[109].
– Но они говорят так красиво! – парировала Леля, и мне оставалось лишь замолчать.
Но вот подремать мне так и не удалось, ведь именно сейчас, в этом самолете, летящем в Токио – столицу такой таинственной для европейца Японии, Леля вновь вернулась к своей обычной манере общения. Она вновь пичкала меня научной, культурной, исторической информацией, будто рядом со мной сидела не девушка, а находилась вселенская энциклопедия, к которой мне дали доступ. Впрочем, красота Лели все же играла в этом процессе немаловажную роль – из уст симпатичной женщины даже научный бред со всеми подробностями воспринимался как-то лучше, проникал в голову и – о, ужас! – задерживался в сознании. Итак, началось все с вводной лекции по истории культуры и религии Японии. По словам Лели, население этой страны на восемьдесят процентов состоит из синтоистов и на семьдесят из буддистов. А это означает, что когда японец справляет свадьбу – он синтоист, а когда хоронит родственника – он уже буддист. Я, честно говоря, не совсем понял столь вольное отношение к вере, и Леле пришлось «разложить по полочкам» суть всех религиозных учений.
– Так уж дано, что каждая религия преследует определенную цель. Например, буддизм – это путь Будды, его цель – достижение просветления. Идеал конфуцианства – следовать пути Конфуция и в итоге достичь социальной гармонии. Даосизм предлагает следовать по пути его основателя – Лао-цзы. Цель этой религии – достижение гармонии с природой.
– Ты пропустила христианство.
– Тут все тоже понятно – это путь Иисуса Христа, который всем обещает спасение.
– С этими религиями вроде разобрались, – пытаясь остановить ее разъяснения, подытожил я. – Но во что в итоге верят японцы?
За следующие час-полтора я узнал, что, оказывается, японцы взяли понемногу от всех религий. Ближе всех других практичной нации оказался синтоизм[110]. Это путь синто, или божества, а выражается он через преклонение перед ками[111]. Японцы считают, что ками насчитывается около восьми миллионов, но на самом деле это условная цифра, которая лишь подчеркивает, что ками бесконечное множество.
Слушая Лелю, я то и дело поглядывал в иллюминатор. Мы летели на высоте десять тысяч метров, а под нами расстилалась морская гладь. Среди, казалось бы, бескрайних просторов то и дело попадались острова: некоторые выглядели одинокими, гордыми и таинственными, другие держались кучками и боязливо жались друг к другу. Мне вдруг невыносимо захотелось очутиться на одном из этих островов одному… Хотя нет! Пожалуй, лучше там очутиться с Лелей. Я бы лежал в прохладной тени пальм, слушал шум волн, а Леля со свойственной ей дотошностью объясняла бы мне смысл очередной религии или посвящала бы в новые подробности дороги к бессмертию. А там глядишь, она посмотрела бы на меня, а я не смог бы отвести глаз от ее взгляда и… Фантазии захлестнули меня сверх меры, и я на время потерял нить разговора. Стараясь выкрутиться, я повернулся к Леле, которая, видимо, уже несколько минут молчала и вопросительно смотрела на меня, и сказал первое, что пришло в голову:
– Очень интересно!
Сделал я это с максимальной убедительностью. Как мне показалось, Леля в эту убедительность не очень-то поверила, но все же проявила снисходительность и продолжила объяснения, а я удесятерил попытки все переварить.
– Синто – это то, что нужно делать в данный момент. Это не столько религия, сколько социальная практика. При этом ками носит чисто прагматический характер. Если мать хочет, чтобы ее ребенок поступил в университет, она молится ками университета. Подчиненный мечтает о повышении зарплаты, значит, ему нужно молиться… ками начальника. Тебе это ничего не напоминает?
– Вроде нет… – поразмыслив минуту, ответил я. – А вообще удобно: хочешь снизить налог – молишься ками налоговой! Вот только если проверка пришла – тут, пожалуй, никакой ками уже не поможет! Молись не молись!
Леля рассмеялась.
– Ты опять про свое! А похоже на язычество[112]. Вспомни, как было на Руси: бог огня, бог дерева, бог озера…
– Согласен. Но от дани они все равно не спасали!
Леля сделала паузу, а я понял, что получу очередной укор за неудачную шутку
– Девушка, можно мне водички?.. Ой, и даме тоже!
Последние еловая адресовал стюардессе, маленькой, кукольного вида японке с ярким макияжем, который у нас считался бы вульгарным, но в данном случае совершенно не портил ее красоты.
